Козырной день

Стали известны адреса, где его можно было ждать. В одном городке устроили засаду. Трое суток ждали – не пришел. Засаду сняли. Тут он и появляется. Что вы думаете, делают жильцы этой квартиры? Предупреждают Нефедова об опасности и отправляют с Богом. Кому помогают? Убийце, который, не задумываясь, уложит и самих хозяев, если решит, что так будет лучше.

Прокурор Кокухин рассказывает, что многие знали, где бывает Нефедов, и в прокуратуре, во время допроса, говорили полно, откровенно. Но сами не пришли. Даже девчонка, которую он изнасиловал и заразил уже после преступления, заговорила только в кабинете прокурора. Может, боялась? Скорее всего.

Однажды его ждали на Казанском вокзале в Москве. Подняли на ноги немало людей, подготовились, перекрыли все входы, выходы, учли даже возможность уйти, минуя вокзал. Ждали несколько часов, но Нефедов так и не появился. То ли планы у него изменились, то ли испугался и в последний момент передумал приезжать в Москву. Но через сутки все-таки приехал. И в первый же вечер оказался в вытрезвителе. А наутро при выписке произошла небольшая заминка.

– Как, говоришь, твоя фамилия? – спросил дежурный, перелистывая журнал.

– Там записано, чего лишний раз спрашивать… – осторожно ответил Нефедов. Судя по его помятой физиономии, по красным с перепоя глазам, ему вряд ли можно было дать меньше тридцати.

– Так, – протянул дежурный. – Задержан в нетрезвом состоянии… Хулиганил, нарушал общественный порядок…

– Выражался, в основном, – Нефедов сделал попытку принизить свою провинность. Опять же решил прикинуться дураком. Это у него получалось.

– Что-то ты мне знакомым кажешься, – с сомнением проговорил дежурный, не зная, откуда у него возникла настороженность при виде этого длинного парня – Вроде встречались с тобой, а?

– Может, встречались… Не помню, – гнул свое Нефедов, чувствуя как заколотилось сердце, как охватило его чувство опасности, исходившей от дежурного.

– Знаешь, погоди маленько, надо кое-что уточнить, – сказал дежурный, поднимаясь. – Ребята, присмотрите за клиентом, я сейчас.

Дежурный вышел в другую комнату, полистал ориентировки, навел справки и через несколько минут вернулся.

– Значит, говоришь, Нефедов, твоя фамилия? Юрий Сергеевич?

– Ну…

– Должен задержать тебя, Нефедов. Оказывается, ты очень нужен в Калуге. А молчишь… Нехорошо.

– Путают, наверно, – попытался ускользнуть Нефедов.

– Никто ничего не путает. У тебя рост за сто девяносто, тебя не спутаешь.

Спасайте, кто может!

Нефедов игриво открывает дверь кабинета Засыпкиной, подмигивает стоящим за его спиной конвойным и только после этого входит. Хмыкает, трет ладонью нос, удовлетворенный тем вниманием, которое ему оказывается последнее время. Даже сам прокурор Павел Михайлович Кокухин здесь, тоже пожаловал.

– Можно сесть? – ухмыляется Нефедов. Он уже знает, что ему грозит самое большее десять лет заключения, поскольку в момент совершения преступления не достиг восемнадцати лет.

– Садитесь, Нефедов.

– Спасибо. Вы очень любезны. – Сел, закинул ногу за ногу, осмотрелся. – Да! – вспомнил он. – А что с моими шмотками? Где они? Там же все фирменное… Не пропадут?

– За десять лет они выйдут из моды, – заметил Кокухин.

– Вы думаете? – Нефедов, видимо, впервые осознал, что такое десять лет.

– Наверняка, – заверил Павел Михайлович.

К тому же, они окажутся малы. Вам будет под тридцать. Вы станете взрослым, крупным мужчиной.

– Спасибо, – нахмурившись, ответил Нефедов. – Тогда пусть отдадут шмотки матери. Продаст – все-таки деньги.

– Думаете, купят?

С руками оторвут! – заверил Нефедов, развеселившись. – А если еще узнают, чьи шмотки… Большие деньги можно выручить.

– Думаете, штанишки в крови дороже стоят?

– Наверняка!

– Не будем торопиться. Сейчас ваши вещи – вещественные доказательства.

Допросы продолжались не один день. Выяснялись самые незначительные детали жизни Нефедова на протяжении последних месяцев. Несколько раз выезжали на пепелище, где он охотно рассказывал, как кого ударил, чем, что при этом произошло.

– Зря, конечно, самому дороже обошлось, – однажды бросил Нефедов.

А как-то долго выслушивал вопрос Галины Анатольевны Засыпкиной, молча смотрел на нее и улыбка все шире расползалась по его лицу.

– Эх, Галина Анатольевна, не знаете вы жизни!

– Да? – следователь была несколько ошарашена. – Я не знаю жизни или ее изнанки?

– Да бросьте! И с изнанки жизнь остается жизнью. Если бы вы видели, как нас обслуживали в ресторане на Киевском вокзале! А в гостинице «Россия»…

– Это откуда вас в вытрезвитель поволокли?

– Чего это поволокли? – оскорбился Нефедов.

– Ну, как же… Поскольку сами вы не в состоянии были передвигать ноги, да и все съеденное, выпитое из вас, простите, лилось, как из помойного ведра…

– Это уже другое дело, – отмахнулся Нефедов от неприятных воспоминаний.

Галина Анатольевна Засыпкина потом признавалась себе, что он, в общем-то, был прав. Действительно, ее знание жизни, хотя, казалось бы, тоже насмотрелась всякого, и его знания – несопоставимы. В свои неполные восемнадцать он через столько прошел, через столько переступил, столько растоптал… И все это называется знанием жизни, жизненным опытом. Оказывается, и этим можно гордиться, и это годится для самоутверждения.

А потом появился документ следующего содержания:

"В действиях Нефедова Юрия Сергеевича содержится состав преступления, предусмотренный статьей 102 УК (умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах), однако, «принимая во внимание, что Нефедов Ю. С, является несовершеннолетним, а расследование этой категории дел производится следователями органов МВД, руководствуясь статьей 126 У ПК, направить материалы уголовного дела в УВД Калужского облисполкома».

Так дело оказалось у следователя Калужского УВД Соцковой Надежды Петровны. Молодая женщина, не достающая Нефедову и до плеча, рядом с ним кажется совсем маленькой. А тот поначалу капризничал, не нравилось снова отвечать на вопросы, которые ему казались уже исчерпанными. В конце концов Надежда Петровна сумела переломить его.

Пока шли допросы, пока уточнялись детали преступления и дело готовилось в суд, родители Нефедова не теряли времени даром. Обходили все места, где по разным поводам появлялся Нефедов и собирали справки о том, какой он хороший был, как всем нравился, каким очаровательным юношей запомнился жителям городка; На заводе, где он проболтался с месяц, написали: замечаний не имел. Справка из домоуправления: замечаний не имел. Справка из милиции: медвытрезвителем не задерживался. Характеристика из школы:

«По характеру добрый, отзывчивый, вежлив со старшими (кстати, все убитые были гораздо старше его). Участвовал в конкурсах песни, в смотрах художественной самодеятельности, в субботниках и воскресниках по уборке школьной территории. За хорошую работу объявлена благодарность директором школы».

Во какого юношу судить собрались!

А в общем-то всю эту компанию можно назвать достаточно коротко: спасайте, кто может! И спасают, понимая бессмысленность, понимая бесполезность. Но уж очень настойчивы родители, как им отказать, у них такое горе, такое горе…

– А вам не страшно оставаться со мной в кабинете? – спрашивает тем временем Нефедов у Надежды Петровны.

– Почему мне должно быть страшно? – говорит следователь, отбрасывая со лба светлые волосы.

– Ну, в общем-то не обычного преступника допрашиваете, у вас такого не было, наверно, никогда и не будет… Я ведь могу с вами что угодно сделать. У вас там где-то кнопочка сигнальная, конвоиры набегут… Так я за несколько секунд с вами управлюсь, а. Надежда Петровна?

– Нет, Нефедов, все равно не страшно, – улыбается Соцкова.

– Что бы я с вами не сделал, что бы я вообще не натворил, до двадцать восьмого августа, когда мне восемнадцать исполнится, все равно больше десяти не дадут, а десять я уже заработал. До конца августа у меня руки развязаны. Надежда Петровна. Вы поосторожней со мной, повежливей, а то я и осерчать могу… – улыбчиво говорил Нефедов.