Ликвидация безграмотности

— Так, значит, на столике?

— Нет, в начале мы сидели на одной из скамеечек. Столик был потом.

— Это случилось на столике?

— Да.

— Рассказывай.

— Ну, что рассказывать? Ты уже все знаешь.

— Здрасьте! Мы так не договаривались. Давай подробности!

— Какие подробности? Прямо — допрос.

— Ты боялась залететь?

— Нет, он использовал резиночку.

— Ты видела, как он ее надевал?

— Обычно нет. В последний момент он немного возился там, и все.

— Откуда же ты знала, что он не обманывает тебя? Ты ведь не видела.

— Он говорил, я ему верила. И, потом, звук очень специфический.

— Звук чего?

— Звук надеваемой резинки! Вот ты зануда!

— А как было в первый раз, ты боялась?

— Да, конечно, боялась. Но, сказать честно, я была немного пьяна.

— Вот как! А он?

— И он был немного пьян. Поэтому все произошло без визга с моей стороны.

— Какого визга?

— Ну, чтоб ты знал. Первый раз чаще всего бывает, ну, полу-насильно, что ли.

— Да ну!

— Да, если девчонка даже совсем согласна, все равно, в тот момент, когда она почувствует, что ей вставляют, она чисто инстинктивно начинает кричать и сопротивляться. И парень не должен ее отпускать. Он должен входить в нее, и все. Несмотря на ее вопли. Иначе процедура будет отложена на другой раз, а у девчонки и у парня останется лишь неприятный осадок.

— Слушай, а ведь у меня с Наташкой именно так. Она начинает плакать, и я ее отпускаю. Хотя мы оба хотим этого.

— Вот и имей в виду, что здесь что-то похожее на прыжок в воду. Нужно решиться. Конечно, при условии, что она согласна.

— А тебе было больно? Первый раз?

— Первый раз — да. Но то, что я была малость пьяна, как-то заглушило боль.

— Ты плакала?

— Обязательно! Это ритуал.

— В процессе или потом?

— Процесс был таким коротким, что расплакаться не успеешь. Потом так, чуток.

— А крови много было?

— Ты прямо как гинеколог! Полпервого ночи, могла ли я видеть много там или мало?

— Ну, потом ты ведь могла оценить.

— Ты ужасный! Вытерлась трусиками, бросила их в кусты, и все!

— То есть — немного.

— У кого как. Ой, я уже спать хочу! Пойду к себе.

— Нет, полежим еще. Смотри, что у меня произошло. Потрогай.

— Нет, больше не будем. Хватит.

— А зачем же он так себя ведет?

— Это твое, ты и спрашивай себя.

— Но это для тебя. Спрашивать нет смысла. Действовать надо.

— Что я слышу! Не мальчик, но муж! Но, Сашенька, я больше не хочу.

— Тебе было хорошо со мной?

— Да, очень! Но мне надо идти.

— Слушай, а у тебя после первого раза много было?

— Чего «много»?

— Ну, с ним или с другими… Не понимаешь, что ли?

— Понимаю. Ты знаешь, с ним у нас как-то странно. То — нет-нет. А то вдруг придет он ко мне, и нет сил терпеть. Вот и грешим потихоньку.

— Так, значит, ты только с ним?

— В том-то и дело, что нет. То есть, близость только с ним, но у меня есть еще и, так сказать, перспектива. Студентик ходит ко мне. Думаю замуж за него выходить. Через годик.

— Это не очень цинично?

— А то, что я с тобой на этом одеяле, а ты мечтаешь о Наташе — не цинично?

— Цинично. Но я без тебя, наверное, бы пропал.

— Теперь не пропадешь! За одного битого двух небитых дают.

— Слушай, а еще…

— Что?

— Про сроки. Как это и что?

— Ты про женский календарь?

— Ну да.

— Это надо на бумажке рисовать. Одно тебе скажу — дней для радости мало.

— Ты мне нарисуй завтра. Но почему «мало»?

— Нарисую. А мало, потому что природа мудра. Все направлено к одному.

— К чему?

— К зачатию. К новой жизни.

— А ты не беременела еще?

— Типун тебе на язык!

— Ну, если ты так часто…

— Ничего не часто. Например, через два дня — прием закончен.

— Кать, а что ты испытываешь, когда…

— Когда что?

— Ну, в разные моменты. А особенно в конце.

— Наверное, тоже, что и ты. Мне хорошо. Это не расскажешь.

— А ты чувствуешь, когда парень кончает? Например, я?

— Какой ты любопытный!

— Ну, скажи, ты чувствуешь, когда в тебя ударяет струйка?

— Ничего не ударяет. Это почти неощутимо. Так — слегка.

— Значит, ты не чувствуешь?

— Я больше воспринимаю другие признаки.

— Какие?

— Не смеши! Ну, поведение, звуки, дрожь тела. Ты лезешь в такие тайны…

— Ничего я не лезу. Мне просто некого спросить.

— Наверное, я тебе все рассказала.

— Не все.

— Нет, все. Давай, я уже пойду, а то вдруг наши мамочки захотят пи-пи.

— Да, это вполне возможно.

— Давай одеваться.

— Давай.

Глава 14

Утром, еще в полусне, Сашка вспомнил все, что произошло вчера. Он — мужчина! Он сел в кровати и стал думать. И что теперь? Конечно, Катя — девочка странная. Наверное, про таких говорят: «испорченная». Скоро они уедут, а он останется. Что это было между ними? Любовь? Или элементарная похоть?

Слово какое-то некрасивое. «Похоть». Нет, он испытывал к Кате что-то особенное. Какую-то благодарность. Ведь это она, Катя, ввела его во взрослый мир. И, кажется, все получилось не так уж и плохо. Теперь он знал, что нужно делать и как. Он снова и снова вспоминал сцены их вчерашней близости, и ему было хорошо. Еще он подумал, что давно уже не спал так крепко и спокойно, как сегодня. Значит, это, близость с женщиной, ему необходима? Выходит — так. Как было бы здорово, если бы Катя жила где-нибудь рядом. Они бы встречались тайком.

Сашка откинулся на подушку. Опустил руку вниз. Потрогал себя.

«Ты молодец, — сказал Сашка своему герою. — Не подвел».

«А как же Наташа?» — вдруг подумалось ему.

На душе стало скверно.

Надо вернуть ее. Что это она стала ходить с Димкой? Конечно, отбить девушку у десятиклассника непросто. Но ведь сама Наташа разве перестала любить его, Сашку? Не может быть, чтоб вот так, раз, и разлюбила.

Собственная логика показалась ему железной.

Но тут же он подумал о Кате. Сколько они еще у них пробудут? Четыре дня.

И что, каждый из этих дней он, Сашка будет иметь возможность…

Как бы это сказать?

Общаться с Катей.

Вот, как можно сказать.

А как же Наташа? Мысль о Наташе не давала ему покоя.

Когда Сашка вышел из своей комнаты, то понял, что подготовка к поминкам по отцу идет полным ходом. Прошло три года, как отец умер, но мать каждый год тщательно и трепетно готовилась, чтобы, пригласив родственников, отметить печальную дату.

Мать, тетка и Катя дружно суетились в кухне.

Сашке был дан большой индивидуальный план, так сказать, по мужской линии.

После того, как съездили на кладбище, началось застолье. Все говорили хорошее об его отце. Сашка немного выпил, и добрые слова об отце волновали его. Собрав все мужество, он старался, чтобы никто не заметил, как увлажняются его глаза.

Катя сидела рядом. Вскоре Сашка ощутил, что ее коленка коснулась его колена. Это было очень волнительно. Сашка понимал, что вечером все снова улягутся пораньше, и они с Катей опять останутся наедине.

Он думал только об одном, чтобы братан сегодня спал в своей комнате.

А для этого нужно было навести порядок после поминок непременно сегодня.

Кажется, и Катя это поняла.

Стимул был столь велик, что несмотря на уговоры тетки и матери о том, что «все это можно будет сделать завтра», несмотря на это, Сашка и Катя проявили трудовой героизм, и к восьми часам вечера в доме не было и следов сегодняшнего печального сбора. Если не считать переполненного холодильника.

А у братана не было повода спать в Сашкиной комнате.

Зато пришлось почти до десяти вечера ждать, когда он, братан, досмотрит очередную опупею своего любимого сериала. Это Сашка придумал такое слово, производное от «эпопея» — «опупея». Многим нравилось. Итак, Сашка ушел раньше, всем видом показав, что эта жвачка его совершенно не интересует.