Страница 46 из 49
Но писатели XVIII столетия обогатили роман не только этим. Их открытие человека не было бы полным, если бы они не сделали попытки проникнуть в его внутренний мир. В истории английского романа эта попытка была осуществлена Ричардсоном и Стерном. Ричардсон «обнаружил наиболее интимные переживания человеческого сердца»; на долю Стерна «выпало сделать открытие, что индивид один и есть мир». Но ни тот, ни другой не смогли стать великими романистами; они не обладали необходимым для этого «устойчивым мировоззрением» и «крепкой хваткой действительности», которыми в полной мере владел Фильдинг.
Фокс явно преуменьшал присущую просветительскому роману ограниченность, объявляя его вершиной английского реализма, но он был глубоко прав, утверждая в качестве основной особенности этого романа пафос прославления человеческой личности.
Дальнейшее развитие английского романа связано с новыми открытиями в области изображения человека. Значительный шаг вперед в этом направлении был сделан Вальтером Скоттом. Основу новаторства Вальтера Скотта Фокс видит в историзме его творчества: «Он первый четко поставил вопрос о том, что недостаточно наблюдать человека, что его также следует рассматривать исторически». Созданные Вальтером Скоттом характеры не всегда представляют собой реальные исторические личности. «Разница между персонажами Скотта и персонажами Фильдинга заключается именно в том, что у первого это идеализации, тогда как у Фильдинга это типы». Как видим, Фокс и в данном случае обращается к Фильдингу, котбрый во всех случаях остается для него образцом непревзойденного мастера в создании человеческих характеров.
Успехи литературы XVIII века Фокс связывает с достижениями материалистической философии, и он глубоко прав, называя романы Фильдинга вершиной английской прозы XVIII столетия. Однако в оценке литературы XIX века Фокс явно ошибался. В истории развития романа XIX столетие представляется Фоксу «периодом отступления — отступления, которое закончилось паническим бегством наших дней». Он не сумел по достоинству оценить творчество критических реалистов Англии, и прежде всего Чарльза Диккенса. Чрезмерно и упорно подчеркивая «буржуазную ограниченность» Диккенса, Фокс впадает порой в вульгарный социологизм. Впрочем, в работе Фокса это проявляется не только в оценке Диккенса. Вся замечательная плеяда английских реалистов— Диккенс и Теккерей, Бронте и Гаскелл — охарактеризованы им противоречиво. Оценивая эпоху XIX века только как период «викторианского отступления», Фокс подчеркивает мысль о том, что капиталистическое общество с присущим ему «безличным характером отношений между людьми», с «нивелирующим влиянием капиталистического рынка» на творчество писателей было неблагоприятной почвой для успешного развития в литературе блестящих традиций прошлого.
Сильная сторона работы Фокса заключается в том, что он последовательно связывает творчество писателей-реалистов (Бальзак, Флобер) с общественным развитием, объясняя упадок творчества многих из них поражением революционных выступлений, торжеством буржуазии. Но Фокс не увидел и не понял органической связи между таким явлением в истории Англии, как чартистское движение, и творчеством английских критических реалистов. С этим связано его утверждение о том, что ни Диккенс, ни другие романисты XIX века не смогли почувствовать героический характер своего времени, не смогли создать образов «подлинно славных своих современников». Фокс не ставит в своей работе ни проблему народности творчества писателей-реалистов, ни вопрос о своеобразии художественного метода критического реализма. Этим и объясняется противоречивый характер его оценки творчества Диккенса.
Фокс называет Диккенса «последним великим английским романистом большого стиля», он ставит его много выше его современников. Он признает, что в лице Диккенса английская литература имела своего гения, «который полностью вернул роману его эпический характер, чей плодотворный ум создал рассказы, поэмы и фигуры людей, навсегда вошедших в жизнь говорящего по-английски мира». Но вместе с тем Фокс отказывает Диккенсу в умении делать большие жизненные обобщения, в проникновении во внутренний мир его героев. В конечном итоге Фокс сводит все творчество Диккенса к компромиссу с буржуазным обществом; «Он обладал фантазией, но не поэзией; юмором, но не иронией; сентиментальностью, но не чувством; он дал картину своего века, но он не был его выразителем; он вступил в компромисс с действительностью»…
В освещении Фокса XIX век не стал периодом значительных достижений в области изображения человеческого характера. Были отдельные взлеты, отдельные вспышки гения, отразившие кричащие противоречия эпохи и убежденность в невозможности достигнуть полноты человеческого существования в условиях буржуазного общества: это такие романы, как «Гремящие высоты» Э. Бронте, «Джуд Незаметный» Т. Гарди и «Путь всякой плоти» С. Батлера. Именно в этих книгах, как утверждает Фокс, «живет подлинная традиция романа, и писатель будущего признает их источником своего вдохновения, когда он возьмется за завоевание действительности».
Что же касается Диккенса, то вопрос о больших социальных обобщениях, содержащихся в созданных им характерах, остается не затронутым в работе Фокса. И это несмотря на то, что создание характера, правдивое изображение личности героя Фокс считал первым и необходимым условием полноценного романа.
Основную задачу писателей XX века Фокс видит в возвращении литературе ее настоящего, подлинного героя, в возрождении в литературе полнокровной человеческой личности. «Главная задача английского романиста— вернуть человеку принадлежащее ему по праву место в романе, включить в него цельный образ человека, понять и творчески воссоздать каждую фазу развития личности современного человека». Разрешению этой задачи помогут традиции прошлого. С этой целью Фокс и обращается к ним, но он оценивает их с позиций настоящего, и вопрос о путях развития современного ему романа привлекает его прежде всего. В чем причина его поражений и в чем залог его успешного развития в будущем? И то и другое Фокс справедливо связывает с мировоззрением писателя.
«При отсутствии мировоззрения, понимания жизни, невозможно полное и свободное проявление человеческой личности. Роман не может обрести новую жизнь, гуманизм не может возродиться до тех пор, пока не будет выработано такое мировоззрение».
В развитии романа XX века Фокс видит две противоборствующие тенденции: одна из них связана с кризисом буржуазного искусства, вторая — с достижениями прогрессивной литературы и развитием социалистического реализма.
Кризис модернистского романа Фокс обосновывает «кризисом мировоззрения среди самих романистов». Объектом его исследования становятся произведения Джойса и Хаксли, Пруста и Лоуренса. Он прослеживает процесс «разрушения личности» в творчестве этих писателей и процесс «разрушения структуры романа, его эпического характера», устанавливая самую непосредственную зависимость между этими явлениями и мировоззренческими основами творчества писателей-модернистов. Кризисные, болезненные явления в области буржуазного искусства вытекают из «философского эклектизма, упадочной философии воли и интуиции Ницше и Бергсона, эротического мистицизма Фрейда, субъективного идеализма различных неокантианских школ и, наконец, отрицания человеческого разума, отказа от Ренессанса и гуманизма, являющегося неизбежным результатом этого философского декаданса».
Процесс «умерщвления героя» в романах писателей-модернистов, антигуманистический характер их творчества, подмена правды жизни формалистическими исканиями— всему этому Фокс дает в своей работе вполне определенное объяснение. Отказываясь от создания личности героя, писатель «тем самым отказывается от реализма и от самой жизни». В чем заключается причина того, что писатели типа Джойса или Хаксли, каждый по-своему, убивали человека? Чем объясняется, что «исторический характер человека» вытесняется из их творчества формалистическими изысканиями и стремлением создать схему человеческой личности «вообще»?