Корректировщики

Его надежды оправдались в том смысле, что Савельев действительно распорядился искать. “Вручную”, обходя с мобильным сканером все двенадцать жилых корпусов.

На выходе Илья, Бондарчук и Лоханыч — присутствие врача на таких выездах обязательно — столкнулись с милицией. Наряд волок убитого горем роботехника то ли со второго, то ли с третьего курса.

— Я его убил! — стонал тот, размазывая по лицу слезы. — Я не хотел, честно!

В первую секунду Илья подумал, что вот он — стихийный “рут”, за которым они собрались ехать. Оказалось, наоборот.

— Сдается, ваш клиент, — сказал милицейский лейтенант. — Несет такое, что его или к вам, или к психиатру. Вы посмотрите, мы на месте происшествия еще не были, если он ваш — вы и возитесь.

Делать нечего, Илья взялся опрашивать клиента. Опрос показал следующее: доставленный под конвоем Кирилл Прохорцев, студент второго курса роботехнического факультета Академии Внеземелья, поссорился со своим однокурсником Юрием Семеновым из-за девушки. После уроков Юрий поехал с Кириллом “поговорить”. Выбрали укромный уголок. Потом Кирилл ничего не помнил.

— Вот только белым перед глазами полыхнуло — и все! — всхлипывал он. — Очухался, а Юрка лежит и не шевелится. Я его в подвал затащил и дверь прикрыл. Там никто не видел… Домой пришел, а он как живой перед глазами стоит. Ну, блин, никак я не мог… Да хрен с ней, с Юлькой, баб полно! Выходит, я из-за какой-то куклы человека убил!

— Белая вспышка точно была? — строго спросил Илья.

— Точно!

— А Юрий дышал, когда ты его в подвал тащил? У него с лицом все в порядке было?

Прохорцев задумался:

— Не знаю, не дышал, по-моему. Да если б дышал, я его в больницу бы сам повез, честно! С лицом — нет. Вся рожа в крови. Там рядом доска с гвоздями валялась, я решил, что я его той доской в аффекте приложил, наверное…

— Где подвал?

— Там, на набережной. Ну, на Бобровой Плотине.

Илья посмотрел на Бондарчука, тот кивнул: нужный район.

— Поехали, — сказал Илья. — Покажешь.

— Ваш клиент? — уточнил лейтенант.

Бондарчук пожал плечами:

— Похоже. Только не этот, а тот, который в подвале. Вы с нами держитесь, так, со слов, не поймешь, что там произошло.

Под дверью упомянутого подвала сканер тоненько и противно запищал, заставив Илью поежиться. Сумрачный Бондарчук отключил его, демонстративно посмотрел на часы, потом, отчего-то неодобрительно — на Илью.

Илья толкнул подвальную дверь, она оказалась запертой. Перепуганный Кирилл тут же принялся сбивчиво объяснять, что постарался хлопнуть посильней, чтоб замок защелкнулся сам. Лейтенант, стоявший рядом с Ильей, послал молодого из своей группы за дворником. Дворника на месте не оказалось, совместными усилиями искали еще двадцать минут. И еще десять минут все по очереди пытались открыть замок. Дворник ругался и утверждал, что он тут ни при чем.

— Слышь, начальник, — говорил он Илье, — этот замок всегда заедал, я уже три жалобы написал, только замок так и не заменили. Ты там посодействуй, а?

— Делать мне больше нечего, — сказал Илья. — Отойдите.

Примерился и ударил ногой в область замка. Со второго удара дверь распахнулась.

— Давно бы так, — одобрительно заметил лейтенант.

Илья зашел первым и едва не споткнулся о лежавшее почти на пороге тело. Ноздри защекотало: спертый воздух пропитался ароматом сандала. Включил свет, склонился над неподвижным парнем. Лоханыч потеснил Илью, присел рядом на корточки, перевернул парня лицом вверх. Илье стало не по себе. Иссушенный, обтянутый восковой кожей череп с выпирающими глазными яблоками, обрамленный буйной порослью волос. На скулах кожа расслоилась и торчала бескровными чешуйками, обнажая желтые высохшие мышцы. Лоханыч вынул бритву, глубоко разрезал мумифицированную руку парня. Ни кровинки.

— Поздно, — сказал Лоханыч. — Часа на полтора раньше бы… Давайте сюда носилки.

Кирилл, глядя на то, что осталось от его однокурсника, шептал:

— Это как же… Как же я так… Я не знаю, честно…

— Свободен, — сказал ему Бондарчук. — Ты его и пальцем не трогал. Завтра заедешь к нам в офис, дашь показания для отчета. Свидетельские.

Лейтенант помог Илье вставить носилки в специальное гнездо в багажном отделении электробуса Службы.

— Слушай, а как это его угораздило? — спросил он, когда Илья закрыл дверцы.

— Силы не рассчитал.

— А зачем? Не проще морду набить было?

Илья не ответил. Уже никто не сможет сказать, почему Юра Семенов отказался от драки и решил обойтись “несиловыми” методами. Хотел как лучше, наверное. И чего хотел — тоже останется тайной.

До больницы ехали в молчании. Илья тупо смотрел на содержимое носилок. Там лежал труп давно умершего человека. Мумия. Но это был живой человек. Именно так — живой, но был. Он умрет только через месяц. Но фактически он умер уже, потому что спасать его слишком поздно.

Корректировщики вообще иначе умирают, чем простые люди. С людьми все просто — теряют сознание, потом останавливается сердце. Разом. Корректировщики умирают долго, постепенно растворяясь в сумерках небытия. Сначала высыхают, каменеют, потом замедляется пульс, с нормальных восьмидесяти ударов в минуту падая до одного. От них начинает пахнуть сандалом: чем суше тело, тем сильней пахнет. И в таком состоянии корректировщик живет еще почти сутки. Правда, сознание они теряют сразу, еще до мумификации. А потом сердце начинает биться все медленнее, сначала один удар в полтора часа, потом в два… Окончательная смерть наступает только через двадцать-тридцать дней. Страшно. А хуже всего то, что Илья прекрасно знал: такая смерть ждет его самого.

— Совсем ничего нельзя сделать? — тихо спросил он у Лоханыча.

— Только в теории, Илюха. “Рута” можно спасти откатом, если рядом окажется “постовщик” высшей ступени. Но таких нет нигде в мире.

— А четвертая ступень? Они ж даже ядерный взрыв откатить могут…

— Ядерный взрыв — да. А “рута” — нет. Потому что откатывать придется не только человека, но и весь тот клубок потоков, которые он правил.

Илье не хотелось заходить в приемный покой больницы: ждал обвинений. Но в больнице никто не удивился. Врач приподнял покрывало над лицом Юрия, покачал головой, потом с упреком посмотрел на Лоханыча:

— Еще один? Пятый, если не ошибаюсь? За полгода. Ладно, кто у вас старшой?

— Я, — сказал Илья.

— Пошли документы оформлять.

Илья проследил, чтобы Юрия сдали на руки медперсоналу. Конечно, они попытаются что-то сделать. Будут вливать физраствор, чтобы пополнить запас жидкости в клетках. Если физиологические изменения перехода еще не сказались, Юрий проживет лишнюю неделю. Просуществует в этом мире. Потом все равно умрет. Безнадега, думал Илья, заполняя больничные файлы, какая же безнадега!

В офис вернулись почти в восемь вечера. Илья сдал пост сменщику, поднялся наверх. В общей зале его ждали. Савельев собрал весь личный состав отделения — двадцать восемь человек разных способностей. В-основном, молодых, почти пацанов вроде Ильи. Две женщины, обеих Илья не знал. Петр Иосифович Жабин, в просторечии Иосыч, самый мощный блокатор если не Союза, то Сибири точно, — разумеется, самый мощный среди тех, кто не обладал корректировочной ступенью. Леха Царев, негласный ответственный за внешние контакты на неофициальном уровне. Шурик Бондарчук, шифровальщик, хотя правильней было бы назвать его специальность “расшифровальщик”, — он расшифровывал информацию о состоянии магнитного поля, на котором отражались малейшие подвижки в поле информационном. Дима Птицын, он же Митрич, и Дима Слободкин, иначе Дим-Дим, блокаторы. Илья здоровался с теми, кого знал, знакомился с теми, кого не знал.

Савельев, мрачный, достал из сейфа водку:

— Стаканы на подоконнике, закуска в холодильнике. Сами берите.

Водку разлили по стаканам. Илья к алкоголю относился с подозрением, потому рисковать не стал, налил на полглотка. Савельев встал, держа налитый до половины стакан:

— Помянем Раба Божия Юрия Семенова. Поле забрало его. Пусть ему там будет лучше. Пусть попадет там в свой рай.