Здесь и сейчас

– Не очень. Пару недель.

– Ты пытался сказать мне.

– Ну да. Хотел рассказать тебе много чего, просто не знал как. Слишком много для одного человека. Я понимаю, тебе не положено со мной разговаривать. По-настоящему, обо всем.

Я киваю. Я все еще чувствую прикосновение щеки старика к моей щеке.

– Думаю, в самом конце мы оба поняли друг друга.

– Это хорошо. И что ты оказалась там, тоже хорошо.

– Жаль, не отыскала его раньше.

Тут мне в голову приходит одна мысль:

– А ты как там оказался?

– Он два раза звонил мне. Во второй раз я слышал только крики. И понял, тут что-то не так.

– Как думаешь, он знал, что такое случится?

– Мог знать. Он хотел выиграть еще несколько дней, но знал, что за ним следят. Я очень беспокоился. За вас обоих.

Не знаю, как в такой ситуации притворяться дальше. Я так и не рассказала Итану правды о себе, но я ничего и не отрицаю. Не знаю, как много ему известно.

Странное дело, я думаю, что храню от него все эти наши тайны, но он, похоже, знает больше, чем я. У него такой уверенный вид, а вот я больше ни в чем не уверена. Не могу понять, что кажется правдой, а что на самом деле правда, и разрыв быстро увеличивается.

– За мной придут, ты же знаешь, – тихо говорю я, и Итан кивает. – А где мои очки?

– Я дома нацепил их на нос, поносил немного, потом сунул в багажник отцовской машины, а отец уехал играть в теннис. Надеюсь, это немного собьет их с толку.

Я размышляю. Представив себе эту картину, я чуть даже не улыбнулась.

– Так ты считаешь, нас сейчас никто не видит и не слышит? Думаешь, это делается только с помощью очков?

– Кеноби… – Итан умолкает, понимая, что теперь употреблять это имя не совсем правильно.

– Называй его Кеноби, – говорю я. – У меня в голове все перепуталось, я пока не могу называть его настоящим именем.

– Он тоже об этом думал.

Я кладу ладонь на колено, на еще не высохшее на штанах пятно крови.

– Я давно подозревала, что тут все дело в очках. Это вполне логично. Мы все без них слепы и беззащитны.

– Не хочешь быть слепой – и не будь.

– Как это?

– Кеноби говорил, что вас всех заставляют принимать таблетки. Говорят, это для укрепления иммунитета, что ли, но на самом деле эти лекарства разрушают ваше зрение и лишают возможности иметь детей. Он думает… думал… если не принимать их, зрение восстановится.

Ну как в это поверить? Я отдергиваю от Итана руки. Ведь моя мама работает в клинике, которая выпускает эти таблетки. Она бы такого не допустила. Значит, все, что я прежде знала о себе и своей жизни, – неправда?

– А что с твоим мобильником?

– Выбросила в окошко. – Я трясу головой, пытаясь собраться с мыслями. – Но, Итан, а если он ошибался насчет таблеток?

– У тебя с собой есть?

– Нет.

– Тогда будем надеяться, что он был прав.

– Почему?

– Потому что сейчас тебе нельзя возвращаться за ними. У нас осталось только три дня. Надо шевелиться.

Я гляжу на Итана во все глаза. Снова наворачиваются слезы.

– Думаешь, это так легко? Просто откажусь от них, и все дела?

– На несколько дней ничего страшного. Так считал Кеноби. Он сказал, что тебя убьют, если у них не будет другого выбора, но я им не предоставлю такой возможности. Еще он сказал, что их власть не безгранична. Они всесильны в твоем мире, но не в моем. А нам нужно всего несколько дней. Потом все будет по-другому. Потом я с ними поговорю по-своему, если захочешь, конечно.

Таращусь на Итана в каком-то оцепенении. Слышу в ушах голос миссис Синтии, она приказывает мне заткнуться и не строить из себя идиотку.

– Выходит, на самом деле ты ничего не знаешь, – говорю я.

– Может быть. Там посмотрим.

– Ты буквально веришь во все, что он говорил?

– Да, верю.

– Почему?

– Потому что однажды своими глазами видел кое-что странное. – Итан смотрит пристально, не отрываясь, прямо мне в глаза. – Я так и не понял, что это было, но видел четко, как тебя сейчас. И его слова подтверждают то, что я подумал.

– Может, вы оба чокнутые.

Итан пожимает плечами. По лицу видно, что мои слова нисколько его не задели.

– Может быть. Через недельку станет ясно. А пока я буду делать то, что он сказал. По крайней мере, еще несколько дней.

– А-а, семнадцатое мая.

В первый раз в глазах Итана читается некое облегчение.

– Да, семнадцатое мая, – глубоко вздыхает он.

Какое-то время мы молчим.

– Представить не можешь, как давно я пытался разгадать смысл этих цифр, – говорит он и смотрит на меня так, что у меня голова кружится.

– Это он сообщил их тебе?

– Я видел их много раньше. На твоей руке.

Я закрываю глаза.

– Когда?

Итан подвигается ближе. Снова берет меня за руки. Разгибает левую руку, задирает рукав и проводит пальцами там, где когда-то были цифры.

Я дрожу. Кожа до сих пор хранит память о боли, когда их отскребали.

– Я видел тебя четыре года назад. Думаю, как раз тогда. Когда ты попала сюда. Ты была как девочка из стихотворения Роберта Бернса: она шла через поле ржи, вся мокрая и грязная. Мне было тринадцать лет, я ловил рыбу на речке в Хаверстро-Крик, в первый раз в жизни тогда пошел на рыбалку один. Ну вот, и вдруг воздух над рекой как-то странно задрожал, совершенно дико, ни на что не похоже. Я просто глазам своим не верил. Бен Кеноби говорит, это был выход из тоннеля времени. По которому вы все вышли сюда.

Я продолжаю дрожать, не могу остановиться.

– Ничего не помню.

– Знаю. И понимаю. Видок у тебя был еще тот. В общем, сама была не в себе. Замерзла, совсем одна, и на руке вот эти цифры. Я хотел помочь тебе. Отдал свою спортивную куртку…

У меня кружится голова. В глазах все плывет. Пытаюсь сделать вдох.

– Так это был ты…

«Ну конечно, – думаю я. – Конечно».

– Воздух вокруг тебя как-то странно колыхался, дрожал. Ты была чем-то напугана и не хотела со мной говорить. Я показал тебе, как пройти к мосту через речку, ты сказала, что тебе надо туда.

– Ничего не помню, – еле-еле произношу я.

И снова чувствую, как мир за спиной, в прошлом, меняется, принимает иную форму. Все было не так, как я себе представляла.

– А других, кроме меня, ты видел?

– Нет. Наверное, тоже где-то пробирались через лес. А я видел только тебя.

Лицо Итана словно в тумане, что на нем написано, не разобрать, но я чувствую, слова свои он тщательно взвешивает.

– Но я могу узнавать их, людей, которые пришли с тобой. Некоторых сразу, других нет…

– Что ты хочешь этим сказать?

– Могу распознавать путешественников во времени. Трудно объяснить как. Ну, словно вокруг тебя воздух движется по-другому. Не так, конечно, как в тот день, когда я тебя встретил, но что-то есть общее, едва уловимое.

– Ты и сейчас это видишь?

– Вокруг тебя уже с трудом. Почти совсем незаметно. Но вокруг других больше заметно, особенно кто постарше. Вокруг Кеноби хорошо было видно.

– А другие тоже видят?

– Из моих знакомых никто. Не подумай, я об этом никому не сказал. Кеноби говорил, это редко бывает, но некоторые люди обладают тонкой чувствительностью к потоку времени. У меня это, может, потому, что я тогда был там, когда открылся тоннель. Остаточные результаты действия этого потока всегда присутствуют, но их мало кто видит. Он говорил, что это вроде психологического эксперимента, который есть в Интернете. Когда люди играют в баскетбол. Ты, наверное, видела. – (Я качаю головой.) – Нет? Ну, значит, там две баскетбольные команды, одна в черных трусах, другая в белых. И ты должен считать очки, сколько белые забросили черным, и наоборот. В конце тебе дают правильный ответ, а потом вдруг задают вопрос: «А ты гориллу видел?»

– Гориллу?

– Ага. Большинство заняты подсчетом бросков и, когда игроки пытаются забросить мяч в корзину, не видят, как парень в прикиде гориллы выходит прямо на середину площадки, стоит, а потом уходит. И никто, как правило, никакой гориллы не замечает.