Васил Левский

Исповедую единый светлый коммунизм — исцелитель всех недугов общества.

Чаю пробуждение народов и будущего коммунистического строя во всем мире».

Современники не оставили воспоминаний ’о том, как встретил Левский весть о рождении Парижской коммуны. Известно лишь, что в тот же пасхальный день, когда Ботев отправил телеграмму в Париж, Левский, необычно веселый и возбужденный, весь светящийся какой-то скрытой радостью, спешил с друзьями на окраину Ловеча, где веселился народ.

Ловеч не Галац, где, отделенный Дунаем от жестокого султанского режима, свободно жил болгарин. Из Ловеча не поздравишь парижских коммунаров, здесь даже думать о них опасно. Недреманное око блюстителей порядка и на пасхальном гулянье пристально наблюдало за подданными «тени аллаха на земле» — его величества турецкого султана. Стоило Левскому появиться, как турецкий полицейский приметил постороннего. Только находчивость выручила Левского и на сей раз.

Левский понимал рискованность своего поступка и все же, несмотря на возражение друзей, отправился на пасхальный хоровод. Видно, в тот день ему особенно хотелось быть среди людей и слить свою великую радость первой победой угнетенных с радостью людей, верующих в божественное пришествие справедливости.

Летопись тех дней сохранила и такой факт: 25 апреля 1871 года три болгарских революционера — Матей Преображенский, Бачо Киро и учитель Васил Неделчев пришли в Дреновский монастырь и поручили единомышленнику своему — настоятелю монастыря—подготовить три житницы с продовольствием «на всякий случай».

Возможно, это совпадение. Но стоит ли сомневаться, что эти трое грамотных людей, видные для своего времени книжники, знали о событии в Париже? Вести из Парижа вливали бодрость в ряды болгарских борцов за свободу, укрепляли в них веру в торжество их дела, подгоняли готовиться «на всякий случай».

В ту весну и лето Матей, уже без Левского, но по его поручению, продолжал ходить по селам. В суме его лежали и книги собственного творчества. Писал он повести и драмы, нравоучительные рассказы против суеверия и на священные темы, которые могут принести пользу народу.

За год пропагандистский талант просветителя-революционера окреп, развился. Его беседы привлекали все больше людей. Начинал он обычно тихим, спокойным голосом о чем-нибудь близком и привычном для слушателей, а потом незаметно переходил к делам революционным, и тогда голос его крепчал, звенел и слова его звучали убедительно, весомо. В самые серьезные моменты он мог вплести забавную историю, развеселить людей, заставить их с новым вниманием прослушать все, что он хотел сказать.

О нем рассказывали, как он агитировал среди крестьян села Михалци. Собрал он их вечером и повел речь сначала о том, о сем, а затем стал подводить к тому, для чего он и затеял весь разговор. Но видит он, что у слушателей пропал интерес, озираются по сторонам. Тогда Матей громко и весело спросил:

— А знаете ли вы, друзья, как меня в прошлом году в горах чуть медведь не задрал?

Безучастность мигом как рукой сняло. Глаза так и впились в Матея. Он и повел рассказ о том, как повстречался ему огромный медведь, как хотел он его загрызть, да Матей, не будь дурак, не испугался, а вступил в борьбу.

— А вы думаете что? Бежал медведь! Главное — не бояться, тогда и с более страшным зверем можно совладать, не то что с турком.

Так с рассказа о медведе Матей перешел к делам освобождения от турецкого господства.

Летом произошло событие, роковые последствия которого трудно было предвидеть. Болгарский революционный центральный комитет, чтобы облегчить Левскому работу, решил дать ему в помощь Димитра Обшти.

О жизни этого человека, который сыграл такую злополучную роль в революционном движении, известно очень мало. Родился он в македонском селе Дьякове, но в каком году — неизвестно. Предполагается, что он был старше Левского годом-двумя. Мальчонкой покинул родное село и направился в Сербию, где «служил у больших людей и кормился как мог». После того, все в тех же поисках прокормления, скитался по Румынии.

В 1862 году, находясь в Белграде, вступил в легию Раковского под именем Димитра Косоваца. После роспуска легии перебрался в Румынию, где в течение двух лет содержал трактир.

Привыкший к скитаниям, он не мог усидеть на месте. В 1866 году он уже был в Италии в легионе Гарибальди. Под именем Димитра Николова участвовал в военном походе 1866 года. В знак признания заслуг военное министерство Итальянского королевства наградило его Памятным орденом.

Из Италии Димнтр Николов-Косовац поспешил на греческий остров Крит, где вспыхнуло восстание против турецкого владычества. Греческие документы отмечают, что Димитр Николов участвовал в десяти сражениях, служил «с усердием и самопожертвованием» и показал «отличное поведение».

Незадолго до подавления Критского восстания, в конце 1868 года, Косовац уехал в Румынию. Здесь он установил связи с болгарской революционной эмиграцией и загорелся желанием сколотить чету и отправиться с ней в Болгарию. Тодор Ковачев, долго не раздумывая, переправил Косоваца в Бешград к известному болгарскому воеводе Панайоту Хитову. С помощью Хитова Косовац организовал маленькую чету, ушел с ней в Болгарию, но там, дойдя до реки Искыр поссорился с товарищами и бросил их.

Два с лишним года после того он разъезжал по Сербии и Румынии. В Брайле ему удалось найти десяток молодых болгар, готовых образовать чету. Косовац взял у них деньги на оружие и исчез.

В 1870 году Димитр Косовац предстал перед болгарской эмиграцией под фамилией Обшти. По его словам, он взял этот псевдоним, желая подчеркнуть свой интернационализм, свою «принадлежность всем балканским народам». Слово «обшти» по-болгарски означает «всеобщий». Димитр Всеобщий — так претенциозно звучала бы по-русски фамилия этого человека, мыслящего о себе «в мировых масштабах».

Пользуясь рекомендациями П. Хитова и Т. Ковачева, того самого, которому Левский отказал в доверии. Димитр Обшти стал настойчиво добиваться посылки его в Болгарию. И это ему удалось.

Бухарестский центральный комитет известил Левского о намерении послать ему помощником Димитра Обшти. Левский, зная Обшти как человека смелого, но с авантюристическими наклонностями, воздержался от немедленного согласия на участие Обшти в революционной работе и попросил повременить с назначением, обещая через тридцать-сорок дней или письменно, или лично дать объяснения по этому поводу. Но ответ Левского где-то задержался, и Бухарестский комитет, не получив согласия главного руководителя революционной организации, каким являлся Левский, направил Обшти к нему помощником.

В конце июня Обшти прибыл в Ловеч. Левский в то время был в южной Болгарии. Ловечский комитет в отсутствие Левского утвердил Обшти его помощником. Левскому ничего не оставалось делать, как согласиться с решением БРЦК и Ловечского комитета.

30 июня около городка Сопот состоялась встреча Левского с Обшти. Была она, по словам Обшти, сдержанной, холодной.

Из Сопота Левский поехал с Обшти по комитетам южной Болгарии, но, как позже жаловался Обшти, Левский его не знакомил с членами комитетов, уходя на заседания, оставлял его на постоялых дворах. Вынужденный принять Обшти, Левский, как видно, не изменил к нему отношения и остерегался вводить его в тайные дела организации.

Распрощавшись с Обшти, Левский в августе поехал в турецкую столицу. Но и об этой поездке, как и о первой, сохранилось очень мало сведений.

В Стамбуле знакомые Левского решили для верности поселить его у видного султанского сановника, члена государственного совета, болгарина Хаджи Иванчо Пенчовича. Когда Левский узнал, какую ему отвели квартиру, он, улыбнувшись, сказал:

— Действительно, более безопасного места не сыщешь!

Переодетый в костюм турецкого чиновника-писца, Левский в сопровождении стамбульских знакомцев прибыл на остров Халки в дом Хаджи Иванчо. Встретил его хозяин хотя и с опаской, но гостеприимно. За ужином говорили о настроениях в Болгарии, о возможности помощи из Сербии и России.