Страница 34 из 403
2 Раз купец ему попался Из родимых мест; Ванька с ним с утра катался До вечерних звезд. А потом наелся плотно, Обрядил коня И улегся беззаботно До другого дня… Спит и слышит стук в ворота. Чу! шумят, встают… Не пожар ли? вот забота! Чу! к нему идут. Он вскочил, как заяц сгонный Видит: с фонарем Перед ним хозяин сонный С седоком-купцом. «Санки где твои, детина? Покажи ступай!» — Говорит ему купчина — И ведет в сарай… Помутился ум у Вани, Он как лист дрожал… Поглядел купчина в сани И, крестясь, сказал: «Слава богу! слава богу! Цел мешок-то мой! Не взыщите за тревогу — Капитал большой. Понимаете, с походом Будет тысяч пять…» И купец перед народом Деньги стал считать… И пока рубли звенели, Поднялся весь дом — Ваньки сонные глядели, Оступя кругом. «Цело всё!» — сказал купчина, Парня подозвал: «Вот на чай тебе полтина! Благо ты не знал: Серебро-то не бумажки, Нет приметы, брат; Мне ходить бы без рубашки, Ты бы стал богат — Да господь-то справедливый Попугал шутя…» И ушел купец счастливый, Под мешком кряхтя… Над разиней поглумились И опять легли, А как утром пробудились И в сарай пришли, Глядь — и обмерли с испугу… Ни гугу — молчат; Показали вверх друг другу И пошли назад… Прибежал хозяин бледный, Вся сошлась семья: «Что такое?..» Ванька бедный — Бог ему судья! — Совладать с лукавым бесом, Видно, не сумел: Над санями под навесом На вожжах висел! А ведь был детина ражий, Рослый человек, — Не поддайся силе вражей, Жил бы долгий век…
(Весна 1855)
Влас *
В армяке с открытым воротом, С обнаженной головой, Медленно проходит городом Дядя Влас — старик седой. На груди икона медная: Просит он на божий храм, — Весь в веригах, обувь бедная, На щеке глубокий шрам; Да с железным наконешником Палка длинная в руке… Говорят, великим грешником Был он прежде. В мужике Бога не было: побоями В гроб жену свою вогнал; Промышляющих разбоями, Конокрадов укрывал; У всего соседства бедного Скупит хлеб, а в черный год Не поверит гроша медного, Втрое с нищего сдерет! Брал с родного, брал с убогого, Слыл кащеем-мужиком; Нрава был крутого, строгого… Наконец и грянул гром! Власу худо; кличет знахаря — Да поможешь ли тому, Кто снимал рубашку с пахаря, Крал у нищего суму? Только пуще всё неможется. Год прошел — а Влас лежит, И построить церковь божится, Если смерти избежит. Говорят, ему видение Всё мерещилось в бреду: Видел света преставление, Видел грешников в аду, Мучат бесы их проворные, Жалит ведьма-егоза. Ефиопы — видом черные И как углие глаза, Крокодилы, змии, скорпии Припекают, режут, жгут.. Воют грешники в прискорбии, Цепи ржавые грызут. Гром глушит их вечным грохотом, Удушает лютый смрад, И кружит над ними с хохотом Черный тигр шестокрылат. Те на длинный шест нанизаны, Те горячий лижут пол… Там, на хартиях написаны, Влас грехи свои прочел… Влас увидел тьму кромешную И последний дал обет… Внял господь — и душу грешную Воротил на вольный свет. Роздал Влас свое имение, Сам остался бос и гол И сбирать на построение Храма божьего пошел. С той поры мужик скитается Вот уж скоро тридцать лет, Подаянием питается — Строго держит свой обет. Сила вся души великая В дело божие ушла, Словно сроду жадность дикая Непричастна ей была… Полон скорбью неутешною, Смуглолиц, высок и прям, Ходит он стопой неспешною По селеньям, городам. Нет ему пути далекого: Был у матушки Москвы, И у Каспия широкого, И у царственной Невы. Ходит с образом и с книгою, Сам с собой всё говорит И железною веригою Тихо на ходу звенит. Ходит в зимушку студеную, Ходит в летние жары, Вызывая Русь крещеную На посильные дары; — И дают, дают прохожие… Так из лепты трудовой Вырастают храмы божии По лицу земли родной… вернуться