Страница 1 из 10
Татьяна Коган
Амнезия души
© Коган Т. В., 2015
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
Глава 1
– Мне страшно. Понимаешь? Я не могу нормально жить, зная, что этот маньяк где-то ходит, целый и невредимый. Его нужно найти! – Лиза с силой впечатала окурок в стеклянную пепельницу и тут же достала новую сигарету.
– Ты много куришь, – мягко заметил Макс.
– Не грузи. Просто найди эту мразь. Найди и убей, – Лиза подняла тяжелый, холодный взгляд, глубоко затянулась.
– Пол-Москвы ищет эту гниду, – он накрыл ладонью Лизины пальцы. – Прошло только две недели. Дай время.
– Прошло уже две недели, Макс! – огрызнулась та, высвободив руку. – Я тебе всучила кучу бабла на это дело, распоряжайся им как угодно, но сделай так, чтобы все, слышишь – не половина, – а все полицейские города искали урода! Я спать боюсь, – Лиза откинулась в кресле, скрестив руки на груди. – Двое охранников у дверей меня совершенно не успокаивают!
– Принцесса, не паникуй, – Макс наклонился к ней и ощутимо сжал ее плечи. – Ты в безопасности. Больше с тобой ничего не случится. Я обещаю.
– Не обещай то, чего не можешь гарантировать, – отрезала Лиза. – Маньяк продержал меня взаперти два месяца и сбежал, не оставив следов. Он очень умен. Не стоит его недооценивать.
Они сидели на кухне у нее дома, на столе остывал свежесваренный кофе, в приоткрытое окно доносился шум городских улиц. Летний день шел на убыль, обычно притягательное предзакатное небо сегодня выглядело неопрятно, как полинялая голубая тряпица.
Лиза вспомнила, как очнулась в больнице на жесткой кушетке с белой простыней. Простыня показалась ей невообразимо свежей, стены и потолок – невыносимо чистыми, а солнечный свет, бивший в окно, – сюрреалистически ярким. Лиза зажмурилась от боли, но резь в отвыкших от света глазах не утихала. Слезы просачивались из-под ресниц и скатывались по щекам в ушные раковины. Лиза осторожно открыла веки, вытерлась краем одеяла и увидела Макса. Он сидел возле кушетки на неудобном твердом стуле и дремал.
– Я хочу черной смородины, – произнесла она, сама не зная почему.
Макс вздрогнул и вскочил на ноги с диким воплем:
– Лизка! Ты очнулась!
– Не ори, – поморщилась та.
– Прости! Как же ты меня напугала, если бы ты только знала, – Макс осторожно обнял подругу. – У меня столько вопросов! Но тут тебя уже давно караулят, хотят взять показания, – он указал на дверь, у которой топтался следователь. – Подожду в коридоре.
– Нет. Останься, – попросила она.
Разговор со следователем затянулся. Лиза скрупулезно отвечала на вопросы, стараясь не упустить ни одной важной детали. Любая мелочь могла стать решающей в поимке злодея. Напрягала память, вспоминая звуки и запахи, внешность и голос, и не испытывала никаких эмоций. Сотрудник полиции, беседовавший с ней, плохо скрывал удивление: обычно жертвы редко демонстрируют самообладание и сосредоточенность. С момента освобождения прошло меньше суток, а эта женщина не билась в истерике, не впадала в апатию. Вела себя по-деловому, охотно сотрудничала со следствием, старательно составляла фоторобот преступника. Ее лицо оставалось спокойным, когда она отвечала на откровенные вопросы, описывая сцены, способные вызвать ужас даже у не слишком впечатлительных натур. Создавалось впечатление, что Лиза разучилась чувствовать.
Это было странное, но приятное состояние. Такое бывает, когда слишком долго чего-то хочешь, тратишь на достижение последние силы и наконец получаешь желаемое. Умом осознаешь и принимаешь ситуацию, но не имеешь ресурсов, чтобы прочувствовать успех. Ты выжат, высушен, развеян по ветру. Уже не способен радоваться сердцем – только головой. Не страдаешь – паришь в пустоте наедине со своим разумом. И нет в этом ничего плохого. И хорошего тоже нет.
В течение следующих суток Макс не отходил от Лизы ни на шаг. Она то просыпалась, то вновь проваливалась в сон, убаюканная его ласковыми руками. Не было больше ни страха, ни боли. Накопленное напряжение растворялось в стерильном больничном воздухе. И лишь неуловимое ощущение чего-то позабытого, упущенного не покидало Лизу. Сначала она игнорировала его, но ощущение усиливалось с каждым часом и к исходу вторых суток уже всецело поглотило ее. Она просила Макса рассказать последние новости в надежде, что это даст намек на недостающее звено в памяти. Макс отнекивался, говорил, нужно сперва окрепнуть, а уже потом интересоваться общественной жизнью. Лиза изображала возмущение, но друг крепко держал оборону.
Врачи диагностировали у нее сильное истощение организма и воспаление половых путей. Травм, за исключением порезов от разбитого стекла и нескольких гематом, не обнаружили. Пациентке настоятельно рекомендовали не торопиться с выпиской и оставаться в больнице как минимум неделю. Лиза не спорила. Несмотря на ясную работу мозга, физическая усталость давала о себе знать.
Утром третьего дня она проснулась от болезненного, настойчивого давления в районе солнечного сплетения. Как будто невидимые руки нажимали на грудь – не настолько, чтобы сломать ребра, но достаточно, чтобы вызвать дискомфорт. Лиза села на кровати, борясь с искушением позвать медсестру.
Нет, это тягостное ощущение только маскировалось под физическое. На самом деле тугая удушливая тяжесть поселилась где-то в подсознании и отчаянно пробивалась наружу.
На стуле лежала привезенная Максом одежда. Лиза медленно надела брюки и футболку – ватные руки плохо слушались. Ее знобило, хотя температура в палате не опускалась ниже восемнадцати градусов. К счастью, в пакете с одеждой нашелся свитер. Лиза натянула его, радуясь мягким прикосновениям кашемира. Стало теплее. Открыла дверь и вышла в коридор, длинный и пустой. За одиноким столиком сидела дежурная медсестра и читала книгу. Заметив пациентку, она укоризненно покачала головой:
– Зачем вы встали! Вам нужно лежать!
Лиза окинула ее долгим невидящим взглядом и направилась к лестнице, не обращая внимания на призывы дежурной вернуться в палату.
Во дворе никого не было. Тяжело дыша, Лиза прошла немного вперед и села на лавочку. Она чувствовала, как к ней приближается нечто важное, нечто, способное изменить ее жизнь. Но что именно? Эмоция, событие, человек? Ответа не последовало. Лизе оставалось только ждать. И она ждала.
Минуло не менее часа, и ощущение чего-то, неуклонно надвигающегося, исчезло. Она встала, намереваясь подняться в палату, и увидела Максима, пересекающего больничный двор. Его темно-русые волосы, давно нуждавшиеся в стрижке, в лучах утреннего солнца казались совсем светлыми и отчего-то родными. Хотелось взъерошить их, зарыться носом и поцеловать его в макушку. Лиза замерла, потрясенная воспоминанием.
Дочь!
Как можно было забыть о родной дочери?
– О чем ты задумалась? – Голос Макса вернул ее в настоящее.
Лиза забралась в кресло с ногами и плотнее закуталась в плед:
– Не могу отследить момент, когда позабыла о существовании дочери. Помню, постоянно думала о ней, переживала. А потом – резкий провал. Я рухнула в иную реальность, где отсутствовали любые проявления внешнего мира. Сплошная чернота и обрывки чувств. Помню, как ненавидела, как желала смерти ублюдку. Уже не соображала, кто он такой и почему приходит снова и снова, будто мы с ним – единственные выжившие существа и обязаны держаться вместе. Но продолжала его ненавидеть. Это было так странно. И жутко…
– Перестань, – Макс нахмурился. – Прекрати вспоминать.
– Если бы я все по-настоящему вспоминала, я бы уже в дурке валялась, – Лиза улыбнулась одними губами. – Ты знаешь, я умею себя контролировать.
– Где Настюха, кстати?
– С няней гуляет. Что, соскучился? – Тонкие губы насмешливо растянулись. – Чем ты ее приворожил, что она только о тебе и говорит?
– Не выдумывай. Просто навещал ее периодически, – Максу было неловко поднимать эту тему. Он чувствовал вину перед Лизой за то, что все два месяца позволил ее дочери оставаться в приюте.