Письмо на небеса

– Хочешь прокатиться? – ни с того ни сего спросил он. Это был наш второй разговор.

– М-м… у меня английский.

– Разве? – рассмеялся он. – Тогда почему ты стоишь здесь, прямо передо мной?

Я улыбнулась в ответ. Мне хотелось расспросить Ская о его доме и о женщине, ухаживающей за садом посреди ночи. Наверное, это была его мама. Но конечно же, я не могла этого сделать. Поэтому я молчала, рассматривая его и подмечая разные детали: какие длинные у него нижние ресницы, как обрисовывается под толстовкой широкая грудь. Я даже забыла о том, что должна что-то ответить.

– Так ты хочешь прокатиться или нет?

– После школы?

– Да. Встретимся на аллее. – И он развернулся и пошел дальше по коридору.

Глянув на свое отражение в мутном стекле, я увидела изогнутые в улыбке губы. Мое лицо больше не казалось мне каким-то неправильным, и, перед тем как уйти, я заметила, что у меня голова такой же формы, как у Мэй.

Я сейчас нервничаю так, что сводит живот. Меня не оставляет мысль: водит ли Скай машину так же как Мэй – небрежно, резко и нарушая правила? Мне было страшно ехать в машине, когда за рулем сидела сестра. Я пугалась, хваталась за дверную ручку, у меня замирало сердце. И тем не менее я обожала такие моменты – единение с сестрой и ощущение, что мы можем отправиться с ней, куда захочется. Вдвоем. Только я и она.

К счастью, на этой неделе я живу с папой и возвращаюсь домой на автобусе, поэтому не должна выдумывать для тети Эми, почему задержалась в школе.

Мне пора. Звенит звонок. Пожелайте мне удачи и храбрости!

Искренне ваша,

Лорел

Дорогой Джим Моррисон[31],

После школы я ждала Ская в конце аллеи, и он подъехал на своем пикапе. Это был «шевроле». Курившая рядом Кристен подмигнула мне. Я села в машину и посмотрела на Ская: слышит ли он, как сильно бьется мое сердце? Как будто хочет вырваться наружу из сдерживающей его клетки.

Скай завел машину, заиграла музыка. Я спросила его, кто это поет, и он ответил, что это группа The Doors и что песня называется Light My Fire.

– Если ты любишь Курта, то полюбишь и Джима Моррисона, – сказал он.

И был прав. Я действительно вас полюбила.

Не успела я оглянуться, как мы уже летели по автостраде, которая шла вдоль гор. Я положила ладонь на окно, а потом и вовсе высунула голову наружу. Ветер трепал мои волосы. Я позабыла обо всех своих тревогах, и меня перестал мучить вопрос, какой я должна быть, потому что в эту секунду я была идеальна. Все вокруг было идеальным. И Скай оказался превосходным водителем. Надежным и быстрым. С ним не было страшно. И мне хотелось, чтобы ваша музыка никогда не замолкала.

Когда я убрала голову в машину, Скай взглянул на меня и слегка улыбнулся.

– Сядь ближе ко мне, – попросил он.

Я переместилась на середину сидения, и все замедлилось, кроме машины. Продолжала звучать песня. Скай положил ладонь на мою ногу. Высоко. Туда, где заканчивалась юбка, прямо на обнаженную кожу. Его пальцы начали двигаться вверх. Так медленно, что если бы я смотрела вниз, то, наверное, даже бы не заметила этого. Но я чувствовала их и понимала, что он прекрасно знает, что делает, и делал это уже не раз.

На мгновение я ушла в себя. Вспомнилось, какие ощущения я испытывала вечерами, когда мы с Мэй смотрели ужастики. Мне вдруг стало страшно, и я старалась не показывать Скаю, как учащенно дышу. Я уставилась на дорогу перед собой и представила, что лечу над землей и гляжу вниз из окна самолета. Дорога сверху казалась тонкой полоской, а пикап Ская – крошечной игрушечной машиной.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

– Ни о чем.

– Хочешь, куда-нибудь заедем?

– Нет, мне нравится кататься на машине.

И он вдруг убрал ладонь с моей ноги и сжал мою руку в своей. Он так и держал ее всю дорогу и казался мне якорем, удерживающим меня на земле. Я снова вернулась в реальность, в машину рядом со Скаем, и он продолжал ехать вперед – не ускоряясь, но и не замедляясь. Идеально.

Искренне ваша,

Лорел

Дорогая Эми Уайнхаус,

Вы чем-то напоминаете мне певцов шестидесятых годов, таких как Дженис и Джим, и девяностых, таких как Курт. В вас есть бесстрашие, свойственное другому времени. Вы все еще выглядели невинной, когда вышел ваш первый альбом – очаровательная девушка, считавшая себя некрасивой, но ко второму альбому вы словно стали совсем другим человеком. Вы выходили на сцену в коротком платье, выпившей, с прической а-ля «пчелиный улей» и макияжем в стиле Клеопатры, и пели голосом, льющимся из самой глубины души. Вы, как доспехами, закрывались одеждой, при этом полностью открываясь в песнях. Вы обнажали свою душу, не боясь чужого мнения. Мне очень хочется в этом быть похожей на вас.

Вы всегда были необузданной, даже ребенком. Вас выгнали из театральной школы в Лондоне за проколотый нос и «недостаточное прилежание». Мне рассказала об этом Ханна. Она тоже не прилежна в учебе, но учителя хвалят ее за сообразительность.

Сегодня Ханна предложила прогулять физкультуру и сказала, что Натали тоже не пойдет на последний урок. Мама Натали должна была допоздна задержаться на работе, и Ханна предложила раздобыть алкоголя и распить его у нее дома. Меня смущало, что мы будем пить днем, но я все равно позвонила папе:

– Я после школы пойду заниматься к Натали и, наверное, вернусь поздно. Ладно?

– Ладно, – согласился папа и, помолчав, добавил: – Я горжусь тобой, Лорел. Тебе сейчас нелегко, но ты стараешься жить своей жизнью.

Он сказал это искренно и давно уже не был так многословен, поэтому мою грудь сдавило чувство вины. Что бы он подумал, если бы знал, чем мы на самом деле занимаемся?

– Спасибо, пап, – поблагодарила я и поспешно нажала на отбой.

По дороге в магазин Ханна пела Valerie – эту вашу песню Натали любит больше всего. Ханна считает, что вы отличались потрясающим стилем, и, когда Натали упомянула о ваших татуировках пин-ап девушек, сказала, что вы увлекались женщинами, но тут же добавила:

– Эми не была лесбиянкой. Во всяком случае, пока не выпьет самбуки.

И засмеялась. Интересно, она так же думает о себе?

Когда мы приехали в супермаркет, на улице вовсю лил дождь, приклеивая разноцветные листья к тротуару. Ханна объяснила, что нужно постоять, красуясь, снаружи магазина, одарить проходящего мимо парня призывным взглядом, всучить ему деньги и, когда он выйдет с купленным алкоголем и спросит, что я задумала, схватить бутылку и бежать со всех ног. Натали сказала, что это прикольно и у Ханны здорово получается, так как парни подходят, стоит ей только на них посмотреть. Однако Ханна захотела, чтобы я все сделала сама.

Через некоторое время к магазину подошел парень с волосами, собранными в хвост, и в джинсах с нашивкой XTC. Он выглядел как рокер из прошлого. Я уставилась на него, он это заметил и сказал: «Привет». Главное было – вести себя так, будто за свою услугу он получит что-то взамен. Я нервничала, но старалась этого не показывать. Потом мы стояли у двери, ожидая возвращения парня, и я увидела Джейни – мою подругу в начальной и средней школе. «О нет!» – пронеслось у меня в голове. Сердце бешено заколотилось.

Джейни шла, держась за руки с симпатичным парнем-футболистом, одетым в спортивную форму Сандии. Ее красивые ухоженные волосы были убраны назад ободком. Короткая юбка идеально сочеталась с колготками и резиновыми сапогами. Я задавалась вопросом, что она здесь делает, ведь Джейни не из тех, кто прогуливает уроки, а потом до меня дошло, что уроки уже, должно быть, закончились. Я отвернулась, чтобы она не увидела меня, но опоздала. Джейни меня заметила.

– Привет, – пробормотала я.

Она бросила взгляд на своего парня, и я подумала: неужели ей стыдно со мной говорить?

31

Моррисон, Джим (1943–1971) – американский певец, поэт, автор песен, лидер и вокалист группы The Doors.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.