Осенний квартет

Когда в конце 70-х годов к Пим пришла известность, критики, склонные к броским определениям, назвали ее «специалистом по одиночеству». Справедливое определение, как видно уже на примерах раннего творчества Пим. Однако английская критика не отметила своеобразие подхода Б. Пим к теме одиночества: сочувствуя своим героям (точнее, героиням), писательница в то же время не особенно и щадит их, добровольно выбравших однообразное, стерильное существование, которое Пим живописует с тонкой, проницательной иронией. Этой иронией, однако, и исчерпывался критицизм ее ранних романов, критицизм, обращенный к тому же лишь на самих героев, — Пим не делала попыток выйти к социальным истокам такого образа жизни.

Подлинной удачей Барбары Пим стал роман «Осенний квартет», ее лучшее произведение, на котором фактически завершилось ее творчество. Присущая писательнице точность психологического рисунка облика персонажа вырастает до наблюдательно подмеченных особенностей английского национального характера, а это в свою очередь складывается в яркую характеристику английского образа жизни.

В 70-е годы стало, как никогда прежде, очевидно, что одиночество, отчуждение, сделавшиеся нормой взаимоотношений между людьми в западном обществе, приобретают размеры поистине социального бедствия, особенно одиночество стариков. Думается, успех романа Пим объясняется тем, что ей удалось выявить национальную специфику этого явления, показать его преломление через английский характер.

«Осенний квартет» — книга об одиночестве людей на пороге старости, о том, как они, обреченные на это одиночество и привыкшие к нему, переживают осень своей жизни. Нехитрая метафора, вынесенная в заглавие, не раз затем повторяется — в том или ином варианте — в тексте романа, проходя сквозь него печальным лейтмотивом, напоминанием о ненужности, никчемности завершающейся жизни персонажей: это и уход Марсии и Летти на пенсию, неизбежный «как опадание листвы осенью», и оставшиеся у Нормана неиспользованные дни от отпуска, с которыми он не знает, что делать, и которые «ворохом сухих листьев будут скапливаться осенью на тротуаре».

«Квартет» — Марсия, Летти, Норман и Эдвин — сложился достаточно случайно: эти люди, каждому из которых за шестьдесят, вместе работают в некоем учреждении. Мы так и не узнаем точно, чем именно они занимаются («кажется, что-то связанное с отчетностью, с составлением картотек»), и эта сознательная неопределенность лишь подчеркивает неважность, почти бессмысленность их работы. Окончательно же она выявляется, когда Летти и Марсия уходят на пенсию и их никем не заменяют; у Летти, как-то заглянувшей в контору, закрадывается ощущение, будто они с Марсией «никогда и не существовали».

Повествование о незначительных бытовых ситуациях не мешает Пим представить характеры во всей их индивидуальности, она умело использует выразительные детали, точно подмечает психологические особенности каждой личности. Четыре главных персонажа взяты словно непосредственно из жизни, со всей своей заурядностью, привычками, чудачествами, они удивительно достоверны и в то же время типичны (как обычно, Пим особенно удались женские образы). Они — характерное порождение современного английского общества, одновременно его жертвы и защитники, стихийные приверженцы его краеугольной доктрины индивидуализма.

Сколь ни различны персонажи романа, их общая особенность — «безграничная свобода, которую дает одиночество» и вкус которой им дано познать сполна. В прошлом у них были близкие люди, вероятно, какие-то привязанности: мать у Марсии, сестра у Нормана, жена у Эдвина. У Летти, которая кажется самой жизнестойкой из всех четверых, жизнь промелькнула, даже не оставив дорогих воспоминаний, движение времени в памяти Летти запечатлелось лишь последовательной сменой мод.

В настоящем же жизнь персонажей представляет собой одинокое прозябание, которому они не пытаются противопоставить хотя бы тепло человеческого общения. Совместная работа в течение нескольких лет не сближает героев. Коллективное чаепитие в конторе, обмен ничего не значащими любезностями, иной раз репликами по поводу какого-нибудь происшествия — этим, в сущности, исчерпываются их взаимоотношения. За пределами учреждения они никогда не встречаются — сама мысль об этом кажется им нелепой, смехотворной. Эдвин, живущий неподалеку от Марсии, боится случайно встретить ее: «При встрече с ним она смутится не меньше, чем он». Одна мысль о том, чтобы в будущем разделить с Норманом кров, вызывает «мурашки» у его зятя. Норман, посетивший этого зятя в больнице, очень тяготится проведенным у него получасом визита. Эдвин как-то сталкивается с Летти в церкви, и она «так тепло встретила его, что он, наверное, испугался, потому что больше сюда не приходил…». Примеры можно было бы множить и дальше.

Дело отнюдь не в том, что эти люди испытывают друг к другу какую-то особую неприязнь. Пим удается показать, что одиночество, отчуждение —

нормальное

проявление человеческих взаимоотношений в мире, где живут ее герои. Суть не в том, что им не с кем общаться, суть в том, что у них не возникает потребность в общении, их одиночество — сознательно выбранный принцип, образ жизни. Героям и в голову не приходит искать избавления от одиночества, они не делают никаких попыток сблизиться друг с другом, им чуждо взаимное сочувствие — это было бы вторжением в частную жизнь, а английское «privacy» священно. (Впрочем, похоже, не для всех: миссис Поуп, у которой поселяется Летти, в отсутствие квартирантки обыскивая ее комнату, считает своим долгом «проверить, все ли там в порядке».) «Не стоит вмешиваться» — эта фраза в той или иной модификации повторяется в романе, выражая сугубо английское понимание права индивида на независимость.

До чего может довести боязнь утратить «независимость», стремление замкнуться в собственном, крайне ограниченном мирке, иллюстрирует судьба Марсии, самой несчастной из всего «квартета». Марсия болезненно, можно сказать воинственно-агрессивно, избегает контактов с окружающими. Кажется, единственное, что еще доставляет ей удовольствие, — это посещение больницы, где она периодически проходит осмотр, чувствуя себя при этом незаурядной личностью: ведь она подверглась тяжелой операции, а это не с каждым случается!

Психическую деградацию Марсии, являющуюся реакцией на привычное, многолетнее одиночество, Б. Пим передает выразительной, многозначительной деталью: основным занятием Марсии становится накопление пустых молочных бутылок «на случай какого-нибудь кризиса в масштабе всей страны» — пресловутая английская эксцентричность, доведенная до патологического исхода.

Но допустим, что нежелание Марсии общаться с миром — ненормальное, исключительное явление. Но ведь и Летти, которая цепко держится за жизнь, следит за собой, заботится о своем внешнем виде и гардеробе, — и для Летти нестерпима мысль об общении с внешним миром. Мысль о том, чтобы остаться жить в доме, проданном священнику-нигерийцу, у которого большая и дружная семья, готовая принять в свой круг и Летти, кажется ей противоестественной, она может жить только в обычном «холодном» английском доме, «стерильном» и «молчаливом». Точно так же избегает она всяких контактов, которые могли бы помочь ей пробить броню одиночества, выйти к людям, установить взаимопонимание.

Жизнь каждого из персонажей — нечто серое, респектабельное и на редкость пустое: никаких сильных эмоций, привязанностей, почти никаких дел. Иллюзию наполненного, хотя и обыденного существования создает лишь ежедневная рутина: поездки на работу, отсиживание в конторе положенные часы, возвращение домой. У Эдвина эта иллюзия дополняется его церковно-благотворительными делами, у Летти — попытками, оказавшимися несостоятельными, заняться «серьезным» чтением. Норман пытается увлечься идеей провести отпуск в Греции, где он думает заняться… подводным плаванием. Но мечты так и остаются мечтами — и не только потому, что средств маловато; главное — не хватает душевной энергии, не хочется менять заведенный порядок жизни, пусть и предельно скучной.