Страница 26 из 31
На новую проблему заряженная голова — на то и существует у инженера, чтобы мыслить, — вспомнила про индийский сапожный крем, имеющийся в хозяйстве. Если им покрыть разномастную поверхность? «Разогретая до жидкого состояния вакса ровнее ляжет», — решил Мошкин. В плошке на газе растопил крем, тампоном нанес на рыжее пятно. Ура! Его как ни бывало. Рыжее стало черным.
Вдохновленный блестящим результатом эксперимента, Мошкин приступил к промышленным площадям покраски. Решительно поставил на газ металлическую банку с кремом. Под воздействием высокой температуры тот начал быстро переходить в жидкообразную фазу… Но не остановился в этом состоянии, как требовалось сапожнику, неуправляемо двинул дальше… Вспыхнул ярким пламенем…
Сажа, как из пушки, вырвалась из банки и заполнила хлопьями кухонное пространство. Перед глазами у Мошкина пала шевелящаяся темнота. Она затмила лампочку, шкафчики, весь белый свет. Каких-то 200 граммов в баночке, а сажи налетело хоть лопатой греби… Белоснежные паруса простыней и пододеяльников, развешанных для просушки, в мгновение приняли пиратский окрас. Малюй череп и кости и бери океаны на абордаж.
«Ё-мое! — подумал во мраке Мошкин. — Коряво получилось».
На взрыв прилетела жена. Увидела постельное белье, покрытое лопухами жирной сажи, с нарастающим воем выскочила обратно.
Мошкин услышал, как она плашмя упала на диван, сквозь рыдания простонала:
— Боже, чем я перед тобой так провинилась?! За что ты надел на меня этот камень? За что?!
«Так уж и камень!» — проворчал Владимир Петрович. Тем не менее, во весь голос не решился опровергать скоропалительный вывод жены. Обстоятельства требовали срочного спасения семейных ценностей. Вооружившись зубной щеткой, принялся снимать черные хлопья с постельных полотнищ. Технология оказалась верной. В первом приближении удалось счистить траурный налет.
Жену на экспертизу приглашать не стал. И так было яснее ясного — требуется перестирка.
Помыв пол в кухне, вернулся к основному занятию того, памятного на всю оставшуюся жизнь дня — валенкам. К счастью, крем не весь сгорел. «Данила-мастер» вовремя успел накрыть баночку тряпкой. Осторожно расплавил остатки и, щедро замазывая пятна, сделал пестрые валенки, катанные в суровые военные годы на основе зоопарка, черными.
И все-таки не в тот момент была поставлена точка в этой истории.
— Ну что? — спросил жену Мошкин-сапожник, когда на следующий вечер вернулась домой. Отреставрированная обувь на ней была по-прежнему идеально черной.
— Что-что? Сорвал рабочий день нашему отделу.
С мороза Тамара примчалась в верблюжье-собачьих, цвета индийской ваксы валенках на работу, разместилась в своем углу, и через десять минут сапожная вонь густо ударила в сотрудников. Даже те, у кого обоняние было забито насморком, начали задыхаться от газовой атаки.
Коллеги закрутили носами — откуда амбра прет? И как по команде бросились искать источник отравления атмосферы труда. Как-никак не казарма — кирзой благоухать.
Все углы обшарили, мебель перетрясли — нет причины отвратного запаха.
В сторону Мошкиной посмотрят, вроде оттуда тянет. И только плечами пожмут. На молодой женщине валенки. Не та обувь, чтобы солдатский вонизм испускать. И окно не откроешь, без того в помещении тепла каких-то 12 градусов. В пальто сидеть приходится. Только что без варежек.
Целый день сотрудники поминутно выскакивали в коридор за свежим кислородом. Какая уж тут производительность…
Но и это еще не точка в случае с «Данилой»-сапожником. Ее теща поставила, принеся обещанное шампанское.
— Совсем никудышняя стала, — пожаловалась, вручая презент зятю. — Хоть ты что делай — ноги день ото дня мерзлячее. В неподшитых катанках меньше зябли. Помру, видать, скоро.
Тамара вонзила в мужа испепеляющий взор, но удержалась пояснять маме: не здоровье изменилось в смертельную сторону, а толщина обуви.
Зверский взгляд не испоганил Мошкину аппетит.
«Больше бы таких „камней на шее“, — самокритично подумал, — из всякой безнадеги выход найду».
И выпил по данному поводу три фужера подряд. Не стал ждать Нового года. Шампанское шло как по маслу…
АРМЯНСКИЕ ЭКЗОТИКИ
На этот раз Коку Патифонова подвела страстишка: оказавшись у водоема — непременно лезть в оный с целью омовения. Спокон веку гнездились внутри Николая Петровича гены водоплавания, не давали спокойно посидеть на берегу. Приказывали: «Ныряй», — несмотря на холод и отсутствие санитарной чистоты.
Та давняя, еще в советские времена, командировка в Ереван носила прогулочный характер. Не требовала напрягать инженерные мозги и аппарат конструкторского мышления. В действие шла одна лишь мышечная энергия.
Коку с Мошкиным снарядили доставить в столицу Армении ящик с прибором. Сопроводить его в пути авиационном, сдать груз заказчику и — гуляй. За это начальник давал 3 дня на «разграбление достопримечательностей Еревана».
Друзей в те края судьба не забрасывала, хотелось поглазеть на армяно-кавказскую экзотику.
Началась она в гостинице, где Кока, зайдя в номер, обнаружил, что простыня на отведенной ему кровати не первой свежести. Невинность полотна кто-то накануне уже нарушал боками. Явно читалось отсутствие девственности. Однако кастелянша восприняла Кокины претензии как личное оскорбление:
— Зачэм, без совести ваша лица, не шистый? Где пешком кто спал? Ботинка и сапог на обгоняжки бегал? Все шистенько!
Ворча, достала другой комплект. Хотя гарантий, на нем никто накануне не почивал, Кока бы не дал. Может, вприпрыжку в обуви и не отдыхал, но в более спокойном виде — вполне. Только, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не суйся.
Попытались друзья еще раз сунуться. В Омске их предупредили: такое финансовое понятие, как сдача, в тех благодатных краях отсутствует. По принципу, что лишнее на прилавок попало, то пропало. Мошкин, считая себя мужиком с головой, решил перехитрить местный торговый колорит. Бутылка армянского коньяка 13 рублей стоит. Дал тика в тику 13. На что продавец говорит:
— У тэбя три рубла есть?
— Есть, — без задней мысли Мошкин протягивает.
Продавец навстречу бутылку вручает.
— А три рубля сдачи? — Мошкин напомнил.
— Какой такой сдачи?
— Цена 13 написано, я 16 дал.
— Нэт, это вчера был 13, сегодня — 16.
Подпортил друзьям вечер за коньяком.
На следующий день Кока с Мошкиным поехали «грабить» водные достопримечательности Севана. Менее, чем Кока, подверженный амфибиозной наследственностью, Мошкин, тем не менее, не сопротивлялся. Июнь, жара несусветная, тянуло не в музей, а подальше от него.
И опять экзотика произошла. На этот раз с автобусом. Купили на автовокзале билеты на Севан, едут. Вот озеро вдали нарисовалось. А вблизи — группа местных жителей на обочине. Останавливают общественный транспорт. Что-то водителю «гыр-гыр-гыр». И шумно садятся в автобус, который круто меняет направление следования. Мошкин покрутил головой минут пять, побежал к водителю.
— На Севан когда приедем? — поинтересовался.
— Нэ едэм!
— Как нэ едэм? — Мошкин от неожиданности заговорил по-армянски.
— Нэ едэм! — подтвердили только что севшие местные жители. — Дорога нэт!
В автобусе было три хохла, такие же ротозеи экзотик, как наши друзья.
— Останавливай! — кричат. — Нам на Севан!
— Мы заплатили за билеты! — завозмущался Кока. — Куда дорога девалась? На автовокзале была.
Местные ничего не знают. «Нэт!»— и баста.
Пришлось выходить со своим уставом из чужого монастыря и добираться самостоятельно.
На озере опять достопримечательность. Холод среди жаркого лета. Будто Севан родной брат Байкалу. Оказывается, купально-загоральный сезон ближе к концу лета разгорается.
А так песочек идеальный, лежаков штабеля, и ни души. Хохлы невдалеке расположились, сало едят, самогоном запивают. Изнутри греются. Кока с Мошкиным, сибирские валенки, собираясь на озеро, порешили коллегиально: с водкой на Севане отдыхать неинтеллигентно. Взяли бутылку вина, по килограмму черешни, помидоров. В жару, дескать, колбаса в рот не полезет. Кто же знал, что жара останется на подступах к пляжу. Над озером облако застыло, как гвоздями прибитое, и никакого солнца не пропускает. Вдали везде небо чистое, а здесь ни лучика на околевающие животы и спины Коки с Мошкиным не попадает. Холодища. Вином чуток разогрелись, через пять минут, будто и не употребляли кровь разогревающую жидкость. Покрепче бы…