Страница 251 из 280
В ответ на «душевные качества», Уэсс чуть не рассмеялся. Но когда полковник завершил фразу, Херберта перекосило. Разглядывая этого несомненно высокопоставленного «охотника», Уэсс набычился и со свойственной ему прямотой изрёк:
— Знаете, мне вдруг захотелось послать вас к дьяволу.
Кочевник стёр улыбку с лица.
— Понятно, — сказал он. — Теперь понятно, почему за четыре года войны вы всё ещё капитан. Скажите… спрашиваю ради чистого любопытства, на батальон вас ставили?
— Шесть раз.
— А снимали за что? — вместо ответа Семёнов увидел гримасу. — Понятно. За пристрастие говорить в глаза начальству всё, что думаете. Что ж, отставим ваше фронтовое прошлое в сторону и перейдём к теме нашей встречи. Я знаю, что у вас накопилось немало вопросов по поводу увиденных материалов. Но если я начну сейчас отвечать на них, мы завязнем в частностях, и мне потребуется предоставлять вам доказательства, на ознакомление с которыми у вас уйдёт уйма времени. Поэтому предлагаю приподнять планку на несколько уровней выше. Начать, так сказать, со стратегического анализа.
Уэсс ёрзнул на стуле, подобного оборота он не ждал. Да и не совсем понял, куда клонит полковник.
— Хорошо, — увидел его затруднение Семёнов. — Начнём взбираться по ступенькам. Итак, до вчерашнего дня о многих… кхм… «художествах» «серых» вы не подозревали, верно?
— Да, — согласился Херберт, внутренне всё ещё цепляясь за мысль, что те фильмы — одна большая дезинформация. И тут же у него возникал вопрос: а чего ради него — всего лишь капитана, сооружать такие сложности?
— Вы также не подозревали о массовых захоронениях в самом Велгоне. Так?
Уэсс кивнул.
— Вам даже кажется, что всё это чудовищная подтасовка.
— И тут вы тоже угадали, — подтвердил капитан.
— Но тогда скажите мне, — вопросил Кочевник, — почему за все годы войны Новороссия ни разу не попыталась по крупному провести пропагандистскую кампанию, нацеленную на население Велгона? А ведь у нас имеются все возможности для этого: пресса нейтральных стран, радиопередачи на территорию Велгона, агитационные бомбы с листовками, распространение слухов через мирное население, и всё в том же духе.
— Ну и почему же? — спросил Уэсс.
— Да потому, что всё это ни к чему не приведёт. Или в лучшем случае даст кратковременный локальный результат. И знаете почему? Потому что такие как вы, молодые велгонцы, воспримите это как злобную вражескую агитацию. А люди постарше либо зомбированы либо запуганы.
— Зомбированы, — повторил Уэсс с большим недоверием в голосе. — По–вашему и моё поколение зомбировано? Получается, что весь народ зомбирован? Ах, да! Кроме запуганных!
— Это хорошо, что вы сразу охватили проблему масштабно. Да — отвечу я вам. Почти весь народ Велгона зомбирован.
— Простите, но это… как говорят у вас, чушь несусветная.
Кочевник грустно покачал головой.
— Давайте, капитан, шагнём ещё на ступеньку выше. Вы ведь хорошо знаете новейшую историю вашей страны?
— Достаточно для офицера и гражданина.
— Тогда скажите, что явилось причинами падения правительства Александэра Вириата?
Уэсс фыркнул. Он не сомневался, что полковник Семёнов знает о причинах падения режима Вириата не хуже любого жителя Велгона. Тем не менее, вопрос задан, а раз так, то полковнику зачем–то нужен на него ответ. И Херберт постарался ответить. Сжато, но ёмко.
— Правящие круги при Вириате довели страну до социального хаоса. Обнищание простого народа, чудовищная коррупция и закостенелость бюрократического аппарата. Полицейские подавления стачек и разгоны народных шествий с многочисленными жертвами. Невозможность для простого человека подняться по социальной лестнице, причиной чему стали многочисленные барьеры, такие как: неофициальное введение платного образования; «цеховая закрытость» средних кругов общества, не говоря уже о высших; и многие другие препоны. И наконец, финансовые махинации, из–за которых разорились многие простые люди. Следствие по делам махинаторов велось затянуто и часто начиналось, когда проворовавшиеся дельцы уже скрылись с награбленным за границей. Министерство Безопасности было фактически парализовано внутренними дрязгами и не могло успешно вести борьбу с финансовыми жуликами.
Уэсс замолчал, ему показалось, что для полковника всё перечисленное так же очевидно, как и для него.
— Угу, — произнёс Кочевник. — Вириат был свергнут в тридцатом. И процесс свержения произошёл не без крови.
— Ещё бы! Сколько прихлебателей за власть уцепилось! Даже не вся армия присоединилась к народу.
— Знаю. Скоротечная, но кровавая гражданская война, продлившаяся всего три месяца. Народ взял власть себе и с тех пор на карте мира появляется Великий Велгон.
Как ни пытался Уэсс, но издёвки в словах полковника он не распознал.
— Вам, капитан, несомненно известно, что Вириат правил вашей страной около сорока лет. Не так ли? Вижу, что так. Тогда скажите, режиму Вириата всегда были присущи все те язвы, что вы мне перечислили?
Уэсс поймал себя на том, что не вполне знает что ответить. Он начал вспоминать курс истории, все этапы борьбы с тиранией Вириата и понял, то его знания начинают расплываться где–то в начале двадцатых годов.
— Как жилось народу Велгона в десятые годы? И раньше? — задал наводящие вопросы Семёнов. — А в прошлом веке?
— Да хреново жилось, — просто и без затей ответил Уэсс.
— Откуда вам это известно? Из школьных учебников? И из лекций в военном училище?
— Это вы что же, клоните к тому…
— Да! — перебил Кочевник. — К тому, что у вас налицо пробел в знании истории собственной страны.
— Да вы что?! — ехидно улыбнулся Херберт. — Может тогда и кровавых отметин двадцатых не было?
— Были. И не надо ёрничать.
— Тогда к чему же вы всё–таки клоните? — ощетинился Уэсс.
— А к тому, что весь бардак конца правления Вириата начался… Заметьте, я сказал «конца правления». Итак, весь бардак начался как–то вдруг. Не то чтобы внезапно, ведь растянутый на годы процесс нельзя назвать одномометным. Разве это не подозрительно?
— Это только лишь ваши слова.
— Ладно, — согласился Кочевник. — Это лишь мои слова. Пока что. Давайте тогда поступим так: завтра, где–то ближе к обеду, я предоставлю вам материалы по вашей стране начала нашего века и века прошлого. А также материалы по прошлым эпохам в свете истории Велгона. Идёт?
— Ну, допустим. Что за материалы?
— Там много чего интересного. Школьные и университетские учебники. Статсборники, и не только велгонские. Даже кое–что из архивов из различных министерств, что было вывезено эмигрантами.
— Эмигрантами? Почему я должен верить этой сволочи?
— Все сотни тысяч — сволочи? Инженеры, учителя, профессура…
— Дармаеды, — со злостью охарактеризовал их Уэсс. — Сбежали от народного гнева.
Кочевник вздохнул и задал контрвопросы:
— Почему гнев распространялся и на их семьи? И почему если все они дармаеды, то в теперешнем Велгоне существуют те же профессоры, учителя, композиторы и прочие?
— Это уже народные кадры. А что до семей, то мало ли… под горячую руку попали…
— Подумайте, что вы говорите, капитан. Нет, вы подумайте. У вас лично поднимется рука на ребёнка? А ведь убивали семьями, это уже позже несмышлёнышей стали в интернаты отправлять. Позже, это когда в процесс вмешались ваши соотечественники–идеалисты, искренне поверившие в идеалы революции.
Уэсс взял себя в руки. Его так и подмывало послать полковника. Остыв, он начал вертеть в голове слова про интернаты и несмышлёнышей. «А что, если?…» — пришла предательская мысль. И он тут же растоптал её. И уже спокойно сказал:
— К сожалению, путь к справедливости не всегда удаётся проложить, действуя в белых перчатках.
— Позвольте тогда спросить, — терпеливо поинтересовался Кочевник, — это ваша мысль? Или вы её где–то слышали?
— Какое это имеет отношение…
— Имеет, — прервал Уэсса Кочевник. — Это своего рода один из кирпичеков в стене вбитой вам в подкорку программы. И таких кирпичеков много. Про семьи, попавшие под горячую руку — это тоже ваша мысль?