Страница 4 из 129
Воспоминание о славпом прошлом вызывает в пем гордость и одновременно депрессию, ощущение ничтожности настоящего.
Мотивы «страстей» создают лишь фон «Песен страстной пятницы», но не определяют направленности книги. Ее ключевым стихотворением является «Рождественская колыбельная»; в отличие от радостного «Романса в сочельник» («Баллады и романсы»), она исполпепа горечи и серьезности:
Спи Христос, спи, святое дитя!
Будут руки и ногн в крови У тебя за призывы к любви,
Лишь ценою страданий суровых Человечество сбросит оковы.
Спи, Христос, сни, святое дитя!
Тот же выстраданный оптимизм п решительность отличают стихотворение «Встань из гроба!», найденное позже п включаемое теперь в «Песни страстной пятницы».
Кто дрожит, заслышав громы, тот погиб, •
навек потерян,
Лишь отважных и прекраспых Из могилы бог поднимет.
Нет весенних дней без грома,
Лишь пройдя по крови, сможешь Встать из гроба, встать из гроба!
Ядро «Песен страстпой пятницы», в которых поэт говорит о притеснениях чешского народа Австрийской монархией, словно обрамлено двумя стихотворениями, очень различными по стилю и настроению: «Мой цвет крас-пый и белый» и «Только вперед!». В них Неруда открывает перед своим народом более ясные перспективы, призывая его неуклопно идти вперед. Каждая строка тут – результат напряженной работы мысли и глубокого чувства, у каждой строчки – свой идейный заряд, осененный духом истинной поэзии. Оба эти стихотворения чешский народ до сих пор моячет считать своей национальной программой.
«Песни страстной пятницы» Неруда не завершил. Они были подготовлены к издапию поэтом Ярославом Врхлицким и вышли в 1896 году, несколько лет спустя после смерти Неруды (1891 г.). Несмотря на то, что этот сборник не закончен, он представляет собой монументальное завершение того могучего поэтического свода, который воздвиг Неруда своим творчеством, начав с отчаяния «заживо погребенных» и придя к пепоколебимой вере в конечное торжество народа.
Уже в первых своих стихотворениях Яп Неруда открыл живительный источник, который питал все последующие книги его стихов; тот же родпик питал творчество и таких поэтов, как И.-В. Сладек, Й.-С. Махар, В. Дык,
С.-К. Нейман, Йозеф Гора, Ярослав Сейферт и Франтишек Галас. Эта лирика имеет своим предметом не только субъективные переживания поэта, она живет насущными проблемами своей эпохи и стремится быть обществен ао-действенной. Это лирика конкретная и реальная, сдержанная в выра-
знтельных средствах, обходящаяся без внешних эффектов, трезвая, правдивая и убеждающая.
Как художник Неруда поставил перед собой величайшие задачи: следовать во всем велшшм мировым писателям и учиться у них. Разумеется, он прекрасно знал и отечественную литературу, в особенности творчество Махи, Эрбена, Немцовой и Гавличка, на которое опирался, развитая но-своему, но-нерудовски, их традиции. Многое почерпнул он и из сокровищницы чешского народного творчества, из народных несен и поговорок, из народной разговорной речи.
Поэт прожил жизнь, исполненную страстей, пылких чувств, он обладал глубокой восприимчивостью и огромной интеллектуальной силой. Это роднит его с великими художниками Ренессанса. Большую часть жизни он, однако, прожил в нищете и самоограничении, как аскет, посвятивший всего себя лишь избранному делу. Его творческое наследие велико, глубоко человечно и по духу очень национально. О Неруде можно повторить все то, что говорит его герой Бушек из Вильгартиц о чешском народе:
Народ наш с большою,
Немного суровой, особой душою,
Особой своей красотою цветет.
Существенную часть творчества Неруды составляет его художественная проза и публицистика. Он работал в газетах с первых шагов в литературе и закончил свою литературную деятельность также на страницах газет. Сначала он сотрудничал в пражских немецких газетах «Tagesbote aus Boehmen» и «Prager Morgeiipost», где помещал статьи о новых книгах, театральных премьерах и иных событиях' культурной жизни: талант Нерудьыкурналиста расцвел особенно в 60-е годы, когда австрийское правительство вновь разрешило издавать чешские газеты. Ответственный за рубрику «Культура» в таких газетах, как «Час», «Глас», «Народни листы», Неруда на протяжении двадцати лет писал в них о новых изданиях, спектаклях, выставках. Он анализировал произведения современников, поэтов и писателей своего поколения – Галека, Гейдука, Светлой, Пфлегера-Мирав-ского, а также молодых поэтов: Шольца, Чеха, Сладека и Врхлицкого. Для пего всегда было важно одно – насколько их творения художественно правдивы и как они содействуют общественному и национальному прогрессу. Как театральный критик он оценивал репертуар, работу режиссера и игру актеров, обращал внимание на настроение зрителей и политику театрального руководства. Свидетельством его интереса к театру явились его «закулисные» фельетоны «Театральные заметки» (1881), в которых он, подделываясь под жаргон актеров, рассказывал об их работе, и сборник «Парод себе» (1880), где Неруда призвал чешскую общественность оказать помощь на завершающем этапе строительства Национального театра. Его перу принадлежит также несколько комедий и одна трагедия, но па сцене они ие имели успеха. Свои критические заметки Неруда не считал литературным творчеством. Однако его статьи по вопросам искусства оказали немалое влияние и на развитие чешской литературы и театра, и на развитие чешской критики вообще.
Свою обширную публицистику Неруда издал в двух книгах дорожных очерков – «Парижские картинки» (1864) и «Картины чужбины» (1879), материал для которых собрал, путешествуя по Парижу, Италии, Балканам и Ближнему Востоку. Из остальной массы статей и очерков было подготовлено пять томов: два первых тома – «Студии короткие и очень короткие» (1876)-наряду с документальными социальными статьями и размышлениями над проблемами прогресса и гуманизма, наряду с информацией о культурных ценностях других народов, содержали исследования о современном человеке и современном искусстве. Антиподом этим серьезным статьям и очеркам являются юмористические зарисовки различных сторон человеческого бытия (еда, танцы, курение и т. д.). Третий том – «Шутки игривые и колючие» (1877) – настроен на юмористический, развлекательный лад. Здесь фельетоны о человеческих недостатках соседствуют с саркастическими, в которых Неруда выступал как борец за общественный и культурный прогресс. Последние два тома включали переизданные старые путевые очерки и новые, возникшие после путешествий в Вену, на остров Гельголанд и в бисмарковскую Германию. Достойны внимания очерки Неруды о чешском пограничье, где писатель критикует жестокую германизацию и насильственную денационализацию этого края.
Дома и на чужбине Неруда изучал прежде всего людей, жизнь улиц, мастерских, магазинов, кафе, ресторанов, танцевальных залов, жизнь в поездах и трамваях. Его привлекало движение, разнообразные проявления человеческого темперамента и активности. Возвращаясь домой, он сравнивал заграничные впечатления с жизнью Праги и Чехии. В то время как во Франции, например, жизнь кипела и била ключом, у него на родине царило уныние, застой, безволие и бездеятельность. В духе революции 1848 года Неруда боролся за национальное и социальное освобождение народа и личности, стремясь прежде всего поднять культурный уровень и развить общественное сознание широких народных масс. Он искренне радовался первым успехам общественного движения 60-х годов. Его оптимизм, однако, начал ему изменять, когда он осознал, что в Чехии нарождается новая аристократия. Вместе с ее возникновением начали углубляться противоречия между отдельными слоями народа, стихийные проявления естественной народной жизни стали угасать, стесненные рамками общественных условностей. Чешские промышленники и помещики защищали свои интересы с помощью немецкой буржуазии. Неруда не мог оставаться сторонним наблюдателем этого процесса, и он много раз вступал в борьбу с реакционной партией старочехов, с немецкими националистами, и это вмешательство приносило ему множество огорчений.