Возвращение к Серви

Это было безотрадное путешествие. Шутра и Исмал ловили ветер, звезды, течения, и «Магулим» шел то под парусом, то на веслах. Снова трепали их бури и штормы, но не столь свирепые, как тот ураган. Солнце беспощадно жгло обнаженные тела гребцов, плавило смолу в тазах, из трюма тек дурманящий аромат драгоценной древесины... Кончилась пресная вода, и Шутра научил гребцов выжимать сок морских рыб, пить его. Истекала шестая луна (шесть лун равны примерно полугоду— АВТ.), а корабль все плыл и плыл и не было видно конца пути.

— Пощади нас, великий Энки!.. — взывал Шутра, простирая руки к небу. — Покажи нам благословенный Пунт. Куда ты спрятал ветер?

Исхудалые, почерневшие от зноя Исмал и Тирс изнемогали у кормил. Они почти не разговаривали меж собой, не было на это сил. Тирс все больше замыкался в себе, потеряв надежду вернуться к Морю каспов. Исмала же терзали совсем иные мысли: «Что делать мне, о духи степей? Вернуться в Лотхал где ждет Деви, и забыть Серви, Окс-море, Бешеную реку?.. Или достичь берега Нижнего моря (Персидский залив—АВТ.), вместе с Тирсом добраться на Полуночь?». Выбор был нелегким. Ему казалось все бывшее с ним — не было! А будущее — неведомо.

Невыносимо тяжкое плавание окончилось в тот день, когда из вод Нижнего моря встал остров Бахрейн. Сбылось невозможное: Шутра и Исмал сумели провести «Магулим» к Ормузскому проливу, избежав рокового искушения многих моряков древности — повернуть на запад после огибания Африканского Рога, что вывело бы корабль в Красное море. Что было бы тогда — никто не знал. Победа над Пурпурным океаном стоила дорого: две трети людей, начавших плавание от Лотхала на Тапробану и затем к Пунту, навсегда остались в южных широтах. В той же торговой колонии на Бахрейне Шутра выгодно продал дары Тапробаны; большую часть золотых слитков, кусков ляпис-лазури, слоновой кости, серебра, вырученных от продажи, разделил меж всеми, а рулевым Исмалу и Тирсу — втрое больше, чем гребцам и матросам. Шутра хотел было, покинув бахрейнский порт, поворачивать на восток, к Лотхалу. Но Исмал и Тирс сказали: «Отвези нас, брат, к устью реки шумеров! Мы уйдем на родину, в степи Полуночи». Напрасно умолял их дип-мунец: «Стоит ли в третий раз испытывать милость богов? Хорошо вернуться к родным очагам живыми. А как это сделать?

Немыслимо далек путь к Морю каспов, я слыхал о нем. Вам не пройти Шумер: грозит плен и новое рабство. Воины царя Ура хватают каждого, кто не сможет назвать своего господина или сельскую общину, где живет. О Исмал, вспомни Деви, она ждет тебя! Что я скажу ей теперь?..».

- Молчи!.. — крикнул Исмал. Он сам измучился той же мыслью. — Не говори больше ни слова, я всегда помню Деви, дочь Сингха! Но не могу предать и своего брата Тирса. В одиночку ему не пройти земли шумеров! Я не оставлю его... Ты понял, Шутра?

Тот горестно покачал головой. Потом что-то вспомнил, взял плитку известняка и начертал на ней письмо жрецам храма в Эриду: «Заклинаю вас, о мудрые! Выдайте моим слугам и помощникам пропуск для деловой поездки к северным купцам. Привет вам, советники богов, от вашего друга Сингха». И это была услуга, ценнее которой не придумаешь. ...Ровно семьсот четыре раза сменились фазы луны с vex пор, как Исмал и Тирс не видели гавани шумеров. И вот сбылось! Ясным утром друзья сидели на заброшенном причале, и последний раз слушая, как лениво плещутся волны Персидского залива. Свежий ветерок овевал их бородатые лица, задубевшие в морских плаваниях. Исмал с печалью смотрел на горизонт, за чертой которого, на юго-востоке, лежал Лотхал, и мысленно прощался с Шутрой, гребцами, Сингхом, навсегда уснувшим в лоне Пурпурного океана, столь любимого им. Потом его мысли вернулись в настоящее. Надо было ехать в Эриду. Жрецы прочтут письмо Сингха и дадут пропуск — охранную грамоту. Исмал потрогал вьюки, лежащие рядом: там золотые слитки, лазурит, слоновая кость. «Жрецы любят богатые дары, придется отдать. А сколько!..». И пошел за ослами: они были куплены еще на Бахрейне, а сейчас паслись в тростниках.

Спустя неделю они достигли Эриду. Исмал передал жрецам, якобы от Сингха, весь лазурит и слоновую кость. И на другое утро друзья отправились дальше. Пропуск жрецов Эриду висел на груди Исмала, стражи на въездах и выездах из редких оазисов Шумера расступились перед знатными путниками без слов. Пройдя выжженную зноем равнину, Исмал и Тирс вышли к Тиг-ру, где выспались в тени пальм и пополнили запас воды. Потом наняли у местного рыбака кожаную круглую «лодку», переправились на восточный берег реки... Мучительно одолели перевалы Загросских гор.

Последний золотой слиток Тирс отдал горным пастухам — в обмен на рассказ о самых верных тропах, выводящих к Морю каспов. Тирс не знал усталости: как одержимый, стремился на родину. Исмал на пределе сил выдерживал темп «гонки», но не выдержал один из ослов — сдох в пустыне Деште-Кевир. Но, наконец, пришел день, когда Тирс увидел с высокого холма пенные волны моря. Пугая мощным голосом птиц и зверьков в кустарниках, он завопил: «Эй-хо, брат!.. Мы пришли к Зеленому морю!» — и ударил себя кулаком в грудь. Исмал даже не мог ответить ему: он лег в траву, закрыл глаза, мгновенно заснул. И проснулся на следующее утро. За это время Тирс добыл джейрана, сварил похлебку из трав и кореньев, нажарил мяса. Поев, оба долго смотрели на искрящееся море. Но не было в душе Исмала радости. «О духи степей, я пришел к вам, — думал он, — я рад, но жалею о том, что не вернется... Прощай, добрая Деви, подобная богине! И ты, Солнечный остров в великом океане...».

Угадав его мысли, вождь каспов сказал:

— Не грусти о том, чего не вернуть. Радуйся, что жив, пришел на родину. И вспоминай Деви и доброго Сингха.

— Помолчи!.. — взмолился Исмал. Спустя мгновение Тирс спросил его:

— Вернешься опять к Окс-морю?

— Нельзя! Я убил Старого Тура, и племя не примет меня.

— Тебя примет наше племя! — сказал Тирс. — Ибо ты мне брат.

Дул теплый, влажный ветер, качались высокие травы. Исмал молчал, а вождь каспов утешал друга:

— Полмира прошли мы вместе, и я понял: в нем много хороших людей, но немало и злых. Помнишь каменоломню? Гребцов, закованных в железо? Они были рабами Сингха, но он их освободил!.. Он был добрым человеком. И нам дал волю. Мы здесь, вот наше море! Смотри на него, успокой душу и сердце. Забудь все.

— Да, забыть!.. — сказал Исмал.

А в мозгу качались пальмы на холмах, пустынный пляж... Гулко шумел прибой. В небе Лотхала сияла ртутно-белая луна; на поляне, усыпанной цветами, танцевала маленькая богиня. Он закрыл глаза и мысленно крикнул: «Я не могу вернуться к тебе, Деви! Прощай».

* * *

Много лет прожил он в племени Тирса. И все было так, как обещал вождь: смелые каспы, вольные рыбаки, приняли его как брата; ему казалось, что и шум зеленых волн, и ветер степей, и Тирс — это навсегда. Но никто не знает книги будущего. Однажды не стало Тирса — он умер от ран, полученных в битве с южными пришельцами, которые хотели поработить каспов. И еще раз увидел Исмал: из пламени громадного костра вылетает душа человека — на сей раз орлиная душа Тирса. И жизнь окончательно утратила для Исмала ценность.

Однажды ночью он незаметно ушел из племени, захватив бурдюк с водой; ему хотелось снова увидеть Окс-море, тот остров, где погибла Серви.

Исмал шел много дней. Вокруг сухо шумели саксаул и заросли явдан-травы. Дальше, к северу-востоку они перейдут в зеленую приаральскую степь. Но не было уже сил идти! Исмал лег в песок, сладостный покой объял его душу. «Вот пришло то, чего ждал так долго, — думал он бесстрастно. — Ты видишь меня, Серви? Я пришел к тебе, здравствуй!..». Порыв жгучего ветра бросил ему в лицо колючие песчинки, но он не почувствовал их. Теперь Исмал был далеко-далеко отсюда. Молодой и сильный, плыл на «Магулиме», любовался красотой грозного океана Уадж-Ур... Опять в тропической ночи изгибалась в древнем танце Деви, с любовью глядя на охотника. И он ясно услышал зов: «Где ты-ы?.. Нашел ли свои вольные степи? Я не могу забыть тебя и тоскую. Сердце говорит мне: «Он жив и ждет тебя... Я спешу, я лечу-у!..».