Здесь и сейчас

– А потом еще комары.

– Да, если перемахнуть через двадцать-тридцать лет.

– Отчасти это еще и проблема климата.

– Конечно.

– Значит, если Мона разрабатывает способы получения экологически чистой и дешевой энергии, исключающие выделение в атмосферу углекислоты, то это круто.

– Еще бы.

– А если Мона собирается запатентовать свое открытие в американской лаборатории, то это может способствовать укреплению финансовой системы страны, и отпадет необходимость закупать огромное количество нефти, наоборот, технологию можно будет продавать в другие страны.

– Неплохо, если бы у нас для сравнения было бы другое, лучшее будущее, но, увы, это не так.

– Да, с таблетками от ожирения как-то не сочетается.

– Ну, нам ведь нельзя вот так взять и попросить Мону, чтобы она все устроила.

Итан снова с минуту думает.

– А если будущее не захочет меняться? Если оно таким и должно быть, независимо от наших благих пожеланий? И нет никакой разницы, стараемся мы или нет, герои мы или трусы?

Лично мне эта мысль отвратительна. В этот поворотный день я так боюсь хотя бы представить себе такое, что и думать не хочется.

– Будущее само по себе ничего не может хотеть! – говорю я запальчиво. – Будущее делаем мы.

Во всяком случае, хочется в это верить.

И опять в голове мелькают, сменяя друг друга, мысли про Итана, про наши с ним восемьдесят лет вопросов и ответов, про Паппи и то, сколь многим он пожертвовал ради этой цели.

– А мы с тобой не будем сидеть сложа руки, понятно? Мы будем действовать.

Глава 18

В следующий раз останавливаемся на Парквей, чтобы отдохнуть и перекусить чипсами и гамбургерами, между прочим совершенно отвратительными. Хотя Итан уписывает свою жратву за милую душу и снова пристает с игрой в «черви». Пара минут – и гамбургера больше нет, Итан со вздохом сожаления откладывает салфетку. А мне кусок в горло не лезет.

– В жизни не ел худших гамбургеров с ветчиной, но все же лучше, чем ничего.

До роковой встречи у нас остается шесть часов. Картежная наука дается мне сегодня с трудом. Ловлю себя на том, что не могу оторвать взгляда от Итана, от его губ, подбородка, его пальцев, его ладони.

– С чего пойдем на этот раз? – плотоядно спрашивает он.

Карты у меня в руке сливаются в одно неразличимое пятно.

– Ммм… С десятки?

– Бубен? Да ты что! Я ж тебя сразу побью валетом. Подумай.

Я киваю. Господи, так и язву нажить можно. Надо сосредоточиться.

– Так пойдет? – выкладываю я четверку треф.

– Можно было бы, если бы мы играли втроем. Ну, попробуй.

Хотела бы я знать, о чем это он. Хожу с несчастной четверки, и Итан тут же сбрасывает семерку червей.

Гляжу на его ресницы: таким позавидует любая девчонка.

– Плохой ход, да?

– Да. Черви ведь – это очки. А тебе очков не надо. Очков надо стараться набрать как можно меньше.

– Как можно меньше. Понятно.

Гляжу на свою руку. Гляжу на его ухо. Изучаю веснушки на его носу.

– Черви – это всегда плохо, – повторяет Итан. – Дама пик – совсем плохо. Очки – тоже плохо. Надо набрать как можно меньше очков. Понятно?

Уныло киваю:

– Мне больше нравятся игры, где нужно что-то набирать, а не наоборот.

Итан одаряет меня ослепительной улыбкой:

– Ах, девочка ты моя! Вот почему «черви» – лучшая игра в мире.

Для меня это звучит как-то неубедительно.

– В «черви» выигрывать надо, стараясь вообще не набирать очков, вообще не брать взяток, играть как можно тише, скромненько так, незаметненько. Обычно люди так и выигрывают, в девяноста девяти процентах случаев.

– Хорошо, – соглашаюсь я.

Итан вскидывает брови:

– Правда, есть и другой способ выиграть, более смелый, я бы сказал, наглый способ, к которому мало кто прибегает – рискованно. Но если выиграешь таким способом, то всем докажешь, что ты – настоящий мастер.

Боже, как я люблю, когда он улыбается. Пытаюсь изобразить на лице энтузиазм.

– Этот способ называется «прокрутить динамо». Потом я тебя научу.

– А почему потом? Почему не сейчас?

– Я, конечно, понимаю, тут, скорей всего, виновата моя неотразимая внешность, но ты сегодня что-то к игре не очень расположена.

Останавливаемся в 17:55 в Тинеке, штат Нью-Джерси, возле кондитерской. План таков: Итан входит и заказывает торт, а я сижу в машине и дрожу от страха. Советую ему не просить, чтобы сверху сахарной глазурью или там кремом писали имя Моны – это уж слишком.

Но мне еще и поручено тем временем кое-что разузнать, сделать пару звонков… О, как не хочется спускать с Итана глаз, даже пока он заказывает торт. А если с ним там что-то случится? Вдруг смерть должна настигнуть его именно в кондитерской? Неужели судьба так жестока и отвратительна?

Я уже начинаю жалеть, что не сказала Итану про заметку в газете. Ужасно ощущать, что он не рядом. Но нет, говорить ему об этом нельзя. Снова болит живот. Настроение поганое, едва могу держать себя в руках.

Итан заглушает двигатель, смотрит на меня.

– С тобой все в порядке, Прен?

– Ммм… – мямлю я. – Просто все думаю про… ну, сам понимаешь про кого.

– Про бедную Мону Гали.

– Ну да, – киваю я, – она и не подозревает, что ее ждет.

Ошеломленно, почти с ужасом гляжу на Итана. Не могу с собой ничего поделать. А он?

– Думаешь, надо сообщить ей?

– Если считаешь, что это ее защитит.

– Не знаю, может быть, нет. Но ведь это ужасно, знать про нее что-то такое, чего она сама не знает. Она, вероятно, могла бы передать важную информацию людям, которых любит. Так, на всякий случай.

– Хотел бы я, чтобы было так, – соглашается Итан.

– Правда?

– Да. Но я сомневаюсь. Не думаю, что Гали поверит. Убеждать ее займет много времени, даже если получится, а если не получится, она просто перестанет нам доверять, и мы тогда ничем не поможем ей. Она заявит в полицию или еще что-нибудь выкинет.

Стискиваю ладони, чтобы незаметно было, как они дрожат. Говорить стараюсь ровным, спокойным голосом.

– А что бы ты сделал на ее месте?

– Я? – Вижу, Итану очень хочется сказать что-нибудь умное, но он смотрит на мое напряженное лицо, и, похоже, охота у него отпадает. – Серьезно?

– Вполне.

– Если бы знал, что могу погибнуть?

– Да.

Он молчит, думает, смотрит на меня внимательно.

– Ты уверена, что хочешь услышать правду?

Плотно сжав губы, я киваю.

Похоже, Итан принимает мои усилия все вытерпеть за искренность.

– Ладно, раз ты настаиваешь… Если бы я знал, что могу в любой момент погибнуть, то во что бы то ни стало постарался сделать так, чтобы ты была моей, полностью, вся, и никакие твои доводы не убедили бы меня в том, что этого делать нельзя. – (Я стою перед ним, не двигаясь, гляжу на него во все глаза.) – Вот так. И все тут. Если бы я мог провести хоть одну еще ночь так, как мы провели ее с тобой, но чтобы никаких запретов, думаю, я умер бы счастливым человеком.

Глаза мои наполняются слезами, горячая кровь ударяет в голову.

– Честное слово, хреново умирать, когда у нас с тобой ничего не было, – пожимает он плечами. – Я так часто представлял себе, как все произойдет, что для меня это была бы совершенная трагедия. – Теперь он улыбается. – Но тебе повезло, умирать я еще не собираюсь.

В 18:10 Итан благополучно возвращается в машину с шоколадным тортом в коробке, а у меня уже крыша едет.

– Послушай, Итан…

– Да?

– Покажи, что значит «прокрутить динамо». Хочу научиться.

– Прямо сейчас? – Он смотрит время на экранчике мобильника.

– Да. Обещаю, буду слушать внимательно.

Итан выпрямляется, открывает бардачок, достает колоду. Тасует. Потом раздает.

– Отлично, – говорит он. – Самое время.

Я беру свои карты, он берет свои.

– В общем, помнишь, что надо делать, играя в «черви»?