Страница 9 из 25
Дальше Макс не помнит, сам хватанул газа. Очнулся на полу в тошнотворном состоянии, с выручкой.
Стас посоветовал в милицию не заявлять:
— Проходили, — безнадежно махнул рукой, — Могут самого крайним сделать. Будешь потом время терять доказывать, что ты не двугорбый. И бандитам я бы не говорил на твоем месте.
Максу я выдал компенсацию за треволнения и взял с него слово в будущем героической самодеятельностью не заниматься.
Такой возможности Максу больше не предоставили.
В его следующую смену дуло, появившись, не исчезало, пока 200 тысяч не покинули киоск. После чего под прикрытием того же ствола в окошечко пролезла ручища и начала выгребать все до чего дотягивалась: видеокассеты, бутылки… Одних кассет забрали на двести пятьдесят тысяч.
«Крыша» появилась утром уже откуда-то наинформированная.
— Странно, — недоверчиво качал головой Степан, — ты сам попробуй одной рукой натаскать столько.
Я пробовал, не получалось.
— Будем разбираться, — пообещал Степан.
А я пошел посоветоваться с Петро Иванычем. Его насторожил факт: откуда бандиты так быстро все узнали, если я их еще не успел оповестить. И добавил:
— Твой Степа дуру гонит! Есть такие загребалы, через окошечко полкиоска очищают.
Вечером «крыша» сняла меня с ужина. Ко мне домой «крыша» приезжает всегда без предупреждения и, когда они предлагают «проехаться», у меня на языке вертится брякнуть: с родными прощаться или как?
По дороге сообщили результаты следствия:
— Разводит тебя твой продавец. У него дома нашли пять бутылок водки, три шампанского, четыре видеокассеты, хотя видака нет.
Что-то вякать против следствия было бесполезно.
Привезли меня в большой подвал, где во времена моей студенческой молодости был турклуб. Здесь мы готовились к походам, здесь счастливыми щенятами пели: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!» Теперь в подвале стояли качковые тренажеры, сидел избитый Макс. Вокруг него бандиты, в основном блатнячок сопливый.
— Не колется пока, — сказал один из них Степану.
Тот отвел меня в угол, где на стене была нарисована снежная вершина, оставшаяся от другой жизни.
— Если он тебе нужен, — кивнул в сторону Макса Степан, — плати четыре лимона. Иначе здоровье у него отнимем и сдадим в милицию…
Достал я кошелек.
— Классно он тебя сделал! Ох, классно! — говорил на следующий день Стас. — Они нас лохами кличут. Лохи мы и есть! Были, есть и будем! Как хотел великий Ленин!
ПРОИЗВОДСТВЕННЫЙ РОМАН
Любовь не вздохи на скамейке…
Кого только нет у нас среди продавцов! Дипломатов нет. Летчиков нет. Хирург торрокальный был. Коля Брагин. Можно сказать, распределился к нам. Заканчивая институт, попросился на постоянную работу:
— Возьмете?
Почему не взять умного человека. Макса «крыша» потребовала уволить, открылась вакансия.
Работала у нас в ту пору Лида Потехина, когда-то учитель физики и всегда чистюля до мозга костей. Пылинки на витрине в ее смену не найдешь. Белоснежную тряпочку из рук не выпускала.
Что Коля-хирург, что Лида-физик работали без претензий, подвела весна.
В пересменку подает Лида список прохождения товаров, я на обратной стороне обнаруживаю:
У меня поехала крыша —
Я несу несусветную чушь!
Но хочу тебя, Лидочка, слышишь!
И обидеть тебя не хочу!
И подпись: «Николай».
С «Я помню чудное мгновение» не сравнить по гениальности. Тем не менее, даже самый вредный критик не будет отрицать — оба произведения не что иное, как признание в любви. У Коли, может, платонизма поменьше. Да оно бы и ладно, так имелось осложняющее поэзию обстоятельство — Лида была замужем. Хотя Коля-хирург тоже. Кстати, муж у Лиды виртуоз. Как-то я обронил при нем: хорошо бы иметь свою печать санэпидстанции. Он на следующий день приносит.
— Где, — спрашиваю, — приватизировал?
— Нигде, — говорит, — сам вырезал, как выпускник кружка «Знай и умей».
Тут бегаешь штампульки дурацкие по кабинетам собираешь, он их играючи делает.
И вот его разводят. Сразу по прочтению стиха, хотелось думать — развод поэтический. Так сказать, гипотетически-филологический.
Ан, нет.
Прихожу утром на остановку, у одного моего киоска, как после артналета, ни одного целого стекла. Витрина всяким тряпьем закрыта: одеялом, полушубком, ящичным картоном.
Селезенка екнула — ограбили! Второй раз екнула — а продавец?
После Макса я куста боялся…
Коля-хирург выходит, весь живой и виноватый.
— Виктор Никитич, — начинает лепетать, — извините, стекла сегодня же вставлю.
— И ничего не рассказывает, поросенок, что ночью заявился муж Лиды и устроил взятие Бастилии.
Драма началась вечером. В одиннадцать часов Коля, нарушая закон «Пузырька» — не оставлять киоск без присмотра, — закрыл свой и побежал к возлюбленной на чашку чая. Пока муж в отъезде. Он возьми и анекдотично заявись раньше срока. Квартира у них в двух уровнях. На первом этаже две комнаты, наверху зал и кухня. Муж постучал в дверь, Лида Колю спрятала за шкафом. Стой, мол, ниже травы, тише воды. А сама мужа от гнезда любви уводит на второй этаж и укладывает бай-бай под предлогом: внизу жара, дышать нечем.
Коля, боясь задохнуться от жары, поспешил с эвакуацией. Ему бы подождать чуток, когда супруг-соперник крепче уснет. Да сердце болит за производство, киоск бесхозно брошен. В темноте в прихожей оделся-обулся и тихохонько принялся замки открывать. Крутит-крутит, ничего не получается. Откуда Коле знать, что один вправо открывается, а другой влево. Ну и заблудился в двух замках. Крутит, дверь дергает, трусливым потом обливается. Шаг до спасения остался и…
Муж возню услышал, обдало жаром: воры лезут! Поднялся и, прихватив по дороге газовый ключ, бесшумно начал перемещаться в сторону лестницы. А Лида опрометчиво заснула, переволновалась женщина. Намеченная жертва возится с замками, охотник идет на возню и не знает, что сам намечен в качестве трофея. У них кот сиамский, вторую такую зверюгу поискать надо, хищник комнатный. Шнурки жрет, на людей цепным псом кидается. Кромешная тьма, муж с ключом в руке крадется к лестнице, а котяра на шкафу распластался, ждет, когда жертва переместится в зону броска. И как прыгнет когтями на голову. Ситуация. Особенно в восприятии мужа. Нервы напряжены до предела: черт знает, сколько ворья внизу? Сунешься, а они тебя самого… И вдруг на тебя кто-то прыгает.
Муж заблажил, а Коля наконец-то открыл замки, выскочил на свободу. Пронесло. Если бы еще шапку не оставил. Явившись переполненный чувствами на свидание, швырнул, не глядя, головной убор, он и завалился за вешалку. Собираясь в темноте восвояси, Коля шапку не нашарил. Муж компрометирующее вещественное доказательство и при свете не увидел бы, не начни искать, что унес грабитель. Шапка у Коли — лохмаче не делают. Раз с такой столкнешься, не забудешь. Муж часто посещал наше предприятие, посему сталкивался неоднократно. Сразу понял, кто вор и что похитил. В гневе побежал в «Пузырек».
— Я тебе рога обломаю! — кричал, круша киоск.
Хотя рогатым был сам.
И еще угрожал:
— Ты у меня узнаешь сейчас на всю жизнь, что Земля имеет форму чемодана!
Закончился этот развод без потерь. Коля-хирург пересидел бурю за стенами киоска и, вставив стекла, ушел от нас, так и оставшись на прежних позициях в отношении формы Земли. Лида-физик тоже покинула «Пузырек». И тоже при своих интересах, развод любовный не повлек за собой развода семейного. Муж великодушно простил женскую слабость.
А что же, как не слабость? Любой развод от слабости пляшет. Лопоухость, ротозейство, жадность — все у спецов этого дела идет в ход. Посему, живи и помни: уши по плечам не развешивать! Клювом не щелкать! На халявные деньги губу не раскатывать! А главное — не быть лохом! Хотя лох — это не слабость… Как-то Митя-секс ругается: чуть, говорит, под лоховоз не попал. Это что, спрашиваю, за зверь будет — лоховоз? Оказывается, автобус или любой другой общественный транспорт. Лохи перемещаются по городу исключительно давясь в автобусах, толкаясь в троллейбусах и с чьей-то мамой штурмуя трамваи. Но я-то не давлюсь с чьей-то матерью и не толкаюсь с ее же помощью, своя машина под задницей. И все равно я — лох. Настоящий, классический. Судьба… Та, что определила меня когда-то в инженеры. Знай, дескать, лох, свой шесток. Из этого тоже не следует категоричный вывод — все инженеры лохи. Работал я с Гришей Мазиным…