Забытые учителя

Старик давно втайне хотел уйти к сыну на поверхность, мечтал погладить своих пушистых больших кроликов – по-настоящему погладить, а не просто представить, как проводишь рукой по шерсти, – но его держала школа: историков-зарубежников уровня Захарова в анклаве больше не было. Именно поэтому он вместе с Ахмадом Фишером пять лет назад начал писать лекции на небольшую портативную камеру.

Николай Михайлович был автором нескольких монографий: «Роль армии в государственном механизме Японии», «Конституционный контроль в Исламской Республике Пакистан», «Возникновение и особенности японского ислама» и многих других. Да кого в его нынешней жизни волновали японский ислам или конституционный контроль? Лишь дети в школе позволяли ему как-то расслабиться и надеяться, что жизнь прожита не зря. Поэтому уходить он не спешил, говорил, что будет работать с ребятами, пока останутся силы и возможность.

Володька миновал несколько уровней, назвал отзывы на все пароли и оказался перед шлюзом ВИП-сектора. Название было старое и уже давно не отражало сути, однако оно прижилось, и никто не стал его менять. В ВИПе обитало командование, правительство анклава, а также самые востребованные специалисты бункера: инженеры, учителя, лаборанты, техники. Ниже был только уровень Имама, за ним был проход в научные лаборатории и цеха, а также казармы казначейства – всё это именовалось сектором Ультра.

Вообще, в Ультра было много проходов, больше, чем кто-либо мог предположить. Это было сердце бункера, которое имело несколько отдельных шлюзов и постоянно контролировалось вооружёнными патрулями в полной экипировке.

Шлюз ВИПа имел персональную одиночную дезинфекцию, которая была установлена ещё в старые времена сразу после катастрофы. В бункере, насколько знал Володька, было всего несколько выходов – о штатном и погрузочном знали все, а вот о некоторых других – только единицы.

Штатный как раз располагался в казармах. Помимо этого, все три убежища анклава были связаны подземными коридорами, которые начинались в секторе Ультра. Володька удивлялся, как в былые времена удалось всё это построить, и ещё более удивительным было то, как Имаму удалось всё это в кратчайшие сроки реанимировать.

По дороге к родительской квартире Владимир встретил Верховного распорядителя доктора Алауддина Люнделла. Здоровяк был как всегда весел, а его невероятные подкрученные усы пшеничного цвета находились в безупречном состоянии.

Люнделл поднял руку вместо приветствия и, направившись к Владимиру, заключил его в свои крепкие объятия. Человек он был добрый, но весьма своеобразный: не боялся быть простым и прямым. Радовался искренне, но и злился тоже от всей своей широкой души.

На нём было всё экономическое хозяйство анклава, он же являлся главным казначеем, именно его личная печать красовалась на немногочисленных бумажных рублях, которые ходили во Внешнем городе. Но более распространены были дирхамы из томпака, а уж золотой динар стал резервной валютой и частного обращения почти не имел.

Металлические деньги были как-то надёжней – нагрел их до требуемой температуры, и всё, дезинфекция пройдена. Купюры же, однажды вынесенные на поверхность, для дальнейшего использования внутри бункеров были уже непригодны.

Вообще, во внешнеторговых связях деньги использовать было не принято. Там главную роль играли материальные ценности – напрямую, без всяких условных эквивалентов. Деньги становились никому не нужными кусочками металла, как только оказывались за пределами анклава.

Тем не менее на территории анклава удалось выстроить довольно стройную экономическую систему. Жители Внешнего города приносили на базар то, что удалось найти в окрестных лесах, и продукты с собственного подворья. Имелся, конечно, перечень продуктов, которые продавать было нельзя, – все они безвозмездно сдавались на общие нужды. Большая часть провианта выращивалась на общем огороде и в теплицах, которые располагались за ЦКБ, под них была расчищена от деревьев обширная площадь.

Одним словом, у Люнделла было очень много забот, а его заместитель Альберт Тер-Григорян справлялся далеко не со всеми. Вот и теперь здоровяк был одет в полевой комбинезон и готовился к визиту на поверхность, поэтому не мог уделить Володьке внимания.

– Ты этого бездельника Тер-Григоряна не видел? – осведомился Люнделл.

Владимир отрицательно мотнул головой.

– Ну я ему надаю… ценных указаний, – оскалился Люнделл и проследовал дальше в сторону шлюза.

«Уж что точно не остудит гнева Люнделла, так это предстоящая и непременная прожарка, которая без снаряжения превращается просто в баню, – подумал Володька. – Впрочем, здесь к баньке все привычные, банька – это полезно». В любом случае, судьбе Альберта Гамлетовича он не завидовал.

Володька привычно приложил ладонь к дверному сканеру, раздалось жужжание автоматических дверных замков, и он смог вдохнуть ожидаемый душистый аромат супа.

На внутренних уровнях бункера поддерживалась нормальная атмосферная влажность, предельная сухость была необходима только на уровнях, непосредственно близких к выходам на поверхность и переходным туннелям, в которых была высокая влажность.

Отец рассказывал, что в остальных анклавах максимальная сухость поддерживается во всех секторах, кроме так называемого Правительственного, где обитает правящая элита анклавов. Такая паранойя приводила к тому, что бронхиты и прочие лёгочные заболевания становились повальными. Тут стоило ещё раз похвалить здравомыслие Константина Фёдоровича, которое уберегло общину бункеров от подобной напасти.

Володька прошел на кухню и увидел мать, стоявшую у небольшой электрической универсальной жарочной панели – встроенная бытовая техника, наравне с биометрическими замками, была одним из остатков былой роскоши ВИПа.

Сын чмокнул Ольгу в щёку и принялся расставлять тарелки на столе, в то время как Ольга разливала суп. Из небольшого холодильника тут же появились хлеб и топлёное масло, которое было огромной редкостью. Коз у анклава было немного, молока они давали мало и управляться с ними могли только заражённые. Так и заразился Пашка Захаров – вредная коза пропорола рогом КБЗ. Вот что значит карма: эти костюмы могли с лёгкостью выдержать удар костяного ножа, а тут козий рог пропорол… не подфартило Пашке. Впрочем, он не жаловался и говорил, что всегда мечтал стать фермером.

Пшеницы также выращивалось немного. Хлеб, топлёное масло – получить всё это из хозяйственного блока можно было только по праздникам. Хотя в столовых всё было доступно почти каждую неделю.

Мама заботливо намазывала маслом кусочек хлеба для Володьки; из комнаты на кухню пришел отец. Сегодня он был в домашнем. Генерал Николаев с теплотой посмотрел на сына, затем крепко обнял его:

– Ну что, сынок, вернулся…

Максим сел на табурет рядом с сыном, и Ольга тут же поставила ему полную тарелку супа. Он разломил на четыре части кусок хлеба и одну четвертинку бросил в тарелку, притопив ложкой.

Тем временем Володька принялся за еду.

– Голодный, – понимающе кивнул отец, – в казармах особо не поешь: крем-супы да сухпаи…

Владимир пробурчал что-то неразборчивое.

– Кушай, сынок, – заботливо проговорила Ольга. Она уже уселась за стол, но себе наливать суп не стала.

– Ты к нам ненадолго? – скорее констатировал, чем спросил Максим. – А потом сопровождать эту погань бледную на симпозиум на Соколиной Горе?.. Молчи-молчи, ешь! – прервал Максим объяснения Володьки, – Мне Клён уже всё рассказал. Он ведь этого Ивлева специально туда посылает, тот давно ищет внешних сношений… У Флюгера всё на лице написано, пусть лучше предаст он, чем кто-нибудь другой. Все думают, что Клён не видит, что происходит, а он видит и пока наблюдает.

– Фархатовы? – спросил Володька.

– Да, – подтвердил Максим, – выслуживаются, хотят выяснить, что мы имеем относительно полётов. Вспомнили про наши старые наработки, а тут ещё этот полёт аэропортовской общины – все всполошились. Вакцины захотелось. Да только не так прост был Вильман, чтобы поднести вакцину на блюдечке с известной каёмочкой, – за всё надо платить.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.