Страница 24 из 49
Эпоха между двумя мировыми войнами отчетливо делится на два периода — 20 и 30-е годы. И если в первое послевоенное десятилетие всколыхнулась волна декадентской литературы и новый стимул для своего развития получили модернистские течения, то 30-е годы стали периодом размежевания прогрессивных и реакционных сил в области культуры, периодом значительных достижений прогрессивной литературы, становления и развития марксистского литературоведения в Англии. Своеобразие каждого из этих двух десятилетий сказалось на творчестве всех английских писателей.
В сложных условиях кризиса и распада буржуазной культуры послевоенных лет развивается реалистическая литература Англии. Продолжая традиции критического реализма предшествующих десятилетий, откликаются на события современности писатели-реалисты старшего поколения.
20-е годы были не только годами кризиса. Именно в это время Джон Голсуорси завершает свою «Сагу о Форсайтах» и создает «Современную комедию» — наиболее значительные реалистические полотна английской литературы послевоенных лет.
Сложный путь от увлечения «богоискательством» к созданию такого остро критического и своеобразного по замыслу и характеру его воплощения романа, как «Мистер Блетсуорси на острове Рэмпол» (1928), проходит в эти годы Герберт Уэллс.
В 1924 г. был опубликован роман Э. М. Форстера «Поездка в Индию», ознаменовавший новый этап в творческом развитии одного из выдающихся мастеров английской прозы. Полемика с Киплингом, выраженная в романе антиимпериалистическая тенденция, резко критическое изображение колониального чиновничества и утверждение права народов Индии самостоятельно распоряжаться судьбами своей страны определили значение произведения Форстера, утвердившего жанр антиколониалистского романа в английской литературе новейшего времени.
В конце 20-х годов появился и один из лучших антивоенных романов в Англии — «Смерть героя» Ричарда Олдингтона — гневное и страстное обличение мировой войны.
Все эти книги, созданные писателями-реалистами старшего и младшего поколений, противостояли модернистской литературе, отстаивали и развивали традиции реалистического искусства.
Одну из основных задач литературы писатели-реалисты справедливо видели в создании жизненно-правдивого и многогранного человеческого характера. И не случайно, что те из них, которые были наиболее смелы и категоричны в своем обличении существующих порядков, испытывали особую потребность в создании образа человека действующего. Так, именно в 20-е годы Бернард Шоу — самый беспощадный и остроумный критик буржуазной Англии — создает свою «Святую Жанну» (1923). Его интерес к героическому образу, к человеку активного действия, в характере которого заложены пре-образующие творческие силы, знаменателен. Шоу ищет новые формы для воплощения своих замыслов. Гротескные образы, парадоксально-фантастические ситуации, обращение к буффонаде и фарсу, интерес к философской утопии сочетается в его послевоенном творчестве со стремлением создать характер героический. Так рождается его «Святая Жанна» — пьеса о народной героине Франции, легендарной Орлеанской деве, простой крестьянской девушке Жанне д'Арк. Простую и обаятельную Жанну, с ее ясным умом и непосредственностью, Шоу противопоставляет честолюбивым интриганам, которые помышляют о своей карьере гораздо больше, чем об интересах родины. История героического подвига Жанны достигает в пьесе Шоу трагического звучания. Приговоренная к сожжению на костре после объявления ее еретичкой, Жанна остается в полном одиночестве. Она предана и покинута прежними союзниками. Как подлинная героиня встречает она свою смерть, гордо отказываясь от «милости» быть заживо погребенной в каменном мешке. «Лучше сгореть, чем так жить — как крыса в норе!» — восклицает она. Своих истинных друзей Жанна видит в простых людях Франции. Ради них и ради своей милой Франции мужественно и просто совершает она свой подвиг. Какой страстной уверенностью звучат ее слова о бессмертии подвига, совершенного ради народа: «Если я пройду через огонь — я войду в сердце народа и поселюсь там на веки вечные».
Жизнеутверждающие мотивы звучат и в послевоенных пьесах-памфлетах Шоу, посвященных современной ему Англии («Горько, но правда»— 1932). Нелепое и противоестественное устройство жизни сказалось на взглядах, характерах и поведении его героев. Их угнетает бремя традиций, они превратились в жертвы установленных порядков, но они мечтают об иной, содержательной жизни, хотя сила привычки и инерции не дает слишком часто прорываться этим мечтам. Герои Шоу ищут свои пути в жизни. И сам писатель, не приукрашивая и не идеализируя их, верит в них и отстаивает их человеческое достоинство. Персонажи пьесы «Горько, но правда» стремятся к новой, осмысленной жизни.
Реалистическое искусство ведет борьбу за человека. В послевоенные годы, когда английский модернистский роман переживал период своего расцвета, это имело особенно важное значение. Литературная борьба между двумя основными направлениями в области романа развивалась и крепла. В той или иной форме в нее включились все писатели. Голсуорси и Уэллс, Форстер и Олдингтон отстаивали принципы реалистической эстетики и вели решительную полемику с модернистским искусством.
Мысль о принципиальном различии тех путей, по которым шли писатели-реалисты и модернисты, очень четко выразил в одном из своих писем к Джеймсу Джойсу Герберт Уэллс. Это письмо было написано им в ноябре 1928 г.
«Мой дорогой Джойс!
Я изучал вас и много думал о вас. Результат таков, что я вряд ли смогу сделать что-либо для пропагандирования вашего творчества. Я преисполнен огромного уважения к вашему гению еще со времени появления ваших первых книг и теперь испытываю большую личную симпатию к вам, но мы с вами идем совершенно различными путями. Вы получили воспитание католическое, ирландское, бунтарское. Мое же было выдержано в традициях научных, созидательных и, как я полагаю, английских. Мой склад ума — это мир, где возможен значительный процесс соединения и концентрации (энергия и размах возрастают за счет экономии и концентрации усилия) — развитие, не строго обязательное, но интересное и возможное. Эта игра влечет и удерживает меня. Для этой цели мне нужны язык и строй речи предельно простые и ясные. Вы начали как католик, иначе говоря, вы начали с системы ценностей, находящихся в резком разрыве с реальностью. Ваше духовное существование испытывает гнет чудовищной системы противоречий. Возможно, вы верите в целомудрие, чистоту и бога для себя самого лично— и именно поэтому разражаетесь криком по поводу всяких влагалищ, экскрементов и исчадий ада. Так как я не верю в эти вещи, — разве лишь как в ценности сугубо личные, — мой разум никогда не бывал взбудоражен до протестующих выкриков фактом существования ватерклозетов и дамских гигиенических бандажей — и незаслуженных ударов судьбы. И если вы воспитывались в иллюзиях политического насилия, то я воспитывался в иллюзиях политической ответственности. Вам это кажется прекрасным — бросить вызов и взорваться. А мне это не кажется нисколько.
Теперь относительно вашего литературного эксперимента. Это явление значительное, потому что вы сами личность значительная и вы в своем громоздком сочинении выявляете могучий выразительный талант, который не поддается никакой дисциплине. Но я не считаю, что все это имеет какой-нибудь смысл.
Вы отвернулись от простых людей, от их насущных нужд, от их ограниченного времени и ограниченного интеллекта и дали волю своему творчеству. А результат? Множество загадок. Ваши два последних сочинения было куда забавнее и интереснее писать, чем будет читать их когда-либо. Рассматривайте меня как типичного рядового читателя. Получу ли я удовольствие от такого произведения? Нет. Чувствую ли я, что приобретаю нечто новое и поучительное как тогда, когда читаю ужасный перевод Анрепа дурно написанной книги Павлова об условных рефлексах? Нет. Поэтому я спрашиваю: кто такой, черт побери, этот Джойс, который отнимает у меня столько часов бодрствования из немногих тысяч оставшихся мне в жизни, чтобы я по достоинству оценил эти выкрутасы, эти вымыслы и проблески озарения?
Все это моя точка зрения. Возможно вы правы, и я совершенно неправ. Ваш труд — это необыкновенный эксперимент, и я не пожалею усилий, чтобы уберечь его от разрушительного и ограничительного вмешательства. У него есть свои приверженцы и свои последователи. Пусть они получают удовлетворение. Для меня это тупик.
…Но мир велик, и в нем достаточно места для того, чтобы мы оба оказались неправы»[59].
59
R. Е ll m an. James Joyce. New York, 1959, pp. 620–621.