Страница 17 из 31
Дед Петро, не видя ничего прямо по курсу, бросил руль, принялся шарить под приборной доской в надежде разорвать электроцепь зажигания, дабы укротить сбесившегося мерина.
— Насильник! — верещала бабуля. — Поганец!
Наконец, Борыска подбежал к автомобилю, засунул руку в перекореженное чрево и выдернул пучок проводов.
«Запорожец» испустил дух в миллиметре от бабули.
Дед тоже был спасен. Из-за поворота вылетели иномарки, спешащие поглазеть на девок, снимающих исподнее на сцене бара.
Продолжай «Запорожец» скакать неуправляемым сайгаком, иномарки навряд ли невредимыми добрались до голобабского действа. Но деду повезло…
Старушенция не весь порох сожгла в прыжках, сделала еще один — на этот раз не от машины, а наоборот. И со всего размаха титановой палкой по лобовому стеклу как саданет. Дед инстинктивно закрыл глаза, а когда открыл, то лучше бы сидел зажмурившись. По стеклу рясно змеились трещины. За секунду до этого дед Петро с удовлетворением подвел итог передряги: «Зато лобовое целое…» И вот надо вносить коррективы…
…С полгода потом надоедал дочери:
— Борыска, расстреляй меня комар, обиделся, что ли? Не звонит. Когда он думает машину мне ладить?
Но Борыска поклялся ни за что ремонт «Запорожцу» не делать.
И вот теперь родственники с ужасом ждут решения губернатора — возьмет да облагодетельствует деда Петро новым автомобилем.
ГРИБЫ НА ЧЕТЫРЁХ КОСТЯХ
«Как день с утра не задастся, — вспоминал дед Петро войну, — так, расстреляй меня комар, до ночи наперекосяк будет».
В то утро ложку потерял. Рассчитывал с ней Берлин брать, всю войну вместе, а тут обыскался — нет. Ложек всяких-яких в любом доме (в немецком городке стояли) навалом, но зачем немчуровская, своя нужна.
Не нашел. И понесся день по кочкам.
Мать с детства учила: «Не бери чужое». Ни в Австрии, ни в Германии не брал. Мужики таскали в «сидорах» костюмы, отрезы… Разведчик Петро — никогда. Из трофеев одни часы швейцарские имел. А тут в дом заскочил, смотрит — ботинки. И до того приглянулись деревенскому парню. Светло-коричневые, подошва в палец толщиной, с рантами. Не ботинки, а картинки. Таким до смерти сносу не будет. И черт дернул: «Возьми».
Наклонился Петро за ними… А ему в задницу как даст. Снайпер. Петро в аккурат, развязывая вещмешок, против окна отклячился. Высунул в сектор обстрела тыловую часть.
Не смертельная рана — хреноватистый попался стрелок, мякоть одну задело — но смешная… Обязательно, подумал Петро, сей факт попадет братьям-разведчикам на язык. До конца войны будут ржать: Петра в жопу ранили на пути в Германию.
Перевязался, и ведь не хотел идти в медсанбат, но опять нечистый попутал —свернул к лекарям. И напоролся на мину. В госпитале очнулся: кроме раны в заднице от снайпера, еще и ног нет…
А все с ложки началось. Матерился… За всю войну, кроме чирья в Белоруссии, никаких ран, а тут… Погоревал-погоревал, да жить-то надо…
И жил дед Петро, надо сказать, полноценнее других ногастых. В молодости до девок горазд был. И они до него. В сорок лет машину освоил. В пятьдесят полюбил грибы собирать. Конечно, со своими ногами и по девкам сподручнее шастать, и машину водить, и грибы собирать. В полный рост на протезах, какой ты грибник? А на четвереньках в самый раз. «На четырех костях», — шутил дед Петро. И с азартом таким способом собирал грузди, белые и всякие разные.
Выглядел процесс следующим образом. Облазит дед лесок, к дереву подползет, за ствол ухватится, встанет, перейдет в соседний колок и опять принимает коленно-локтевую позу.
Со стороны кажется — мученья, да и только. Однако дед Петро дрожал, как любил по грибы ездить. Изнывал с первыми летними днями: когда, наконец, полезут родимые? И дочь терроризировал.
— Лен, не видела — грибы носят?
— Какие грибы, трава только проклюнулась.
— Ага, только! Дуром на грядках прет! Пора сгонять на разведку.
Так повторялось каждый год. А уж в грибной разгар при первом удобном случае вырывался в соседние с дачей леса.
В тот день тоже достал дочь:
— Слетаем за профиль на разведку, а? Печенкой с селезенкой, расстреляй меня комар, чую — пошли родимые. Поехали, машина, как часы на Спасской башне, ходит.
— А че вчера колесо отвалилось?
— Зато двигун не заглох.
— В первый раз за сезон.
— Так уж и в первый, — обиделся дед. — Не можешь без гадостей.
— Ладно, — согласилась Лена, она тоже любила грибную охоту, — своими глазами убедишься — рано еще.
Потом дед вспоминал, тот день с утра не задался. И сетовал на себя — че было дергаться? Но задним умом мы все горазды.
Звоночек прозвенел утром, когда дед ведро в колодец упустил. Бутылку пива надумал охладить. На край колодца ведро поставил. Оно кувырк… Бутылку каким-то чудом успел подхватить. А ведро полдня вылавливал.
Когда выловил, прихватив пятилетнюю Юльку, двинули на грибную разведку.
До заветных лесков было километров пять. Успешно, без отваливания колес и замирания мотора, добрались до места назначения.
— В прошлом году в это время здесь полбагажника огребли! — охваченный азартом предстоящего мероприятия, вспомнил былые победы дед Петро и упал на «четыре кости». Принялся резво обшаривать рощицу. Со стороны казалось, дед обнюхивает каждое деревцо.
— Дед, ты как собака, — хихикнула Юлька.
— Зато я, в отличие от вас, ногастых, ни один грибок не пропущу. Вы ведь не собираете, а носитесь, как в задницу ужаленные. Рады, что есть на чем. Я каждый кустик обшарю, под всякую травинку загляну. У вас процентов 50 мимо глаз попадает.
В тот памятный вечер, как ни обшаривал, как ни заглядывал — счет трофеям шел не багажниками, редкими экземплярами. Пять обабков, три подберезовика, несколько сыроежек. По Юлькиному — суравежки. Волнушки звала волмянками. Кстати, она белый нашла. Ядреный, в самом соку. Таких десятка полтора и можно мариновать! Юлька, дите есть дите, нет с ножкой сорвать, она — шляпку одну. Мама-Лена бросилась искать нижнюю часть красавца. Да где там в стогу иголку найти. Юлька, конечно, забыла место.
Часа два дед ползал, Лена ходила, Юлька скакала по грибным угодьям.
— Стоп, пулемет! — сказал дед в один момент. — Хватит из пустого в порожнее переползать. Все равно не зря съездили…
— Что, Юлька, — спрашивал внучку по дороге к машине, — поедим свеженинки? Мамка на ужин сварит грибной супчик-голубчик.
— А куда она денется.
— Ты любишь супчик с грибами?
— Еще как есть хочу!
Дед Петро поторопился вперед событий распустить желудок на суп. У машины обнаружилось, что исчезла связка ключей, где и зажигания был.
— Вот гадский потрох! — выворачивал один карман за другим дед Петро. — Куда они, расстреляй меня комар, делись?
— Дед, ключ надо на веревочку и на шею, — нравоучительно советовала Юлька.
— Ты еще, соплюшка, будешь вякать!
— Сам ты соплюх!
— Лен, ты не брала?
— Они мне сдались! — нервничала дочь.
Мало хорошего видела Елена в этой потере.
— Неужели в лесу обронил?
По второму кругу начали обшаривать хоженые места, лесок за леском. Дед как Маугли, Лена тоже на колени встала. Ключи не грибы, в полный рост трудно в траве заметить. Юлька последовала примеру взрослых, но тут же ударилась коленкой о пенек.
— Гадский потрох! — плаксиво заругалась.
— Юлька, по губам получишь!
— А деда че не бьешь?
Обнюхивая каждую травинку, дед Петро поднял ржавый перочинный ножичек.
— Пойдет! — полюбовался находкой и сунул в карман.
Юлька нашла ножку от гриба-красавца и плоскую 250-граммовую бутылочку с завинчивающейся крышкой.
— Пойдет! — сунул дед в карман сосуд.
— Всякую гадость собираете! — ворчала Лена. — Ключи ищите!
Однако солнце село, дед Петро, обхватив березу, встал:
— Все, расстреляй меня комар, ни хрена не видать. Соединяю напрямую.
Повозившись с зажиганием, замкнул соответствующие проводки, застоявшийся «Запорожец» весело затарахтел, учуяв направление мыслей хозяина в сторону дома.