Страница 103 из 280
Стоп. Взгляд Максима скользнул по добродушному господину в собачьем полушубке. Господин вежливо так, время от времени, перекидывался с соседями шутками, старался всех успокоить. Но вот такой ли он шутник и весельчак? Было в нём что–то такое, что не вписывалось в изображаемый образ. С первого взгляда всё в нём естественно, однако поднаторевший в физиогномике Масканин чувствовал фальшь. Ну не соответствовали его лёгкость и шутливость внутреннему состоянию, нет–нет да прострелит потаённая тревога.
Максим посмотрел в окно. Поезд стоял на станции какого–то маленького городка, названия отсюда видно не было. Была ночь. Станционные фонари больше освещали себя, нежели разгоняли темень. Из окна виднелась часть вокзала с однотипными на всех станциях часами. Полночь, верней чёртов получас. Максим припомнил расписание, если сейчас чёртов получас, тогда за окном должен быть Косовец — городок, где поезд обычно стоял не больше пяти минут. Но судя по всему, состав торчал здесь уж куда дольше.
Из–за угла здания появилась группа солдат во главе с офицером. Шёл он быстрым шагом, отрывисто отмахивая рукой, другой придерживал саблю. Солдат было пятеро, все с карабинами, у двоих на ремнях по кобуре. Когда процессия приблизилась к вагону вплотную, стали различимы пехотные эмблемы и нарукавные нашивки на шинелях. 1172–й запасной полк, значит не комендатура, как подумал Масканин в начале. Интересно, что им понадобилось в поезде? Если это какая–то проверка, то почему не жандармы или комендантские?
В салон офицер вошёл с пистолетом в руке, держа его впритык к поясу. Солдаты на шаг позади, с карабинами на изготовку. Противоположный выход перекрыл боец с "Сичкарём", за ним двое с карабинами.
"Везёт мне на события", — промелькнуло в голове Масканина, когда он впотаёк расстёгивал кобуру и вытаскивал "Сичкарь", хорошо, что по привычке ещё на вокзале Старграда дослал патрон в патронник. Одновременно с этим он оценивал офицера. Тот, держал "Сичкарь" прижатым к боку на уровне портупеи. Что ж, разумная мера предосторожности, ствол так просто не выбьешь, а выстрелить успеет. Офицер оказался в звании прапорщика, хоть и не молод совсем. Наверное, из унтеров после ускоренных офицерских курсов или из вольноопреляющихся выслужился. Заострённое лицо, цепкий взгляд, прикованный к весельчаку в собачьем полушубке.
— Далеко собрался, гад? — бросил прапорщик, пройдя в салон.
Краем глаза Масканин уловил шевеление в центре вагона. Естественно, шевеление не осталось без внимания офицера, он отвлёкся на какую–то долю секунды. Этого хватило, чтобы весельчак внезапно бросился к нему. Да так стремительно, будто не разделяло их метров пять. Сшиб офицера с ног, успев на лету выхватить свой пистолет. В этот момент в игру вступили ещё трое пассажиров.
Действуя рефлекторно, Масканин дважды выстрелил в воентехника, наставлявшего пистолет на прапорщика. Первая пуля перебила инженеру предплечье, "Воркунов" полетел на дорожку. Вторая ударила в грудь. В тот же миг с места сорвался неприметный штатский, с лёту опрокинувший весельчака и навалившийся на него всей массой. Грохнул выстрел.
И словно вторя ему, ещё один, откуда–то сзади. Другой сообщник весельчака так и не успел пальнуть, кто–то из бойцов его опередил.
Не вставая, прапорщик извернулся и двинул ногой весельчаку в лицо. Тот обмяк. Офицер вскочил на ноги и склонился над помогшим ему штатским.
Бросившийся на помощь пассажир тяжело дышал, зажимая руками бедро, из которого фонтанчиком била кровь. Прапорщик сунул руку под отворот шинели и достал из кармана портсигар. Раскрыл его. Вместо сигарет там хранились ватные тампоны, набор тонких шприцов и жгут.
— Держитесь, — произнёс офицер, накладывая жгут. И следом воткнул шприц с обезболивающим.
— Капсула… — еле слышно прошептал раненый, разжимая окровавленный искусанный кулак. На ладони лежала желатиновая капсула. К гадалке не ходи, внутри порошковый яд. И наверное, мгновенного действия.
— Это вы ловко его, это вы молодец, — оценил прапорщик и замер, поняв, что раненый потерял сознание. Рядом встали бойцы.
— Жив, сволочь… — изрёк солдат, обыскивавший выведенного из строя воентехника. Другой боец пялился на раненого пассажира.
— Старов, Ковалёв, — обернулся прапорщик, — берите этого господина и на вокзальный медпункт. Скажите там, пусть созвонятся с больницей и вызовут… А чёрт, отставить. Из медпункта пулей его в машину. Там за вокзалом которая ждёт. Сопроводите его прямо до госпиталя.
— Есть!
Закинув карабины за спину, солдаты аккуратно подхватили раненого. Офицер встал и ковырнул носком весельчака. Потом кивнул Масканину и начал осматривать беспамятного военинженера.
Масканин осмотрелся. Почти все пассажиры не шевелились, только трое–четверо теребили пальцами в ушах, напрасно надеясь, устранить звон. Все сидели тихо–тихо, никто даже не шептался. Как будто в вагоне никого, кроме военных не было. Хоть бы вопрос, хоть и глупый, кто–нибудь задал. Молчание. Закончив с воентехником, прапорщик направился к третьему боевику.
— Остапенко! — рявкнул он, обыскивая карманы. — Снайпер, твою душу! Ты куда стрелял?
Масканин переключил внимание на распластанное на проходе тело с раскинутыми руками. Несостоявшийся убийца лежал лицом вниз. Рядом с правой кистью валялся старинный револьвер со взведённым курком. В дублёнке на уровне лопатки зияла дырка.
— Виноват, — ответил Остапенко, пряча в кобуру пистолет. — Он вскочил и в того гада начал целиться, а может и в вас.
— Контролёр, значит, — решил прапорщик. — Ну–ка посмотрим. Офицер перевернул тело, расстегнул дублёнку и довольно улыбнулся.
— А-а, живой, паскуда. Бронник на тебе… Это хорошо, Остапенко, что ты в него с "Сичкаря" шмальнул. КС этот бронник не выдержал бы.
— Вязать? — спросил другой боец, доставая из подсумка наручники.
— Ну конечно. На вокзале сдадим их кому следует. Подождав пока боец повяжет всех, прапорщик обратился к пассажирам:
— Дамы и господа! От лица командования приношу вам извинения за причинённое беспокойство. Спасибо вам за выдержку и понимание… Поезд отправится через четверть часа. Счастливого пути.
Когда бойцы уволокли задержанных, он кивнул Масканину и жестом пригласил в тамбур.
— Спасибо, поручик за помощь, — сказал прапорщик, когда они вышли. — Я этого воентехника липового совсем из виду выпустил.
— Рад помочь. Эти трое, кто они?
— Я толком не знаю. Может диверсы, может какие другие шпионы, хрен их разберёшь. Или двинутые на политике боевики. Нас по тревоге подняли, на десять команд разбили и сюда, на усиление комендатуре. Три команды на поезд, остальные в оцепление. В свою я одних переменных взял. Парни бывалые, скоро вместе с ними в свою часть потопаю. Не долго мне с этим шеврончиком ходить осталось.
— По–другому надо было их брать. Представить всё формальной проверкой документов, что ли. Или чего похитрее.
— Небольшая хитрость всё же была. Не моя, правда. На предыдущей станции тоже задержали стоянку. Минут на пятнадцать. Чтобы здесь не сильно насторожить. А что до меня, так я ловить шпионов не обучен. Поставили задачу, коротенький инструктаж и всё. Признаться, не ожидал, что в первом же вагоне на них нарвусь. Мне на инструктаже приметы того, что на меня бросился, сообщили. Фотокарточку в морду сунули и "вольно, разойдись…" Эт хорошо, что у меня память фотографическая.
— А комендантские?
— Они по другим вагонам… Не знаю, как они бы сработали, но и мы не плохо, а?
— Неплохо, — согласился Максим, подумав, что не будь его в вагоне, да не кинься тот пассажир на помощь, трупов было б не мерено. — Но всё могло повернуться по–другому. А если б заложников захватили? Прапорщик дёрнул плечом, сплюнул на платформу и ответил:
— У меня приказ взять живыми или мёртвыми. Лучше живыми. При захвате заложников, валить всех. Никаких переговоров.
— Тяжёлый приказ, — вздохнул Масканин. — Не позавидуешь.