Васил Левский

Еще раньше, до этого воззвания, Раковский отправил приказ гайдуцкому воеводе Панайоту Хитову, ходившему с четой по Стара Планине, готовить своих людей к предстоящему восстанию.

К схватке с врагом готовились в Тырнове и Габрове, крупных ремесленных и торговых центрах, во многих больших болгарских селах.

Все ждали сигнала. Все ждали, что вот-вот Сербия пойдет в последний бой против тирана. Тогда, считали болгары, ударят они своему врагу в спину и добьются желанной свободы.

Но прошла весна, минуло лето. Осенью было получено известие, что конфликт между Сербией и Турцией улажен. Сербское правительство приняло компромиссное решение конференции европейских держав: Турция отзывает свое гражданское население из Сербии, но оставляет гарнизоны в сербских крепостях.

Сербия помирилась с Турцией. Болгарский легион в этих условиях стал для Сербии не только не нужным, но и не желательным. К тому же Англия настоятельно потребовала, чтобы болгарские легионеры были изгнаны из Сербии. Сербское правительство предложило Раковскому распустить легион и отказаться от своих планов освобождения Болгарии.

«Когда я получил это известие, я думал, что сойду с ума», — записал в своем дневнике старый гайдук Панайот Хитов.

Потерпев крушение лучших надежд, распродав одежду, голые и босые, покидали Сербию болгарские добровольцы.

И лишь их вождь и духовный руководитель далеко глядел вперед.

— Легион не достиг своей конечной цели, но мы, — говорил Раковский, — дали европейцам и всем славянам понять, что болгары не только мирные пахари и кроткие ремесленники и торговцы, растерявшие свой военный дух, но что они все те же храбрые и неустрашимые юнаки и, когда наступят подходящие обстоятельства, они вновь поднимутся против своего смертельного врага... Год 1862-й должен остаться для болгар знаменательным и считаться первым шагом к их политической независимой жизни.

УЧИТЕЛЬ

Весной 1863 года Васил пробирался обратно в Болгарию. Невеселые мысли теснили его. Прошел год, как он покинул родину. И вот он возвращается. Но с чем? Что он скажет? Как объяснит людям неудачу, чтобы не убить в них надежду?

Васил мысленно обращается к Раковскому: что бы он сказал? Вспомнились долгие зимние вечера, проведенные у него. После роспуска легии Васил остался в Белграде, нанялся в работники к местному богатею. Молодой болгарин Христо Иванов, с которым Васил сблизился в легии, ввел его в дом Раковского. Здесь в горячих спорах проводили время друзья и единомышленники. Сколько горьких сетований на настоящее и увлекательных планов на будущее высказывали горячие головы. И сам Раковский делился своими мыслями о путях освобождения родины. Он говорил, что неудача легиона — это не провал планов освобождения Болгарии. То, что не удалось теперь, удастся при других, более благоприятных обстоятельствах. Он верил, что балканские народы — сербы, черногорцы, греки — осознают общность целей и объединятся для сокрушения Турецкой империи. Но он в то же время подчеркивал, что рассчитывать болгары должны прежде всего на себя, на свои силы. Пусть никто не ждет, что ему свободу принесет кто-то другой. Разъехавшись отсюда, каждому надо, где он только сможет, готовить народ к последней и решительной схватке с тираном. Первую легию надо считать не концом, а началом святого освободительного дела. За первой легией последуют другие, еще более многочисленные. Надо только организовать их. А храбрецов Болгария всегда даст, сколько нужно...

Воспоминания разгоняли тяжкие думы, и Васил бодрее шагал по родной земле.

Чем ближе к дому, тем сильнее возникало беспокойство: как объявиться в Карлове, не привлекая к себе излишнего внимания? Чем объяснить длительную отлучку?

Созрело решение вновь облачиться в дьяконскую рясу. Духовное лицо вызовет меньше подозрений у турок, а в случае расспросов можно сказать, что ходил к святым местам или в Хилендарский монастырь, от имени которого, как всем известно, служит в Карлове и он и его дядя.

Из Казанлыка Васил известил мать о своем прибытии и отправил письмо дяде с просьбой дать денег на приобретение дьяконской одежды. Радости матери не было границ, ведь она весь год не знала, что с сыном.

Дядя хотя и был сердит, что племянник исчез на его коне без разрешения, все же поспешил ответить: «Приезжай, одежду найдем».

Ночью Васил пришел в Карлово, в дом матери, а через несколько дней, когда была готова ряса и камилавка, на улицах городка появился молодой статный дьякон. Черная ряса облегала его крепкую, ладную фигуру, из-под камилавки выбивались пряди русых волос.

В первое же воскресенье дьякон вновь занял свое место в церкви святой богородицы. Когда зазвучал его звонкий голос, богомольцы от неожиданности встрепенулись:

— Кто это? Неужели дьякон Игнатий?

Пересудам не было конца. Вышедшего из церкви дьякона окружили друзья и увлекли за город, в лесок, где ничто не помешает разговорам. От друзей Васил не таился. Он рассказал им, где провел минувший год, разбередил их души рассказами о болгарской легии и о боях с турками, о Раковском и своих новых знакомых.

Как ни старался Васил не привлекать к себе внимания, все же возвращение его не осталось незамеченным турецкими властями. То ли по доносу, то ли по подозрению Басила вскоре арестовали и отправили в Пловдив.

Слух об аресте Левского дошел до его друга, степенного типографского переплетчика Христо Иванова, незадолго перед тем прибывшего в Пловдив из Белграда. Набрав хлеба, Христо Иванов направился в тюрьму будто для передачи подаяний заключенным, и здесь, улучив минуту, шепнул Левскому: «Не бойся, принимаем меры».

С помощью друзей по белградской легии и видного болгарина, вице-консула Русского государства в Пловдиве Найдена Герова, Левский через три месяца был вызволен из турецкой тюрьмы.

Что делать дальше? Куда идти? Чем заняться? Васил решил еще раз попытаться обосноваться в родном городе, возле матери, которой так нужна сыновняя помощь. Но, прибыв в Карлово, он убедился, что ему уже никогда здесь не жить. Злой шепоток вился вокруг его имени, недоброжелательные взгляды сопровождали каждый его шаг. Нужно уехать, но уехать, не вызвав новых подозрений, и Васил объявляет, что он едет учиться в Пловдив. Ничего, что ему шел уже двадцать шестой год. В те времена такие великовозрастные ученики не были редкостью.

Осенью 1863 года Васил приезжает в Пловдив и поступает в училище Иокима Груева, известного тогда болгарского патриота и просветителя.

Трудно было людям, изучавшим жизнь Васила Левского, установить спустя десятки лет после его гибели подлинные причины многих его поступков. Кто, кроме него самого, мог объяснить, почему он, бросив ученье, ранней весной 1864 года вновь вернулся в Карлово? Какие помыслы руководили тогда молодым революционером, работавшим на свой риск й страх, без организующего центра? Можно лишь строить догадки на зыбкой почве отрывочных воспоминаний его современников.

Его друг, который до конца останется его верным помощником, Христо Иванов, рассказывал, что ранней весной, в великий пост, к нему пришел Васил и поведал о своем решении публично сбросить рясу, отказаться от духовного сана. Видимо, с этой целью он и вернулся в Карлово.

...Весна 1864 года в Карлове, рассказывали свидетели тех событий, была особенно хороша. Раньше обычного оделись леса и ароматом окутались сады. Днем солнце слегка припекало, а ночи стояли теплые и ясные. В такую тихую пасхальную ночь в церкви святой богородицы шло торжественное богослужение. Народу было полным-полно. Дьякон Игнатий пел в ту ночь лучше обычного. Ласковый его голос проникал глубоко в души молящихся.

После службы Дьякон вместе с друзьями Георгием Христовым и Христо Пулевым отправились на праздничную трапезу в дом Георгия. Настроение у всех было приподнятое, весеннее, а потому друзья решили утром пойти за город, в Алтынчаир — излюбленное место прогулок. Дьякон попросил Георгия взять ножницы и гребень. Когда прибыли в Алтынчаир, дьякон снял шапку и сказал: