Страница 137 из 173
И на следующий день войска Наполеона быстро направились к французской столице через Дульван, Бар‑сюр‑Об, Труа и Фонтенбло. Это был не прямой путь, в данном случае Шварценберг с Блюхером опережали его армию на три дня, но французский полководец попытался наверстать упущенное время. Союзники ради Парижа фактически оставили на произвол судьбы занятый ранее ими северо‑восток Франции (Шампань, Бургундию, Эльзас, Лотарингию), можно было получить выгоду от этого, освободить эти территории, но, видимо, у всех существовало понимание, что все будет решаться в Париже. По дороге, идя форсированным маршем впереди с гвардией, французский император постоянно получал донесения из Парижа от высших сановников о приближении союзников. Утром 18(30) марта Наполеон из Труа, вверив армию маршалу А. Бертье, в сопровождении лишь нескольких лиц и конвоя из четырех эскадронов гвардейской кавалерии спешно выехал в Париж, чтобы личным присутствием поправить дела и возглавить сопротивление. Но он уже катастрофически не успевал; в этот день с 5 часов утра развернулось сражение за французскую столицу, силы были неравные и, несмотря на стойкость французов, исход боя был предопределен. Наполеон, безостановочно продолжая путь, рассчитывал уже в полночь быть в Париже. При подъезде к городу он встретил конницу генерала О.Д. Бельяра, который рассказал ему о положении дел, о результатах сражения и подписанной капитуляции. Меньше всего Наполеона можно назвать бездеятельным человеком, он не смирился с безнадежным положением и всю ночь на почтовой станции Кур де Франс перед Парижем пытался отменить вывод войск и организовать сопротивление в городе. Но даже энергия французского императора уже ничего не могла изменить, он опоздал минимум на полдня. Ранним утром не спавший ни минуты Наполеон отправился в Фонтенбло, куда должны были прибыть его измученные гонкой к Парижу маршировавшие части.
Дальнейшие события во многом зависели от того, что произойдет в Париже. Общественное мнение буржуазных городских верхов и нотаблей определяло позицию всей страны в целом. Уже вечером 19(31) марта Александр I в Бонди очень милостиво принял делегацию муниципального совета и обещал взять город под свое покровительство, гарантировал безопасность, полную сохранность имущества и неприкосновенность личности. Страхи буржуазии были рассеяны. Роялисты приготовили восторженную встречу, а затем провели несколько манифестаций. В это время голову поднял лукавый оборотень – полуопальный Ш.М. Талейран, епископ, лишенный сана, очень гибкий и изощренный политик, хорошо известный своей абсолютной беспринципностью и жестким прагматизмом. Именно вокруг него сплотилась влиятельная оппозиция наполеоновскому режиму, терпеливо ждавшая, когда наступит ее час. Будущее Франции тогда очень сильно зависело от позиции российского императора. Александр I хотел поселиться в Елисейском дворце, но какой‑то аноним сообщил, что существует угроза взрыва этого здания (якобы оно было заминировано). Талейран тут же предложил ему второй этаж своего особняка на улице Сен‑Флорантен, где русский царь затем провел двенадцать дней. Престиж Талейрана сразу резко возрос в парижских кругах знати. Но 19(31) марта именно здесь после въезда в Париж Александр I во второй половине дня провел совещание первых лиц, где в принципе решился вопрос, кому править во Франции, поскольку готового вердикта, кому отдать власть, у союзников не имелось. Там присутствовали российский император, прусский король, австрийцы генерал‑фельдмаршал К.Ф. Шварценберг и князь А.Г. Лихтенштейн, русский генерал К.О. Поццо ди Борго, К.В. Нессельроде, Ш.М. Талейран и близкий к нему Э.И. Дальберг. Позиции представителей разных стран на обсуждаемый вопрос были на самом деле самые различные. Вступая в Париж, союзники не имели четко выработанного мнения и консолидированной позиции относительно будущего режима во Франции – в их рядах по данному вопросу не было единства. Австрийцы были склонны поддерживать регентство Марии‑Луизы. Ярыми сторонниками реставрации Бурбонов выступали только англичане. Хотя Людовик ХVIII лишь позже прибыл в обозе союзных армий, Александр I, к примеру, не особенно привечал «неисправимых» Бурбонов, и его отношения с будущим французским королем всегда были более чем прохладными. Историк С.М. Соловьев привел выдержки из писем Людовика ХVIII к Александру I всякий раз, когда русские вступали в противоборство с Наполеоном (в 1805–1814 гг.), где тот предлагал самые различные услуги против «тирана» – свое личное присутствие в войсках, нереальные планы десантов на французское побережье, просьбу принять племянников волонтерами в русскую армию, наконец, дать гарантии французским генералам и маршалам на восстановление Бурбонов, чтобы они подняли мятеж против Наполеона. Весьма любопытны также вежливые ответы (отказы в королевской помощи) российского императора под самыми благовидными предлогами, в которых он, кстати, именовал его графом (Monsieur le Comte), хотя тот в эмиграции уже носил титул короля (585) . Из этих ответов хорошо видно, что воспитанник Лагарпа не только не разделял взгляды Бурбонов, но и считал, что такая помощь только повредит делу союзников.
Справедливости ради укажем, что Александр I не мешал Бурбонам, но и не помогал им, считая, что им будет «тяжело носить такую ношу». Хорошо всем известно, что он сначала предлагал кандидатуру бывшего французского маршала Бернадотта (шведского принца Карла‑Юхана) на французский трон и даже подумывал об Э. Богарне (586) . Позже, уже находясь в Париже, отказался выдать свою младшую сестру Анну за герцога Беррийского (587) . Большинство европейских монархов, конечно же, высказывались за Бурбонов, но обсуждались самые разные варианты – вплоть до республики, лишь бы без Наполеона. Так, в беседе с представителем роялистов бароном Э.Ф.А. Витролем еще накануне вступления в Париж, к его удивлению, русский монарх («le roi des roi unis» – король союзных королей) даже якобы заявил, что для Бурбонов «бремя короны слишком тяжело», а вот «хорошо организованная республика лучше всего подходит духу французского народа», поскольку «столь долгое время в стране прорастали идеи свободы» (588) .
Что же касается старой идеи реставрации на французском троне Бурбонов, то это была в какой‑то степени даже не инициатива союзников. Как раз на этом совещании мастер смены политического платья Талейран продемонстрировал все свое дипломатическое мастерство, чтобы уверить других в том, что простой народ предпочитал монархию, поэтому существовала необходимость восстановления старой королевской династии на престоле как единственной легитимной перспективы. В какой степени Талейрану удалось убедить русского царя в правильности своего мнения, сказать трудно, но именно в тот день Александр I подписал от имени союзников декларацию, в которой подчеркивалось, что союзные монархи не станут вести переговоров с Наполеоном или с членами его семьи. Предлагалось также, чтобы Сенат избрал Временное правительство Франции и выработал новую конституцию под гарантии союзных монархов, а они готовы признать любое новое общественное устройство, которое предпочтет французский народ. Фактически декларация предрешала падение наполеоновского режима. А.И. Михайловский‑Данилевский, описывая пребывание во французской столице, вспоминал: «Несколько прокламаций, объявленных в сие время, были все от имени Государя... Первая и важнейшая прокламация к французам... обнародована в самый день нашего вступления в 3 часа пополудни. В оной император объявляет, что он и союзники не вступят в переговоры ни с Наполеоном, ни с кем другим из фамилии его; что земли, принадлежавшие Франции при прежних королях, будут неприкосновенны; и приглашает народ французский избрать временное правительство для составлении конституции» (589) . Гарантировалось также сохранение целостности Франции в том виде, в каком она существовала при законных королях. Избрать же форму правления Александр I хотел предоставить голосу нации (590) .
вернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернуться