Фредерик Дуглас

— Береги себя! Ох, береги себя! — шептала она,

— Скоро напишу тебе с Севера! — уверенно пообещал Фредерик.

Филадельфийский поезд, пыхтя, подходил на следующее утро к станции Балтимор, когда на платформе появился слегка пошатывающийся молоденький матрос. Несколько пассажиров-негров стояли в стороне, сбившись в тесную кучку. Все они уже подверглись тщательному осмотру. Нетерпеливый морячок и не подумал к ним присоединиться. Широкие штаны шлепали его по ногам, черный галстук, свободно повязанный вокруг шеи, сбился набок; озабоченно всматриваясь в глубь ведущей к вокзалу улицы, он сдвинул на затылок свою клеенчатую шапку. Кондуктор закричал: «По вагонам!», и в этот момент к вокзалу, дребезжа, подкатил ветхий наемный экипаж. Моряк подскочил к нему, распахнул дверцу и, прежде чем неповоротливый старик кучер успел опомниться, выхватил изнутри большой, видавший виды саквояж, сплошь обклеенный разноцветными ярлыками и туго перевязанный пеньковой веревкой.

— Черт бы тебя подрал! — на бегу бросил матрос кучеру. — Из-за тебя еще на корабль опоздаешь!

Поезд отходил; матрос вскочил на подножку последнего вагона. Кондуктор расхохотался.

Они проехали уже большую часть пути до Гавр-де-Грейс, когда кондуктор добрался, наконец, до последнего вагона, чтобы взять билеты у негров и проверить их бумаги. Проверка носила довольно поверхностный характер, так как он знал, что на станции это уже было проделано со всей основательностью. Кондуктор весело хмыкнул, увидав в глубине вагона чуть не сползающую с лавки фигуру матроса, успевшего уже погрузиться в крепчайший сон. Сразу видно, малый погулял ночку. Может быть, даже просрочил свой отпуск и теперь знает, что на корабле его ждут кандалы. Подумаешь, этих черномазых ничем не пронять! Виски да бабы — больше им ничего не нужно! Кондуктор шутливо потряс моряка за плечи. Тот раскрыл глаза и, моргая, уставился на белого.

— А ну, морячок, предъяви свой билет!

— Есть, сэр! — Матрос неуверенно пошарил в складках своей блузы и извлек довольно замусоленный кусочек картона. Парень был явно навеселе.

— А бумага, что ты свободен, у тебя тоже есть?

Моряк закатил глаза так, что одни лишь белки сверкали, и энергично затряс головой.

— Нет, сэр. Я эту бумагу в плаванье не беру, никогда не беру.

— Но ведь есть у тебя с собой что-нибудь, где сказано, что ты свободный, правда?

Физиономия матроса просияла.

— Да, сэр! Есть у меня такая бумажка, а на ней, значит, американский орел. Эта самая птичка и носит меня вокруг света! — Он вытащил откуда-то бумагу и осторожно развернул ее.

Кондуктор сразу же узнал матросский паспорт, бегло взглянул на изображение распростертого орла, кивнул и двинулся дальше по проходу.

Руки Фредерика дрожали, когда он снова складывал свою бумагу. В ней были указаны приметы человека, значительно более темнокожего, чем он. Стоило лишь кондуктору всмотреться в него повнимательней, и Фредерик был бы задержан, мало того — арест и жестокое наказание ожидало моряка, передавшего ему свой паспорт.

Но опасность еще не миновала. После Мэриленда они должны были проехать через Делавэр — еще один рабовладельческий штат, где охотники за беглыми невольниками подстерегали свою добычу.

Вскоре поезд прибыл в Гавр-де-Грейс, где Фредерику надо было переехать на пароме через реку Сускеганну. Он пробирался сквозь толпу к борту, чтобы стать спиной к другим пассажирам, и вдруг наткнулся на Генри в буквальном смысле этого слова!

Генри увидал его первым. В тот же миг он что было силы толкнул Фредерика в сторону, и поэтому шедший рядом мистер Уильям Фрилэнд так и не увидел молодого матроса.

— Что с тобой, Генри? — удивленно спросил мистер Фрилэнд.

У парня был такой вид, словно ему дурно.

— Ничего, сэр! Ровно ничего! — быстро ответил Генри.

Последним опасным пунктом, которого он страшился более всего, был Уилмингтон. Там ему надо было сойти с поезда и сесть на пароход. Беглец провел мучительный час ожиданья, но никто не остановил его; и вот он уже плывет по широкой, красивой реке Делавэр на пути в город квакеров — в Филадельфию.

Фредерик ничего не ел с самого отъезда и, поднявшись на палубу, почувствовал необычайную слабость. Он глядел на реку и думал, что нет на свете ничего более прекрасного. Настороженность, однако, не оставляла его ни на мгновенье.

Пароход пришел в Филадельфию к концу дня. Небо уже окрасилось малиновым румянцем, когда юноша впервые ступил на свободную землю. Хотелось петь и кричать от радости; но Фредерик спешил — его предупреждали, что нельзя нигде задерживаться; только в Нью-Йорке сможет он по-настоящему отведать вкус свободы.

Первого встречного негра Фредерик спросил, как ему попасть в Нью-Йорк. Прохожий показал ему дорогу на железнодорожную станцию на Уиллоу-стрит. Юноша поспешил туда и без труда купил билет. До отхода поезда оставалось несколько часов; Фредерик провел их в здании вокзала. Ожидание казалось бесконечным, но вот, наконец, он благополучно вошел в вагон и поезд тронулся.

Было еще совсем темно, но пассажиры начали выходить из вагона.

— Вылезай, матрос! — сказал Фредерику кондуктор. И, видя, что тот не понимает, пояснил: — Надо сесть на паром, чтобы переехать в Манхэттен.

В предрассветном тумане вырисовывались очертания Нью-Йорка. Хриплые свистки, раздававшиеся на пристани, звучали в ушах Фредерика как песня; корабельные склянки выбивали марш свободы. Он сошел по сходням, опустил на землю свой саквояж и оглянулся. Запруженная судами река напоминала оживленную, деловую улицу. Босоногий негр, прислонившись к столбу, наблюдал за Фредериком.

— Что это за река, малец? — спросил Фредерик,

Тот уставился на него во все глаза.

— Не знаешь, что ли? Река Гудзон! А ты сам откуда, матрос?

Беглец с восточного побережья улыбнулся.

— Ох, издалека! Немало рек переплыл!

Рано утром 4 сентября 1838 года Фредерик вошел в Нью-Йорк, Он был свободен!

ЧАСТЬ II

МОЛНИЯ

«Разве людей не вздымает волна истории?

Искры летят от одного к другому.

Наваленный воздух плавится,

Поднимается ввысь со дна черного гетто,

Взмывает к самому небу,

Превращается в пламенное древо свободы,

Семена которого летят во все концы

охваченной битвой земли!»

ГЛАВА 6

ЧТО ЭТО: ВЕЩЬ ИЛИ ЧЕЛОВЕК?

Фредерик предполагал обосноваться в Нью-Йорке. Он свободен, в кармане у него есть деньги, он обязательно найдет работу. Он ни о чем не загадывал — только бы добраться до этого огромного города, здесь живут аболиционисты, издающие газеты с призывами освободить рабов, здесь есть множество свободных негров. И здесь он может работать в полной безопасности…

Но в первый день Фредерику не удалось найти работу. В поисках места он неожиданно натолкнулся на новое препятствие — негры, к которым Фредерик пытался обращаться, явно уклонялись от разговора с ним. И вот, когда ему снова встретился на улице негр, Фредерик решительно подошел к нему и заговорил. Негр был в забрызганной краской одежде, нес в руках ведро и кисть — очевидно, он работал маляром.

— Добрый вечер, мистер! Не скажете ли вы мне, где тут можно найти жилье? Я только что приехал и…

Темнолицый, со впалыми щеками человек быстро и тревожно огляделся по сторонам.

— Дай пройти, я знать ничего не знаю, — пробормотал он и шагнул было вперед, но Фредерик загородил ему дорогу.

— Послушайте, мистер, я хочу только…

Человек ответил негромко, но весьма воинственно:

— Я тебя не знаю, матрос! И ничего тебе не скажу!

Фредерик глядел ему вслед, пока негр не скрылся за углом. Наступил вечер, и юноша вошел вслед за двумя матросами в какую-то таверну, окутанную клубами табачного дыма. Там он плотно поужинал; подавал ему смуглый, добродушного вида малый, отец которого, вероятно, выращивал маслины где-нибудь на горном склоне под Римом. Чесночный аромат, грубый хохот, запах моря, пропитавший одежду и тела матросов, — все смешалось в этой тускло освещенной, душной комнате. Несколько человек приветственно приподняли пенящиеся пивные кружки, когда Фредерик, забравшись в уголок, тяжело опустился на стул. Юноша помахал им рукой в ответ. Однако, боясь себя выдать, он решил не задерживаться в таверне.