Ликвидация безграмотности

Сделал и проваливай! И хотя никто его никак не унижал, над ним не смеялись, но он сам чувствовал свою ущербность. Пацаны громко смеялись над очередным анекдотом, а он молчал, особенно, если в анекдоте шла речь о том, как у кого-то не получилось. В анекдотах это было смешно, но Сашка знал, что это совсем не смешно в жизни. В анекдотах у кого-то «плохо стоял», а у Сашки с этим было все чудесно, но он все равно очень переживал из-за того, что у него с Наташей ничего не выходит.

— Как живете-можете?

— Живем хорошо — можем плохо!

— Значит, выходит — хорошо?

— Выходит хорошо — входит плохо!

Петька громко ржал, рассказывая этот анекдот, а Сашка думал, кто сочиняет эти анекдоты? Все новые и новые! Неужто они рождаются сами?

Сашка очень страдал.

Хотя его отношения с Наташей, казалось бы, не изменились. Теперь они подолгу гуляли вечерами, у них была своя беседка в детском садике, часто они шли на стадион или в школьный двор, всюду они находили тихое местечко, где им никто не мешал и можно было целоваться до боли в губах, расстегивать многочисленные пуговицы и трогать, ласкать горячую девичью кожу, грудь, бедра, живот.

И там, внизу, между ног.

Это было какое-то волшебное место. Когда его пальцы достигали горячей, влажной щелки — Наташу словно подменяли. Она стонала и охала, она крепко сжимала его руку, сжимала, но не отталкивала, Сашка знал, что ей очень нравится то, что он делает, он даже спросил ее, как ей лучше, когда его палец вот тут или тут. «Чуть выше», — едва слышно прошептала она. Он стал трогать ее повыше, удивляясь, что навстречу его пальцу выскочил какой-то маленький язычок, Сашка слегка коснулся его, и девушка громко застонала, она стала резко дергаться на его коленях, она вскрикнула, что это с ней, и тут он понял, он вспомнил, что Петька говорил, как девчонки кончают оттого, что их гладят в этом месте. Поэтому он еще крепче прижал к себе Наташу, она дергалась так, что могла и упасть, но Сашка все держал и держал ее, продолжая свои бесстыдные погружения пальца.

И вдруг она затихла. Ее тело как-то странно потяжелело.

Она дышала жарко и глубоко. Ее голова бессильно лежала на его плече.

Сашка продолжал слегка шевелить пальцем.

— Не надо больше, — едва слышно прошептала она, тронув его руку.

— Что с тобой? — спросил он тихо.

— Не знаю.

— Тебе было хорошо?

— Да. Но мне стыдно.

— Почему?

— Не знаю. Какие-то животные инстинкты.

— Знаешь, что это было?

— Что?

— Ты, похоже, кончила.

— Да, наверное.

— Я слышал, девчонки сами себе так делают. Это правда?

— Да, некоторые делают.

— А ты делаешь?

— Нет.

— Значит, это впервые?

— Так сильно — да. Прежде было что-то похожее, помнишь, в подъезде?

— Помню. И что ты чувствуешь?

— В голове пусто. Все тело звенит, как после гриппа. Легкость какая-то.

— Наташа.

— Что?

— Я очень хочу по-настоящему. Что ты молчишь?

— Не знаю, что сказать.

— Давай сделаем это.

— Я боюсь.

— Чего боишься? Мы ведь любим друг друга. Правда?

— Правда. Но я боюсь.

— Ты не представляешь, как я хочу. Я умираю от любви к тебе.

— А если мы договоримся с тобой?

— О чем?

— Ну, я знаю, что эта проблема не только у нас с тобой…

— А у кого еще?

— Почти у всех девочек, которые встречаются с мальчиками.

— И что?

— Я знаю, что почти все делают так.

— Как?

— Ну, так, как ты сделал мне сейчас. А девочки это делают мальчикам.

— Как?

— Не придуряйся! Ты знаешь, как.

— Но ведь это совсем не то.

— А ты знаешь, как «то»?

— Нет. Но я думаю, что совсем по-другому.

— Но если нельзя иначе, то лучше так, чем никак.

— Ну, наверное. Только почему нельзя?

— Можно подумать, ты не знаешь!

— Не знаю. Почему?

— Потому что я еще ни с кем.

— Ну, так давай со мной. Или ты мне не доверяешь?

— Доверяю. Но нужно потерпеть.

— Сколько терпеть? Ты посмотри на наш класс. Или на ваш. Все перетрахались!

— Как грубо ты говоришь! Так уж и все!

— Не все, конечно. Развитие у многих задерживается.

— Что значит «задерживается»?

— А то и значит, что у некоторых девочек ни сиськи, ни письки.

— Фу, какой ты!

— Ну, посмотри на Таню Горелину.

— А что? Она очень хорошая девочка.

— Не спорю. Но Танечка не вызывает никаких греховных мыслей.

— Потому что вы все коты.

— Кто коты?

— Вы — парни. Только об одном и думаете.

— А вы, девочки, об этом не думаете? Только честно.

— Думаем. Но иначе, чем вы.

— Не смеши. Вы просто боитесь, вот и вся разница.

— А вы не боитесь?

— Чего?

— Беременности. Огласки.

— От беременности есть средство. От огласки тоже.

— Какое?

— Выбирать парня, которому доверяешь.

— Дело в том, что мы, девчонки, мечтаем, чтобы звучала одна нота, а вам, парням хочется пробежаться по клавишам.

— Говоришь мудрено, но понятно.

— И потом мы все же кое-что теряем, а вы нет.

— Ну эта потеря только для первого раза.

— Но каждый хочет, чтобы первым был он.

— Тут ты права. Но я-то о другом.

— О чем?

— О том, что многие обогнали нас с тобой.

— Ну ведь не все.

— Еще не хватало, чтобы — все.

— Потом, пацаны часто привирают. Так что — не все нас обогнали.

— Конечно! Не все, но большинство. Но главное даже не в том, все или нет.

— А в чем?

— В том, что я хочу тебя. Люблю, понимаешь?

— Понимаю. Если любишь — потерпишь.

— Сколько?

— Не знаю. Я еще не готова к этому.

— Что значит «не готова»? Ты вспомни свадьбу или как тогда у меня дома!

— Что ты хочешь сказать?

— Что ты была вполне готова! Просто я был лопух.

— Тебе не кажется, что ты мне хамишь?

— Кажется. Извини. Хотя, согласись, я был лопух.

— Ты мой глупенький, хороший мальчик.

— Да, да. Твой. Глупенький. Я хочу тебя.

— Терпи.

— Скоро терпелка лопнет.

— Не лопнет.

— Лопнет.

Наташа притихла. Ему даже показалось, что она заснула.

Он сидел, не шевелясь, боясь ее потревожить. Он думал.

Он был поражен.

Никогда они с Наташей еще не говорили так откровенно.

Поди ж ты! Что важнее, добиться физической близости или вот такой степени откровенности? Разве он мог говорить так с какой-нибудь другой девчонкой? Нет, конечно.

Но все равно очень хотелось.

Глава 8

До весенних каникул оставалась всего неделя. Весна выдалась ранняя и теплая. Сашка совсем очумел. Оказалось, что те ласки, о которых они договорились с Наташей, только сильнее распаляют его. Он стал плохо спать. Каждую ночь ему снилось, что он овладевает Наташей, овладевает по-настоящему, при этом ему было так хорошо, так чудесно, что проснувшись, он долго не мог прийти в себя и понять, что это был лишь сон.

Еще оказалось, что когда Наташа трогала его там, внизу, то получалась как-то не то, чтобы грубо, но как-то жестко, его орган требовал более нежных прикосновений, но Сашка стеснялся сказать об этом девушке.

Они стали ходить в дальний угол парка, вечерами там просто витала аура любви. То тут, то там раздавались подозрительные шорохи и тихий шепот, который невозможно спутать с каким-то другим звуком. Это был шепот любви. Поначалу Наташа не хотела идти в эту таинственную темноту, но Сашка вел ее, вел, крепко держа за руку, вел почти насильно. И Наташа шла.

Однажды они чуть не наступили на парочку, которая, расположилась прямо на молодой травке, видимо, они лежали на плаще, и несмотря на то, что видно было очень скверно, Сашка замер от вида голых женских ног, они, эти ноги, были бесстыдно раскинуты, полусогнуты в коленях, но самое жуткое было в другом, между этими голыми ногами сильно и ритмично двигался мужской зад, жаркое дыхание сопровождало всю эту сцену. Сашка едва не задохнулся от волнения, когда взглянул на все это. Он потянул Наташу в сторону, он знал, что и она все это видела, и ему хотелось только одного — повалить ее на траву и делать ей, делать так, как делал тот парень, лежащий на своей девушке в двадцати шагах от них.