Страница 23 из 25
«А ведь точно чешет!» — думали одни.
«В наше время из четырех директоров-производственников пятерых можно обливать этими помоями, — думали другие. — Правительственная вшивобратия по рукам и ногам душит своего производителя, чтоб забугорному не мешал. Какие тут садики? Свинье не до поросят, когда ее дерут в хвост и в гриву».
— Товарищ Бомбасов, — складно говорил Лопасев, — в новых условиях хозяйствования не может руководить должным образом.
— Не понял, чем мужик бабу донял? — сказал себе под нос господин Бомбасов.
А так как под носом у него стоял включенный микрофон, интимный вопрос получил огласку на весь зал. Многие акционеры под ним подписались, раскрыв от удивления рты на выступление господина Лопасева.
— А чем он ее донял? — спросил у соседа Иван Попелышко.
— Сексом, — отмахнулся сосед.
Бомбасов был, конечно, еще тот гусь, жизнью крученый, тертый и толченый. В былинные времена умел вырвать из глотки Москвы деньги на жилье, расширение комбината. Сам, конечно, тоже не в бараке прозябал. Что уж там говорить, себя не забывал. Но и сказать, что в два горла хапал, нельзя. И, чего не отнять, умел работать. В свои 58 лет о пенсии не думал. «Старый ногайский конь борозды реформ не испортит!» — похохатывал он.
— Предлагаю, — бросил в разворошенное болото последний камень Лопасев, — директором акционерного общества выбрать Андрея Петровича Шпака.
Зал загудел.
«Пошла вода в хату!» — подумал Серега Кобзев.
— Ты-то что язык проглотил? — толкнул в бок Шпака Бомбасов.
Они сидели в президиуме бок о бок.
Шпак был на 20 лет моложе Бомбасова. Из молодых, да пробивных. Долго верховодил комсомольской организацией комбината. Однажды в кабинете директора присел в кресло генерального, пока тот был в туалете. И мгновенно расперло в богатыря-начальника. Чуть было не начал хватать телефонные трубки, бить кулаком по селектору, вызывать, песочить, накручивать хвоста и растирать в порошок…
«Дождетесь, козлы, — поклялся, — сяду на это место!» После отмены комсомола Шпак с благословения Бомбасова организовал коммерческую фирму. Ворочал большими деньгами и потихонечку в компании таких же молодых и прожорливых скупал акции комбината, приближаясь к заветному креслу.
— Ты что язык проглотил? — толкнул его в бок Бомбасов.
— Сейчас скажу.
Шпак взошел на трибуну и честно сказал, что не может ответить отказом, если общество поручит ему возглавить комбинат.
«Вот тебе и блин с икрой на постном масле,» — подумал Иван Попелышко. Казалось до блинов со «Смирновым» осталось раз плюнуть — выбрать старого директора на новый срок. И вдруг вместо банкета объявился новый кандидат.
Зал разломился на два лагеря. Трибуна раскалилась добела от пламенных речей. Одни Бомбасова смешивали с навозом, другие садили на божничку. Шпак обещал сделать из комбината общественно-показательное европейского уровня производство с райской жизнью для акционеров.
Однако голосов ему не хватало для реформ к райской жизни.
Как и Бомбасову не хватало, которого команда Шпака оттерла от микрофонов. Пока еще гендиректор побежал на балкон.
— Расходитесь! — кричал на головы акционерам. — Дальнейшее переголосование незаконно.
Акционеры начали расходиться. Навстречу в зал вошли автоматчики.
— Прошу вас, друзья, остаться! — вежливо попросил Шпак.
Акционеры остались. То ли из-за вежливости Шпака? То ли по причине суровых автоматчиков из охраны его фирмы.
— Гвоздарев! — кричал с балкона Бомбасов директору дворца. — Гаси свет! Выключай микрофоны!
— Гаси свет, кидай гранату! — прокомментировал Попелышко.
Гвоздарев заметался, как голый в баню. Кто знает, под кем завтра ходить? Свет выключил, микрофоны оставил.
— Гвоздарев! Свет! — скомандовал в темноту Шпак.
— Включите свет, дышать не видно! — веселился Попелышко.
Гвоздарев включил свет и выключил микрофоны.
— Собрание неправомочно! Я ухожу! — крикнул с балкона Бомбасов и ушел.
Гвоздарев включил микрофоны. Он хотел одного — домой.
— Друзья! — обратился к залу Шпак. — Мы не можем оставить комбинат без руководителя, потерпите, машина пошла за господином Яновским, уважаемым акционером.
— Жена дома прибьет! — крикнул с места Кобзев.
— Кому надо, товарищ Гвоздарев выдаст справки с печатями.
«Чтоб ему ни дна ни покрышки!» — думал о Яновском Попелышко. Он с утра ничего не ел, готовил емкости к банкету. Не помнящий старого добра желудок, не получив нового, жрал себя со страшной силой.
Месяц назад Яновский железно обещал своим тяжеловесным пакетом акций поддержать Шпака.
«Андрюша, — сказал на лесной полянке, перезаряжая ружье, — свалим мы этого старпера за милую душу!»
А сам накануне собрания влетел в аварию и переломал руки-ноги.
Когда собрание забурлило через край, Шпак подозвал начальника охраны, выдал пачку долларов и приказал: «Любыми средствами вырви Яновского из больницы! Но довези живым!» Переломанный Яновский лежал за 180 километров от собрания — в другой области.
Входы и выходы дворца культуры были перекрыты. В кабинете его директора выстроилась очередь к телефону.
— Почему вру! — кричал в трубку один акционер. — На собрании я!
— Скажи, что у нее и заночуешь, — подсказывал другой.
Бестелефонным акционерам директор дворца выдавал справки с печатями о местопребывании данной ночью, дабы охолонить пламенных ревнивцев от повторения подвигов Отелло и леди Макбет Мценского уезда.
— Мне бы штучки три с открытым числом, — подмигнул Гвоздареву Попелышко.
— Месяца на два, — тут же поддержали инициативу из очереди.
Серега Кобзев в очереди за справкой не стоял. Ему нужна рыбалка, а не клочок бумаги. Друзья заедут за ним домой в три ночи, а было уже двенадцать. И охрана торчала у каждой дырки на волю. Но кто ищет — обязательно найдет приключения на свою задницу. На втором этаже, в апартаментах президиума, в туалете, нашлась неохраняемая форточка. Кобзев за сценой, среди пыльных декораций, отыскал метров восемь капроновой веревки, завязал один конец за трубу в туалете и, как альпинист, спустился из собрания на землю.
«Свобода нас примет радостно у входа». Принял охранник, ткнув стволом автомата в бок.
— Руки на стену! — прорычал.
— Земляк, — попросил Кобзев, — будь человеком.
И честно рассказал о рыбалке, друзьях, жене.
Охранник оказался человеком.
— Хрен с тобой! — отпустил. — Рви. Но извини, братан, очередь поверх чердака дам.
Поехал Кобзев на озеро. Карась, надо сказать, исключительно зверски хватал в тот раз. Только успевай закидывать да снимать «лаптей» с крючка. Одна беда — у Кобзева или от пуль, что прошли впритык «чердака», или жена-подлюка наворожила, живот расстроился, как из пушки. А ловили с лодки… До берега метров сто… Так что большую часть клева в кустах просидел…
Посланники Шпака вырвали Яновского из лап эскулапов, щедро подмазав их долларами. Загипсованного по рукам и ногам Яновского в пять утра внесли на сцену и положили на стол президиума, перед микрофоном.
— Я за Шпака, — еле слышно сказал уважаемый акционер. — Сдох нуть спокойно не дадите.
— Если больной шутит, значит будет жить, — весело сказал Шпак. И пригласил всех в дискотеку поужинать, а заодно и позавтракать по случаю избрания нового директора…
Иван Попелышко не принял приглашения. В процессе нудного ожидания переломного момента от переломанного акционера забрел в спортзал и присел на маты. Потом прилег…
— Ни одна падла не разбудила! — ругался позже Иван. — Только техничка в девятом часу!
«Смирнова» к тому времени акционеры, конечно же, прикончили подчистую. Как, впрочем, и все остальное.
А блинов с икрой в тот раз вообще не подавали.