Страница 69 из 109
Близкие по своей сути проблемы возникают и при работе с фольклорными источниками. Здесь, вероятно, следует вспомнить выдающиеся труды А. Н. Веселовского, который развил мысль Ф. И. Буслаева о многослойном составе русского эпоса, об осложнениях, с которыми столкнулась исходная основа фольклора. Веселовский выступил против узкого понимания мифологического истолкования всего народно-поэтического творчества христианской поры. При этом выдающийся исследователь фольклора вполне справедливо полагал, что при близости исходных условий «мифический процесс может независимо повториться на двух совершенно различных почвах»[395] и вызвать при этом одинаковые формы.
В средние века, «вторую пору великого мифического творчества», были созданы христианские мифы,
«в которых, — согласно А. Н. Веселовскому, — вследствие единства психического процесса могли самостоятельно воспроизвестись образы и приемы языческого суеверия»[396].
Христианские заговоры часто
«столь похожи на древние языческие заклятия не потому, что повторяют их в новой форме, а вследствие самостоятельного воспроизведения мифического процесса на христианской почве»[397].
Стремление приверженцев существования «двоеверия» любой христианский образ непременно подвести под языческий миф потеряет свою силу, если будут учтены жизненные процессы народного творчества («физиология фольклора», по Веселовскому). Мифологи упускают из виду ту «пластическую силу»,
«которая творит в сказке, песне, легенде, не столько развивая их внутреннее содержание (что собственно и принадлежит мифологической экзегезе), сколько их чисто формальную сторону»[398].
Очевидно, фольклорные явления нельзя сводить только к мифологии, многое в них (согласимся с А. Н. Веселовским) может и должно быть объяснено
«единственно тою силою фантазии, которая творит ради самого творчества, без всякого отношения к развитию затаенной внутри мифической основы. Чем более теряется сознание этой основы, чем чаще меняется мифологическая почва, например, при смене одной религиозной системы другою, тем более открывается простора самостоятельному действию этой пластической силы, не связываемой более внутреннею потребностью точно выразить содержание поблекшего мифа»[399].
К этому трудно что-либо добавить.
Судя по всему, дальнейшая разработка вопросов методологии и методики изучения реликтовых слоев информации в сравнительно поздних источниках позволит существенно уточнить наши представления о механизмах и результатах взаимодействия различных традиций в рамках единой формировавшейся культуры Древней Руси. Пока же можно привести несколько выводов (Н. И. Толстого и М. Элиаде), которые на сей день представляются достаточно обоснованными.
1. «Христианство лишь частично уничтожило довольно свободную и и некоторых отношениях достаточно аморфную структуру язычества, поставило его в иные условия и подчинило своей значительно более высокой иерархии ценностей. Бытовое христианство предоставило языческим мифологическим персонажам и представлениям статус "нечистой силы", отрицательного духовного начала, противостоящего силе "крестной", чистой и преисполненной святости. Образно говоря, в народном фольклорном представлении небо оказалось занятым силами небесными, праведными и божественными, преисподняя, подземный мир, болота, ямы и овраги — силами нечистыми и темными, а земля — место борьбы двух миров и начал, и человек и его душа — средоточие этой борьбы. Силы эти все же неравноправны и не равновелики, ибо воля Божья и промысел Божий господствует над всем и определяет все. Такое народное христианское мировоззрение, типичное для славян обеих конфессий — православной и католической, нельзя считать и называть двоеверием, поскольку оно цельно и представляет собой единую систему верований»[400]. (Курсив мой. — И.Д.)
2. «Для крестьян Восточной Европы такое положение вещей было вовсе не "оязычиванием" христианства, а напротив, "охристианиванием" религии их предков. Когда будет написана история этой "народной теологии", как она проявляет себя в календарных праздниках и религиозном фольклоре, станет ясно, что "космическое христианство" не является ни новой формой язычества, ни синкретизмом язычества с христианством. Оно является совершенно своеобразным, религиозным творением, где эсхатология и сотериология приобретают космические размеры народного христианства, С другой стороны, как раз христианский, а не "языческий", дух пронизывает все эти творения фольклора; все концентрируется на спасении человека…»[401].
3. «Язычество и его элементы не следует воспринимать как нечто совершенно чуждое христианству, как его антипод во всех отношениях и компонентах. Язычество…в течение веков, еще в дохристианскую пору эволюционировало и во многом сохраняло наслоения разных периодов»[402].
В то же время вся христианская образованность III–V вв. н. э.
«полна языческих реминисценций. Даже представители церкви тщетно ломают свою природу, стараясь забыть Цицерона. Церковь не в силах преобразить христианскою идею, языческую культуру и, нуждаясь в ней, принуждена принимать ее целиком»[403].
4. Само это специфическое явление, которое, видимо, правильнее во всех отношениях называть народным христианством, а не «двоеверием», вобрало не только христианскую и языческую (в узком смысле — восточнославянскую) традиции, но и мощный пласт так называемой городской, ахристианской культуры, во многом определившем характер и формы нового духовного симбиоза.
Лекция 8
ОБЫДЕННЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ДРЕВНЕРУССКОГО ЧЕЛОВЕКА
Все сказанное и предыдущей лекции позволяет хотя бы и общих чертах реконструировать те общие представления и установки, которые определяли поведение древнерусского человека, заставляли его поступать так, а не иначе. Опираясь на данные источников, попытаемся восстановить и описать основные из них.
Коль скоро человек пребывает одновременно, так сказать, в трех ипостасях — как существо живое, разумное и социальное, материал излагается в трех разделах: природа, человек и общество. Конечно, такая структура в значительной степени условна, поэтому многие вопросы «перекликаются» между собой. Надеюсь, это не затруднит восприятия дальнейшего лекционного материала, а может быть, даже позволит создать достаточно объемный образ системы духовных ценностей людей Древней Руси.
Кажется, что наше видение окружающей реальности — единственно возможное и вполне «естественное». Оно представляется нам непосредственным. На самом же деле оно опосредовано множеством категорий, присутствующих в нашем сознании в неявном виде и столь привычных, что мы их попросту не замечаем. И чем менее они заметны, тем большую власть имеют над восприятием человека, тем и большей степени от них зависит, какой образ окружающего мира представляется ему нормальным. И тем менее они доступны для осознания как самим носителем этих понятий и образов, так и человеком посторонним. И все-таки попытаемся, насколько это возможно, заглянуть по «внутренний» мир человека Древней Руси, увидеть окружающую его природу хотя бы приблизительно так, как видел ее он сам.
395
Веселовский А. Н. Заметки и сомнения о сравнительном изучении средневекового эпоса: По поводу итальянских сказок // Веселовский А. Н. Собрание сочинений. М.-Л., 1938. Т. 16. С. 9.
396
Веселовский А. Н. Заметки и сомнения о сравнительном изучении средневекового эпоса: По поводу итальянских сказок // Веселовский А. Н. Собрание сочинений. М.-Л., 1938. Т. 16. С. 11.
397
Веселовский А. Н. Заметки и сомнения о сравнительном изучении средневекового эпоса: По поводу итальянских сказок // Веселовский А. Н. Собрание сочинений. М.-Л., 1938. Т. 16. С. 11.
398
Веселовский А. Н. Заметки и сомнения о сравнительном изучении средневекового эпоса: По поводу итальянских сказок // Веселовский А. Н. Собрание сочинений. М.-Л., 1938. Т. 16. С. 9.
399
Веселовский А. Н. Заметки и сомнения о сравнительном изучении средневекового эпоса: По поводу итальянских сказок // Веселовский А. Н. Собрание сочинений. М.-Л., 1938. Т. 16. С. 9–10
400
Толстой Н. И. Религиозные верования древних славян. С. 146
401
Элиаде М. Аспекты мифа. С. 172, 173.
402
Толстой Н. И. Религиозные верования древних славян. С. 160.
403
Карсавин Л.П. Культура средних веков. Киев, 1995. С. 15.