Страница 302 из 311
В строке «Вы сына выдали врагам» говорится о единственном сыне Наполеона и Марии-Луизы — Наполеоне II (1811—1832). После падения Наполеона (в 1815 г.) сын его был отправлен в Австрию, где умер от чахотки в возрасте двадцати одного года.
<Из альбома С. Н. Карамзиной> (стр. 182).— В стихотворении отразились разговоры, которые Лермонтов часто вел в Петербурге в салоне Е. А. Карамзиной, вдовы известного историка Н. М. Карамзина. Душой этого салона, его настоящей хозяйкой была дочь Карамзина от первого брака Софья Николаевна Карамзина (1802—1856), высоко ценившая талант Лермонтова, который встречался в этом доме с Жуковским, Вяземским, В. Ф. Одоевским, Соболевским, А. И. Тургеневым, поэтессой Е. П. Ростопчиной, А. О. Смирновой, с И. П. Мятлевым и многими другими — литераторами, художниками, музыкантами.
В стихотворении, вписанном в альбом С. Н. Карамзиной, Лермонтов упоминает ее брата, Александра Николаевича Карамзина («Сашу»), Александру Осиповну Смирнову (см. стихотворение «А. О. Смирновой») и поэта Ивана Петровича Мятлева — «Ишку», как звали его в дружеском кругу.
Свои стихи Лермонтов вписал в альбом С. Н. Карамзиной в связи с каким-то спором о романтическом направлении. Очевидно, Карамзина отстаивала достоинства романтической поэзии, потому Лермонтов и начал стихотворение словами: «Любил и я..,». В шутчивом альбомном посвящении поэт заявил о том, что от произведений, написанных в романтическом стиле, он решительно переходит к реалистическому изображению окружающей жизни.
<Графине Ростопчиной> (стр. 183) Евдокия Петровна Ростопчина, урожденная Сушкова (1811—1858) — известная поэтесса. Лермонтов знал ее с юных лет: молодость Ростопчиной протекала в Москве. В то время она разделяла настроения передовой молодежи и восторгалась подвигом декабристов (она посвятила им свое послание «К страдальцам»). В 1840--1841 годах Лермонтов встречался с ней в Петербурге, особенно часто — в салоне Карамзиных. Около середины апреля 1841 года, уезжая в последний раз в кавказскую ссылку, откуда ему уже не суждено было вернуться, поэт подарил Ростопчиной альбом, в который вписал: «Я верю: под одной звездою.. »
Договор (стр. 183) — В этом стихотворении Лермонтов использовал текст своего юношеского стихотворения «Прелестнице» (1832).
«Прощай, немытая Россия...» (стр. 184).— Это одно из самых сильных и смелых политических произведений Лермонтова. В нем отразилась его страстная ненависть к самодержавно помещичьей России.
Наименование пашей — турецких военных сановников — в России иронически переносилось на жандармов. Иносказания такого рода представляли собою широко распространенное явление (ср. стихотворение «Жалобы турка» и примечание к нему). Если при этом учесть, что офицеры корпуса жандармов носили голубые мундиры, то становится ясным — в тексте Лермонтова «голубые мундиры» и «паши» равнозначны: в обоих случаях поэт говорит о жандармах и выражает надежду сокрыться «от их всевидящего ока, от их всеслышащих ушей».
Академик В. В. Виноградов отмечал, что при восприятии текста стихотворения важно правильное осмысление значения слова «преданный» в четвертой строке. Лермонтов употребляет его не в смысле «беспредельно верный кому-то» или «вероломно отданный в чью-то власть».
Это слово заключает в себе смысл «отданный», «переданный», как оно употреблялось в первой половине XIX столетия. Подтверждение этому находится в одном из стихотворений самого Лермонтова:
где это слово в той же форме страдательного причастия выступает в значении, указанном В. В. Виноградовым: «отданный во власть, предоставленный в распоряжение кого-нибудь». Другими словами: «И ты, им отданный во власть, народ».
Первый биограф поэта П. А. Висковатов предполагал, что стихотворение написано в 1841 году, накануне последнего отъезда поэта в кавказскую ссылку, после того как дежурный генерал граф Клейнмихель вызвал его к себе и передал предписание Бенкендорфа покинуть столицу в сорок восемь часов.
Утес (стр. 184).—И черновой автограф и беловой сохранились в альбоме, который подарил Лермонтову В. Ф. Одоевский накануне последнего отъезда поэта на Кавказ.
Белинский относил «Утес» к числу лучшие стихотворений Лермонтова.
Спор (стр. 185).—А. А. Краевский передавал слова Лермонтова, сказанные накануне его последнего отъезда на Кавказ: «Я многому научился у азиатов, и мне бы хотелось проникнуть в таинства азиатского миросозерцания, зачатки которого и для самих азиатов, и для нас еще мало понятны. Но, поверь мне,— обращался он к Краевскому,— там, на Востоке, тайник богатых откровений».
Под «Востоком» Лермонтов подразумевал Кавказ. Эти слова свидетельствуют о все возраставшем интересе Лермонтова к народам Кавказа, к их истории, быту, культуре. Не удовлетворяясь уже изображением событий кавказской войны, Лермонтов в последние годы жизни стремился постигнуть ее исторический смысл. С этим связаны его неосуществленные замыслы: роман из кавказской жизни «с Тифлисом при Ермолове, его диктатурой и кровавым усмирением Кавказа» и цикл стихов под общим названием «Восток». Слово «Восток»,— на это обратил внимание Б. М. Эйхенбаум,— в альбоме Одоевского написано отдельно, как название стихотворного цикла, на обороте чистого листа, предшествующего автографу «Спора». Очевидно, открывать этот цикл должно было стихотворение «Спор» — аллегорическое изображение Кавказа и кавказской войны, завершающееся картиной победоносного вступления русской армии, предводительствуемой генералом Ермоловым.
Замысел «Спора» возник у Лермонтова после свидания с Ермоловым в Москве, зимою 1841 года.
Сон (стр. 187).—Замысел «Сна» мог быть внушен Лермонтову песней гребенских казаков «Ох, не отстать-то тоске-кручинушке». В ней поется о добром молодце, который видит во сне, будто он лежит убитый, с простреленным сердцем «на дикой степе».
«Они любили друг друга так долго и нежно...» (стр. 188).—Вольный перевод стихотворения Гейне «Sie liebten sich beide, doch keiner...», первые две строки которого стали эпиграфом. Как это бывало всегда, когда Лермонтов брался за перевод, так и на этот раз стихотворение у него обрело совершенно самостоятельный смысл.
Тамара (стр. 188).—В основу этой баллады положена грузинская легенда о царице Дарье, жившей когда-то в старинной башне над Тереком. Легенда гласит, что царица волшебною силою завлекала к себе на ночь путников, а под утро обезглавливала их и трупы сбрасывала в Терек. Эта легенда пересказана во многих книгах, авторы которых путешествовали в XIX веке по Военно-Грузинской дороге. Одну из них,— ее написал французский консул на Кавказе Ж. Гамба,— Лермонтов знал и упоминает ее в «Герое нашего времени» («Бэла»): «Переезд через Крестовую Гору (или, как называет ее ученый Гамба, le Mont St. Christophe) достоин вашего любопытства». Гамба пересказывает легенду о Дарье. Но существует другой вариант легенды, в котором мифическая Дарья носит имя исторической царицы Тамары. Очевидно, этот вариант точно так же был известен поэту.
Свиданье (стр. 190).—В работе над этим стихотворением Лермонтов использовал свои прежние впечатления, вынесенные из пребывания в Тифлисе и путешествия по Военно-Грузинской дороге в 1837 году.
Листок (стр. 192).— Образ листка, гонимого бурей, в русской и европейской литературе конца XVIII — первой половины XIX столетия был широко распространенным символом судьбы политического изгнанника.
«Нет, не тебя так пылко я люблю...» (стр. 193).—Судя по расположению автографа в альбоме В. Ф. Одоевского, стихотворение написано на Кавказе летом 1841 года. Высказано предположение, что Лермонтов обращается в нем к своей дальней родственнице, Екатерине Быховец, молодой девушке, проводившей лето в Пятигорске. Быховец говорила потом, что поэт любил ее за то, что она напоминала ему Варвару Александровну Лопухину, на которую была очень похожа: «об ней его любимый разговор был». В последней строфе поэт говорит о В. А. Лопухиной, которая состояла в браке с нелюбимым человеком.