Страница 309 из 311
А. Муравьев, хорошо знавший обстоятельства этого дела,— написать комедию вроде «Горя от ума», резкую критику на современные нравы... Лермонтову хотелось видеть ее на сцене, но строгая цензура III Отделения не могла ее пропустить.., даже цензура получила неблагоприятное мнение о заносчивом писателе, что ему вскоре отозвалось неприятным образом».
Следует отметить, что Лермонтов и в тексте и в заглавии писал не «Маскарад», а «Маскерад». Но напечатана пьеса была под названием «Маскарад» (СПб. 1842), под этим названием вошла в репертуар русского театра, и написание «Маскерад» в заглавии не сохраняется.
Открытые балы-маскарады в доме В. В. Энгельгардта (на углу Невского проспекта и Екатерининского канала, ныне д. № 30) — балы, на которых бывали члены царской семьи и сам Николай I, пользовались в петербургском светском обществе первой половины 30-х годов огромным успехом. «Там женщины есть... чудо...— сообщает князь Звездич Арбенину.— И даже там бывают, говорят...» Этот намек на самых знатных посетительниц маскарадов Арбенин прерывает словами: «Под маской все чины равны. У маски ни души, ни званья нет, есть тело...» Понятно, почему III Отделение вознегодовало и настоятельно требовало изменения именно этих строк.
Фамилию Арбенина Лермонтов перенес в «Маскарад» из юношеской драмы «Странный человек». Эта же фамилия повторяется в прозаическом наброске «Я хочу рассказать вам...». Фамилии двух других действующих лиц Лермонтов заимствовал из повести А. Марлинского «Испытание» (1830), в которой фигурируют графиня Звездич и ротмистр фон Штраль. Однако у Марлинского Лермонтов заимствовал только фамилии. В основу же драмы, возможно, положил действительное происшествие. Указание на это находится в отзыве цензора. Очевидно, Лермонтов изобразил действительный случай или случай настолько жизненный, что цензор «узнал» его.
Высказывалось предположение, что в лице Шприха описан третьесортный литератор, агент III Отделения А. Элькан, изображенный под той же самой фамилией Шприх в повести О. Сенковского «Предубеждение» (1834). Надо думать, что фамилия, использованная Сенковским, понадобилась Лермонтову для того, чтобы подтвердить портретное сходство с оригиналом и заклеймить одного из приспешников Бенкендорфа.
Карточная игра в 30-е годы представляла собою настолько широкое явление и вызывала столь многочисленные разорения дворян, что правительство Николая I пыталось вести с ней борьбу. Упоминание об этом вычеркнуто в монологе Казарина (в якушкииской копии):
Игрока, готового ради достижения цели на преступление, годом раньше Лермонтова описал Пушкин («Пиковая дама»). Жизнь и характеры игроков занимали Гоголя («Игроки», Ноздрев в «Мертвых душах»). Вообще эта тема широко бытовала в русской прозе и драматургии 20— 30-х годов.
Кроме страсти, долгие годы державшей Арбенина возле зеленого стола, Лермонтов наделил своего героя мятежной силой, огромной волей, благородным презрением к великосветскому обществу, тонкой иронией и глубокой грустью. Известно, что первоначальная, трехактная, редакция «Маскарада» завершалась смертью Нины. Судя по этому, идея возмездия за преступление не занимала Лермонтова, ибо «Маскарад» написан, чтобы выразить мысль о невозможности счастья для того, кто несет в себе разрушительное начало pi отрицание существующего миропорядка. Как и для Демона, «рай» для Арбенина закрыт навсегда. Приобщение к «добру» для него невозможно. Попытка забыть прошлое кончается полным крушением.
говорит Арбенин Нине. Не приемлющий общества Звездичей и Казариных Арбенин обречен на вечное одиночество.
Высказывалось предположение (К. Н. Ломуновым), что четвертым актом Лермонтов пополнил пьесу по совету актеров Александринского театра, стремившихся сыграть «Маскарад». Уже после смерти Лермонтова тщетно добивался сыграть роль Арбенина великий Мочалов. Он умер, не исполнив этой роли в лучшей русской романтической драме, словно для него предназначенной. Только через двадцать с лишним лет после смерти Лермонтова, в 1862 году. «Маскарад» был разрешен к постановке без купюр во второй, четырехактной, редакции на сцене Малого театра в Москве, а два года спустя — на сцене Александринского театра в Петербурге, для которой драма была предназначена самим Лермонтовым. В феврале 1917 года драма была заново поставлена на этой же сцене В. Э. Мейерхольдом в декорациях А. Я. Головина, с музыкой А. К. Глазунова, с 10. М. Юрьевым в заглавной роли. Спектакль имел огромный успех и положил начало нынешней исполнительской традиции. В советском театре «Маскарад» стал излюбленной репертуарной пьесой.
Стр. 461. Семпель — ординарная ставка, без увеличения назначенной суммы. Гнуть — увеличивать ставку вдвое.
Стр. 529. Транспорт — ставка, увеличенная втрое.
Стр. 539. Настасья Павловна споет нам что-нибудь.— Принято считать, что настоящее имя героини заменялось в домашнем кругу ласкательным «Нина».
Материалом для романа послужили Лермонтову впечатления от жизни в 1837 году на Кавказских водах, от поездки на Терек в казачью станицу Шелковскую в гости к А. А. Хастатову, от путешествия по Военно-Грузинской дороге. В. Г. Белинский, лечившийся в 1837 году в Пятигорске, удивлялся, когда вышел роман, «непостижимой верности, с какою обрисованы у г. Лермонтова даже малейшие подробности» жизни курортного общества. Сохранилось свидетельство, что в основу «Бэлы» Лермонтов положил происшествие, рассказанное ему Хастатовым, «у которого действительно жила татарка этого имени». Имеется указание, что в «Фаталисте» Лермонтов использовал другой случай из жизни Хастатова, когда тот в станице Червленой ворвался безоружный в хату, где с пистолетом и шашкой заперся пьяный казак. Упоминания в мемуарной литературе о том, что случай, описанный в «Тамани», произошел в Тамани с самим Лермонтовым, подтверждается рассказом М. Цейдлера. В 1838 году Цейдлер был командирован на Кавказ и останавливался в Тамани. Описывая в своем очерке («На Кавказе в 1830-х годах») красоту своей соседки и внешность слепого мальчика, которых изобразил Лермонтов, Цейдлер поясняет, что ему суждено было жить в том же домике, где жил поэт, и тот же слепой мальчик и загадочный татарин послужили сюжетом к его повести. «Мне даже помнится,— пишет Цейдлер,— что, когда я, возвратись, рассказывал в кругу товарищей о моем увлечении соседкою, то Лермонтов пером начертил на клочке бумаги скалистый берег и домик, о котором я вел речь».
В облике доктора Вернера современники обнаружили портретное сходство с Н. В. Майером — медиком штаба кавказских войск в Ставрополе; летние месяцы он проводил на Водах. Указывали также на сходство Грушницкого с офицером Н. П. Колюбакиным. Герой «Фаталиста» Вулич имеет черты сходства с конногвардейцем И. В. Вуичем. В образе княжны Мери современники узнали не одну, а нескольких светских девушек, проводивших лето 1837 года в Пятигорске,— лишнее доказательство, что персонажи «Героя нашего времени» заключают в себе не только портретные, но и типические черты.
Писать роман Лермонтов начал не раньше второй половины 1838 года; еще в июне он жаловался С. А. Раевскому: «писать не пишу»,— и сообщал, что работа над «Княгиней Лиговской» затянулась и вряд ли кончится. Очевидно, к этому времени относится запись «Я в Тифлисе...», представляющая собою первоначальный сюжет «Тамани». Но уже в марте 1839 года в «Отечественных записках» была помещена «Бэла (Из записок офицера о Кавказе)», в ноябре — «Фаталист». «С особенным удовольствием пользуемся случаем известить,— сообщала в примечании редакция,— что М. Ю. Лермонтов в непродолжительном времени издаст собрание своих повестей, и напечатанных и не напечатанных. Это будет новый, прекрасный подарок русской литературе». В феврале 1840 года в том же журнале появилась «Тамань»; в это время работа над романом была уже закончена: 19 февраля цензор разрешил печатать отдельное издание — «Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова, часть I и часть II».