Страница 383 из 403
В ответном письме из Висбадена от 25 марта (6 апреля) Жемчужников с восторгом отозвался о напечатанных главах и горячо поддержал замысел Некрасова: «Две последние главы Вашей поэмы „Кому на Руси жить хорошо“ и в особенности „Помещик“ — превосходны. Поверьте, что я не желаю расточать перед Вами учтивости и комплименты. Вы желаете узнать мое мнение, и я сообщаю Вам его правдиво и серьезно. Эта поэма есть вещь капитальная и, по моему мнению, в числе Ваших произведений она занимает место в передовых рядах. Основная мысль очень счастливая; рама обширная, вроде рамы „Мертвых душ“. Вы можете поместить в ней очень много. Продолжайте; без всякого сомнения продолжайте И не торопитесь окончить, и не суживайте размеров поэмы. Как из Вашего вопроса: продолжать ли поэму, так и из разных других современных литературных признаков, я заключаю, что Вы не находите вокруг себя несомненной, энергичной поддержки. Не обращайте на это внимания и делайте свое дело <…> В первый раз я не мог прочесть всего без остановки, спокойно. Я несколько раз вскакивал со стула и прерывал чтение в избытке удовольствия. Глава „Помещик“ мне понравилась особенно, как я уже сказал. Не буду перечислять тех мест в обеих главах, которые, по моему мнению, в особенности хороши, но укажу только на одно превосходное место; а именно на три стиха: удар искросыпительный и проч., именно потому, что я прочел неодобрительный отзыв об этих трех стихах. Рецензент высказал здесь, по моему убеждению, поразительное непонимание. Этот крепостнический пафос, до которого незаметно для самого себя дошел Ваш помещик; эта лирическая высота, на которой он очутился так неожиданно и так некстати и с которой, опомнившись, сейчас же поспешил сбежать вниз, — это великолепно!..» (ЛН, т. 51–52, с. 284).
О продолжении поэмы Жемчужников справлялся спустя некоторое время у М. Е. Салтыкова-Щедрина, который ответил ему 25 ноября 1870 г., что он уже «вопрошал Некрасова насчет продолжения „Кому на Руси“», но тот «только улыбается», и что «работа идет у него урывками» (Салтыков-Щедрин, т. XVIII, кн. 2, с. 58).
В отзывах прессы на первую часть поэмы, подчас пристрастных и несправедливых, отразилась сложная и противоречивая обстановка литературной борьбы конца 1860-начала 1870-х гг., характеризовавшаяся заметным спадом теоретического уровня революционно-демократической мысли и усилением антидемократических и антиреалистических тенденций в литературной критике. В начале 1870-х гг. застрельщиком в нападках реакционно-охранительной критики на демократическую литературу и Некрасова выступил В. Г. Авсеенко. Поэму «Кому на Руси жить хорошо» он презрительно называл «длинной и водянистой вещью» (Очерки текущей литературы. — РМ, 1872, 13 мая, № 122; подпись: А. О.), со злорадством отмечая, будто «даже ревностнейшие друзья и поклонники г. Некрасова отнесли ее к числу неудачнейших произведений их любимого поэта» (РМ, 1873, 21 февр., № 49).
В рецензии на только что вышедшее отдельное издание «Стихотворений Н. Некрасова» 1873 г. (ч. 5), где все главы первой части поэмы впервые были напечатаны вместе, тот же критик заявлял, что поэзия Некрасова служит лишь отголоском «идей петербургского журнализма» и в изображении жизни слепо следует «quasi-народной литературе — литературе г. Решетникова, гг. Успенских и пр.» (Поэзия журнальных мотивов. Стихотворения Н. Некрасова. Часть пятая. С.-Петербург, 1873. — РВ, 1873, № 6, с. 908–909; подпись: А.).
К позиции Авсеенко тесно примыкал также критик «Нового времени» В. П. Буренин. Снисходительно он отнесся лишь к «Последышу», а главы первой части считал «слабыми и прозаичными в целом, беспрестанно отдающими пошлостью и только местами представляющими некоторые достоинства». Критик не понял и не принял оригинальность стихотворной формы поэмы, его возмущали «рубленые стихи», которые «режут ухо прозаичностью» (Журналистика. — СПбВ, 1873, 10 марта, № 68).
Другая часть критики в своих отзывах о первой части поэмы подошла к ее оценке более объективно. Обозреватель «Киевского телеграфа» в 1869 г. с неодобрением писал о разгоревшейся тогда кампании нападок на Некрасова, а поэму «Кому на Руси жить хорошо», публикация которой только начиналась, расценил как бесспорную творческую удачу поэта и как очевидное опровержение злопыхательских домыслов ряда фельетонистов.
Рецензент отмечал редкую правдивость изображения народной жизни в главе «Сельская ярмонка»: «…поэт перестал бы быть верным истине, потому что светлые явления в простонародье чрезвычайно редки, а поэзия, по справедливому выражению одного нашего писателя, заключается в правде жизни <…> мы в настоящее время не можем найти никого, заслуживающего больше прав называться поэтом, кроме Некрасова, поэтом — в том значении, в котором мы понимаем это слово». Далее автор рецензии приводил отрывки из речи Якима Нагого и по этому поводу писал: «Сколько здравого смысла и жизненной правды заключается в этих немногих словах и сколько снисходительности и сочувствия могут вселить эти строки к простому и незатейливому горю крестьянина, которое, однако, вследствие его невежества, находит исход только в пьянстве <…> Даже немногих строк, выписанных нами, достаточно для того, чтобы читатель мог видеть, как Некрасов в последнем своем произведении остался верен всегдашней своей идее: возбуждать сочувствие высших классов к простому люду, его нуждам и потребностям» (Белинский М. «Кому на Руси жить хорошо» Некрасова («Отечественные записки» 1867 года). — Киевский телеграф, 1869, 19 мая, № 57).
Положительной оценкой была также встречена публикация глав «Счастливые» и «Помещик». Правда, критика не сумела в достаточной мере оценить своеобразие «открытой» композиции поэмы, не уловила внутренней связи отдельных сцен, внешне между собой не связанных. Художественно оправданную свободу организации поэтического материала один из рецензентов расценил как недостаток произведения: «Поэма эта несколько растянута, в ней вы встречаете многие сцены совершенно излишние, мешающие общему впечатлению, напрасно утомляющие читателя и тем немало вредящие цельности впечатления. Но при всем том поэма Некрасова имеет неотъемлемые достоинства; в ней столько чувства, столько глубокого понимания жизни, что как-то невольно забываются, изглаживаются все мелкие недостатки. Многие сцены этой поэмы прочувствованы и выражены так ярко и сильно, что невольно пробегаешь их по несколько раз и чем больше вчитываешься в них, тем прекраснее они кажутся…» (Русская журналистика. — Новое время, 1870, 22 апр., № 109; подпись: Л. Л.).
В отзыве на публикацию глав первой части поэмы в отдельном издании «Стихотворений Н. Некрасова» 1873 г. (ч. 5), где были помещены также стихотворения «Дедушка Мазай и зайцы» и поэмы «Дедушка», «Недавнее время», «Русские женщины», анонимный автор рецензии отмечал: «Во всех них, в разных местах, заметно довольно искреннее чувство симпатии к простому человеку, видна любовь к „несчастному русскому народу“ и сочувствие поэта его страданиям» («Стихотворения Н. Некрасова. Часть пятая. С.-Петербург, 1873».-Сияние, 1873, № 17, с. 271).
Автор труда, посвященного изображению русского духовенства в художественной литературе (им являлся, видимо, Н. И. Варсов), в своей статье подробно рассматривал главу «Поп», о которой писал: «Довольно сочувственно, хотя и не без обычного юмора, отнесся к сельскому священнику наш присяжный печальник народных нужд и народного горя <…> Но, верный действительности, поэт не хочет оставить священника с этими одними — идеальными — чертами, не может утерпеть, чтобы не бросить несколько штрихов юмористического и сатирического свойства». Автор обзора обращал внимание читателя на близость приведенных в поэме насмешливо-презрительных отзывов о духовном сословии (замечания о «жеребячьей» породе и т. д.) известным строкам письма Белинского к Гоголю: «„Поп“ поэмы буквально повторяет те прозвища, какие, по словам критика, усвояет священнику народ» (Мнения и отзывы нашей светской литературы о русском духовенстве. — Христианское чтение, 1874, март, отдел «Внутреннее обозрение», с. 494, 497–498; подпись: Н. В.).