Страница 39 из 42
– Как угодно, господин комиссар, завтра мы это проверим.
– Совершенно верно, инспектор, хотя я ничуть не сомневаюсь, что ваш Сенталло проведет ночь в камере, ожидая, пока его отправят либо обратно в тюрьму, либо в клинику. Желание во что бы то ни стало обелить этого типа превратилось у вас в идею фикс, и вы готовы поверить любым сказкам, лишь бы они лили воду на вашу мельницу!
– В таком случае, господин комиссар, я подаю в отставку!
– Не кипятитесь, господин Вертретер! На меня это не действует! А что до вашей отставки, то я сам потребую ее завтра вечером. И если с господином Шмиттером вдруг случится несчастье, вам грозит кое-что посерьезнее.
– Но, господин комиссар, Сенталло звонил ему у меня на глазах!
– А вы удостоверились, что он действительно разговаривает с господином Шмиттером?
– Нет.
– Вот как? А ведь это азбука нашего ремесла! Однако вам так хочется поверить в виновность господина Шмиттера, что вы даже не удосужились сделать элементарную вещь!
– Уверяю вас, мне бы и в голову не пришло заподозрить его в чем бы то ни было!
– Возможно, но вы готовы были поверить в чью угодно виновность, лишь бы этот неизвестный или, наоборот, слишком известный человек отвел подозрения от Сенталло! Хотите знать, что я об этом думаю, Вертретер? Вас провели, как новичка!
– Прошу прощения, господин комиссар, но, даже признавая, что виноват, – а я действительно зря не проверил, с кем разговаривает Людовик, – не могу согласиться с вашей точкой зрения.
– Неудивительно!
Сенталло в это время тоже выдерживал натиск. Но ему пришлось бороться с самим собой. Эдит по мере сил старалась помочь. Молодая женщина рассказывала, какое отчаяние ее охватило, когда выяснилось, что Антон мерзавец и клятвопреступник, сбежавший от ответственности. Тогда Эдит тоже воображала, будто рушится весь мир, ведь она так доверяла Антону! Все вокруг казалось настолько гнусным, что за жизнь явно не стоило цепляться. Пожалуй, не будь Курта, она бросилась бы в озеро. Но, к счастью, ничего подобного Эдит не сделала и теперь, познакомившись с Сенталло, очень рада, что не поддалась искушению. Молодая женщина уверяла, что все горести Людовика скоро станут воспоминаниями, а потом их перекроют другие, общие для них обоих. Мало-помалу Сенталло уступал доводам Эдит, но в глубине его души все еще теплилась слабая надежда, что завтра вечером все обвинения против господина Шмиттера рухнут и тот сумеет (хотя пока неясно, каким образом) объяснить невероятное стечение обстоятельств. Людовик даже забывал при этом, что, коль скоро господин Шмиттер докажет свою непричастность к заговору, снова встанет вопрос о его собственной виновности!
Вечер пятницы прошел еще тоскливее, чем накануне. Людовик сидел как на раскаленных углях, и ему казалось, что время тянется бесконечно долго. Эдит тоже выглядела очень встревоженной. Что до Франца, то перепалка с начальником, по-видимому, дала ему богатую пищу для невеселых размышлений. Во всяком случае, Сенталло несколько раз замечал, что инспектор озабоченно хмурит брови.
Почти все субботнее утро инспектор провел в управлении на Обергрундштрассе, тщательно готовя ловушку для господина Шмиттера и подробно расписывая время, чтобы каждый из его подчиненных действовал строго по часам. Комиссар Лютхольд отказался вмешиваться во что бы то ни было. Он заявил лишь, что в нужный момент прибудет на место, дабы засвидетельствовать победу или поражение инспектора, но в любом случае они вернутся сюда с арестованным.
Чтобы отвлечь Людовика от мыслей о предстоящей встрече, Эдит взяла его с собой за покупками. Сенталло непременно хотел купить игрушку для Курта, и, как супружеская пара, они долго обсуждали вкусы малышей с продавщицей большого магазина «Франц Карл Вебер» на Грендельштрассе. В конце концов Людовик выбрал зайца, который играл на барабане и шевелил длинными ушами с привязанными к ним бубенчиками. Эта покупка заменила Людовику и Эдит обручение. Мысль о ребенке, о том, что теперь он станет их общим сыном, объединила их больше всяких клятв. И, выходя из магазина, Сенталло уже гораздо меньше думал о господине Шмиттере.
По совету заскочившего пообедать Вертретера, его сестра и будущий зять пошли в кино, где, как и все влюбленные в мире, весь сеанс держались за руки, а потом, когда вспыхнул свет, очень плохо помнили, что происходило на экране. Дома Людовик помогал Эдит готовить ужин, но и сами они, и Франц поели без аппетита. К восьми часам они успели не только поужинать, но и сложить грязную посуду в раковину. В четверть девятого Вертретер ушел, дав Людовику последние указания. На случай, если его жизни будет грозить опасность, полицейский хотел дать Сенталло револьвер, но тот решительно отказался. Снова оставшись в доме наедине с Эдит, молодой человек с особым тщанием привел себя в порядок. Наконец часы пробили половину девятого. Пора было идти. Не зная, как попрощаться с Эдит, Сенталло неловко пробормотал:
– Ну, вот и все… я пошел…
Он видел, что молодая женщина с трудом сдерживает слезы.
– Берегите себя…
– Я постараюсь… до скорого свидания…
– До скорого, Людовик… Я буду ждать вас…
– И поэтому я обязательно вернусь.
Вдруг, к глубокому удивлению молодого человека, Эдит бросилась ему на шею, поцеловала в щеку и, прежде чем он успел опомниться, убежала к себе в комнату. Как в рыцарских романах, этот поцелуй внушил Сенталло глубокую веру в успех, и он пошел навстречу судьбе, весело насвистывая.
Без пяти девять Людовик неторопливо перешел Левенплатц и свернул на Фриденштрассе. Он смотрел налево-направо, пытаясь обнаружить полицейских, но так никого и не заметил, кроме шофера, дремавшего за рулем такси, и торговца газетами. Последний даже не пытался зазывать возможных покупателей, очевидно, смирившись с мыслью, что его часть вечернего выпуска так и останется нераспроданной. Двое влюбленных обнимались на тротуаре как раз у служебного входа господина Шмиттера, и Людовик подумал, что уж эту парочку наверняка нисколько не занимает драма, которая, быть может, разыгрывается всего в нескольких шагах отсюда. Сенталло очень удивился бы, скажи ему кто-нибудь, что влюбленные, равно как шофер и торговец, – сотрудники полиции и внимательно наблюдают за каждым его движением. Сидя в маленьком кафе, где когда-то Херлеманн верховодил насмешниками, комиссар Лютхольд и инспектор Вертретер тоже следили за Людовиком. Мышеловка захлопнулась. Можно было начинать в любую минуту.
Сенталло подождал, пока на колокольне ближайшей к банку церкви Хофкирхе пробьет ровно девять, и вошел в здание. С каждой ступенькой ему становилось все труднее дышать, не от усталости, а от волнения. Наконец он добрался до нужного этажа. Из-под двери выбивалась полоска света. Людовик видел ее отчетливо, потому что не стал включать на лестнице свет, словно темнота защищала его от… он сам не смог бы сказать от чего. Немного поколебавшись и подумав напоследок об Эдит, он постучал в дверь.
– Да? – отозвался голос Энрико Шмиттера.
Теперь Людовик уже не мог отступить. Он медленно повернул ручку двери и вошел, но почти тотчас же замер – в кабинете никого не было. Хорошо знакомую обстановку освещала лишь настольная лампа. В пепельнице еще дымилась сигарета.
– Иди вперед… Людовик…
Сенталло вздрогнул и обернулся на голос. У стены, возле двери, в которую он только что вошел, стоял господин Шмиттер с револьвером в руке.
– Входи же, дурень!…
Значит, Вертретер прав! У Людовика так закружилась голова, что он совсем перестал соображать. Машинально закрыв за собой дверь, молодой человек сделал еще шаг.
– Я пришел, господин Шмиттер.
Управляющий персоналом банка скользнул между ним и дверью.
– Сядь вон на тот стул, Людовик.
Сенталло выполнил приказ, и Шмиттер подошел поближе.
– Так ты, значит, захотел докопаться до самой сердцевинки, а? И что ж тебе поведал Эрлангер?
– Что это вы – главный виновник…
– И ты не побежал с этой новостью в полицию?