Магистраль

Вдоль стен громоздились три высоченных шкафа с матовыми дверцами и барочными финтифлюшками по углам. Вместо ожидаемых реликтовых стульев с прямыми спинками в комнате оказалось два обычных офисных кресла. Освещение тоже было относительно современным: на потолке висело несколько плафонов, один из которых горел вполсилы и периодически выключался, издавая при этом тонкий сухой треск.

– Не хватает настольной лампы, – заметила Ася. – Сюда нужно лампу с зеленым абажуром. И бюстик.

– Бюстик?.. – отрешенно произнес Василий Вениаминович, раздумывая, куда бы положить снятую шляпу. Не найдя чистого места, он водрузил ее обратно на голову. – Какой бюстик?

«Не какой, а чей», – мысленно поправил Шорохов.

Ася перехватила его взгляд и, запахнув шубку, ногой подкатила к себе кресло.

– Я имела в виду пресс-папье.

– А-а… Нет, не надо. От этого мусора давно пора избавиться. – Лопатин со скрипом выдвинул ящик стола и достал оттуда ноутбук. – Руки не доходили… – посетовал он, обращаясь в основном к Олегу.

Шорохов, не зная, куда приткнуться, облокотился на неровно выкрашенную стену.

– Василий Вениаминович… – Он тоскливо поднял глаза к мерцающему плафону. – Я в вашей бухгалтерии до пенсии не разберусь.

– А чего тут разбираться? Очень просто. Посмотри-ка.

Олег неохотно повернулся и увидел на столе новую коробку. Лопатин разыскал огрызок карандаша и прорвал им скотч. В коробке оказался портативный уничтожитель документов. Василий Вениаминович взял листок из ближней стопы и сунул его в прорезь.

– Во-от… – сказал он, доставая из контейнера щепотку бумажной лапши. – Часа за полтора должен управиться. Действуй. А я пока железки тебе выдам.

Олег опустил в уничтожитель какую-то страницу. Ножи вырвали ее из руки и мгновенно сжевали. Он скормил им вторую, а затем и третью с четвертой. В принципе, занятие Шорохову нравилось, однако не так сильно, как оно могло бы понравиться ему лет в пять или шесть.

Механически изводя бумагу, он продолжал рассматривать кабинет, мебель и хлам на столах. Листы попадались разные, некоторые были отпечатаны уже не на машинке, а на матричном принтере, судя по качеству – девятиигольчатом, однако форма не менялась: везде были хрестоматийные «Исх. №” и «Вх. №”, какие-то индексы с латинскими буквами, и везде – краткий отчет.

«СУБЪЕКТ: М., 55, Россия, 2049.

ОБЪЕКТ: Ж., 22, Россия, 1997.

ВТОРЖЕНИЕ: передача лекарственных препаратов (эмбриоган, иммунактив-тетра, геморегулон).

ЦЕЛЬ: сохранение беременности.

СЛОЖНОСТЬ: Стандарт, класс А.

КОМПЕНСАЦИЯ: адекватная, стандартная.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО. Внимание: рецидив! Предлагаю более радикальные меры на Ваше усмотрение».

Внизу, как и положено в приличном документе, стояли дата и подпись:

«17 января 1978 года. Оператор Лис».

– Увлекся? – Василий Вениаминович приблизился к Олегу и заглянул через плечо.

Шорохов торопливо впихнул листок в уничтожитель.

– Интересно, что тут у нас… – Лопатин вырвал из-под ножа страницу и, разгладив, поднес ее к лицу. – М-м… ничего особенного, рутинная работа. Таких случаев большинство. Восстановить картину сможешь?

– Василий Вениаминович, дайте я попробую, – подала голос Ася. – Кстати, курить здесь нельзя?..

– Тебе – не знаю. Мне точно можно, – ответил тот, извлекая из кармана жестяную банку с табаком. – А операцию должен реконструировать Шорох. Для Прелести у меня что-нибудь посложней найдется.

Ася наморщила носик – о своем позывном она уже забыла, вернее, надеялась, что забыл начальник.

– Давай, Шорох, это легко, – поддержал Лопатин.

Олег прислонился к столу и снова просмотрел текст.

– С самого начала?..

– Да хоть с конца.

– Нарушитель… мужчина. Возраст – пятьдесят пять лет. Год отправления – две тысячи сорок девятый. Год прибытия – тысяча девятьсот девяносто седьмой. Объект – женщина, двадцать два года… – Шорохов прикрыл один глаз. – Она его старше на девятнадцать лет.

– Считаешь ты хорошо. Дальше.

– В связи с целью вторжения… предполагаю, что объект – его мать.

– Так… – Лопатин одобрительно склонил голову.

– Тысяча девятьсот девяносто седьмой… Ему тогда было три года, возможно, неполных. Тут сказано про лекарства и сохранение беременности. Вероятно, в это время матушка носила в себе его братишку. А может, сестренку. И… Не получилось у него братишки. А ему так хотелось, что он даже в пятьдесят пять лет эту мечту не оставил. В две тысячи сорок девятом он добрался до синхронизатора, взял с собой медикаменты… – Олег сверился с отчетом. – Эмбриоган… иммунактив-тетра… Я о таких не слышал.

– Не важно, – сказал Лопатин. – Правильно. И в девяносто седьмом Лис его обезвредил.

– Действительно, Лис, – вспомнил Шорохов. – А сам он…

Нижняя часть страницы была оторвана – все, что шло после слова «ДОПОЛНИТЕЛЬНО», уничтожитель успел превратить в стружку.

– А сам Лис служил в тысяча девятьсот семьдесят восьмом. В моем оперотряде. И вот, что от него осталось… – Василий Вениаминович указал на ворох пожелтевшей бумаги. – Не от Лиса, естественно. От моего отряда… Держи, оператор, – он передал Олегу свернутый кожаный ремень. – Тут весь набор, и мнемокорректор в том числе. Что, сразу бросишься закрытые сектора восстанавливать?

– Погожу пока… – буркнул Шорохов, принимая пояс.

В специально отведенных кармашках находился штатный комплект опера: станнер, мнемокорректор и главный помощник правосудия – синхронизатор. Плоская металлическая коробочка, которая опрокидывала мир уже столько раз, что старина Архимед со своим умозрительным рычагом расплакался бы от зависти. Опрокидывала и вновь восстанавливала. И опять опрокидывала – если оказывалась не в тех руках.

Олег вытащил синхронизатор из ремня и, взвесив его в ладони, сунул обратно в узкое отделение. Ячейка была еще не растянута, прибор вошел в нее туго, как нож в живое тело.

Станнер смахивал на разобранный пистолет. Матовая рукоятка требовала приделать к себе ствол – хоть какой-нибудь, хоть самый короткий, «бульдожий» – без него прибор казался неполноценным. Зато не вызывал возбуждения у милиции.

Третье устройство выглядело и вовсе не интересно. Мнемокорректор даже не с чем было сравнить, разве что с чехлом от сигары, как подумалось Олегу во время теста. Овальная заглушка, закрывавшая крохотное табло, прилегала к корпусу настолько плотно, что найти ее можно было лишь на ощупь. Кнопка, такая же незаметная, находилась в торце.

Шорохов распихал снаряжение по кармашкам и застегнул ремень поверх джинсов.

Ася к его осмотру «железок» отнеслась равнодушно – видимо, свой пояс она уже получила. Безмятежно покуривая в кресле, она стряхивала пепел куда-то в сторону, прямо на пол.

Василий Вениаминович все это время набивал трубку и с любопытством следил за Асей. Убрав банку с табаком, он сказал:

– Не забудь затоптать бычок.

Она отвлеклась от своих мыслей и непонимающе посмотрела на Лопатина.

– Бычок, – повторил тот.

Ася сделала последнюю затяжку и, бросив окурок, прижала его подошвой.

– Вот и славно, – мурлыкнул Лопатин. – Теперь у Прелести есть моральное право помыть полы. Тряпка должна лежать вон там, – он указал на проем между шкафами.

Олег, перегнувшись через стол, обнаружил в комнате боковую дверь с двумя фанерными табличками «М» и «Ж».

– Я, вообще-то, Василий Вениаминович… – начала Ася, но договорить он ей не дал.

– А ты, Шорох, побыстрее с бумажками! Пока порядок на наведем, спать не ляжем.

– Спать тоже здесь? – осведомилась Ася и, заглянув в туалет, отпрянула. – Бо-оже!..

– Во-во, – произнес Лопатин. – Чтоб мои опера в такой антисанитарии сидели?.. Не позволю. Так что вперед, друзья! Ну и я, чем смогу…

Он выудил из-за шкафа тощий веник и взмахнул им, перегоняя плотный клуб пыли на другое место.

Олег вернулся к резке документов. Уничтожив первую, не самую объемную пачку, он расчистил часть стола. Под бумагой валялась масса мелкой ерунды вроде ржавых точилок, спичек и засохших стержней от шариковой ручки. Среди этого мусора лежала кривая бурая сигарета марки «Новость».