Страница 57 из 81
Приезжать ему не пришлось, а я долго еще испытывал чувство вины перед безвинным псом, который, судя по всему, обиды на меня не держал. И вообще был на редкость естествен в каждой ноте лая, в любом движении хвоста — прося ли, жалуясь, желая, его душа была чиста…
Что же касается краха финансового, причиной которого чуть было не стал Кап, это, конечно, из разряда шутливых гипербол. А дело было так. Мы с Риммой собрались похвастаться им, пока Алик не вернулся и не отобрал, в семье у Мирона, где было двое детей, и отправились туда на машине, предварительно закупив зеленоватого цвета бутылку с некой жидкостью. (Стоившей в те патриархальные времена ровно 2 рубля 87 копеек.) Бутылку я положил на заднее сиденье, туда же, после некоторого препирательства со мной, впрыгнул пес: он предпочитал переднее сиденье, но там уже сидела Римма.
Должен заметить, что пассажиром он впоследствии стал отменным: спокойным, любознательным, терпеливым. Мог часами ожидать меня, лежа или сидя в машине и глядя в окошко, и его никогда не мутило на ходу, как иных знакомых мне собак. Но в тот, первый свой выезд он был не очень спокоен, долго не мог найти себе место, а один раз даже сделал внезапную попытку перелезть ко мне через спинку сиденья и усесться за руль. Я вынужден был довольно резко затормозить, и бутылка за 2,87 свалилась на полик, ударилась о его выступ и разбилась. Это был первый понесенный нами в тот вечер финансовый ущерб. Осколки мы тут же выбросили, пса пожурили, купили другую бутылку и благополучно прибыли к Мирону. Вскоре мы все уже сидели за столом и вели привычную беседу о книгах, о политике, о Жанне, которая окончательно отторгла своего бывшего супруга Яшу, но так и не ответила на чувства Игоря (что при существующей разнице в их росте и комплекции выглядит, увы, вполне естественно), а теперь, кажется, собирается за кого-то третьего, пока еще глубоко засекреченного.
Время летело быстро, маленького Мишу, наигравшегося с Капом, уложили спать, десятилетняя Маша, тайно сгорая от гордости, продолжала сидеть с нами, слушая, как мы вовсю честим партию и правительство и безудержно сплетничаем о своих ближних, пес подозрительно затих, что вызвало некоторое беспокойство Риммы, и она с женой Мирона отправилась на поиски в смежную комнату… Лучше бы этого не видеть! Кап доедал уже второй резиновый ботик Миши!
Утрату мы клятвенно обязались возместить, и это был финансовый ущерб номер 2. Но мы с честью выкрутились из труднейшего положения (ведь надо было не только купить, но и «достать») и, как ни странно, полюбили виновника всего этого еще больше…
А тут подошло время — и Алик вернулся с юга. Мы со страхом ждали этого момента, потому что двадцати с лишним суток его отсутствия и стольких же суток присутствия Каплина (Капа) в нашем доме хватило с лихвой, чтобы влюбиться без памяти в нашего постояльца. Мы уже не могли без уныния и тоски думать о том времени, когда не увидим больше, как при нашем возвращении домой некое существо сломя голову бросается нам навстречу с тапком в зубах, размахивая ушами и хвостом; как утром, едва ты открываешь глаза, повторяется то же самое; как потом оно вежливо и терпеливо ждет, пока ты оденешься, умоешься (даже иногда обнаглеешь до того, что попьешь чая); как потом при слове «гулять» оно срывается с места, словно бегун со старта, и несется к двери, распахивая ее своим ладным, крепко сбитым телом…
Алик позвонил в понедельник вечером, сообщил, что отдохнул неплохо, спросил, все ли у нас в порядке, и обещал зайти завтра вечером после работы. Он был подозрительно краток, я не знал, как это понять, немного забеспокоился и позвонил брату. Тот ответил, что с ним Алик тоже был немногословен — наверное, устал с дороги или с матерью опять повздорил.
На следующий день в назначенное время Алик не пришел. Уж не заболел ли? Я собрался ему звонить, но тут из коридора меня позвали к телефону. Это был он. Каким-то странным, стесненным голосом он сказал, что хочет сначала обсудить с нами одну проблему, и если уладим ее, то, возможно, вообще заходить к нам некоторое время не будет — так лучше для всех. Я мало что понял из его сбивчивой речи, даже мелькнула нелепая мысль: быть может, он за что-то смертельно обиделся? Но за что? Кто мог наговорить на нас? Неужели из-за собаки? Из-за того, что она немного приболела? Об этом могли рассказать только ветеринарный врач или сам Каплин. Но в таком случае Алик, наоборот, должен поспешить забрать у нас щенка, а он откладывает приход… Я начинал злиться.
— Слушай, — крикнул я в трубку, — что ты темнишь? Говори толком!
И когда он попытался это сделать, трубка чуть не выпала у меня из рук. Вот что я услышал:
— Понимаешь… мне неудобно… Знаю, вам тоже нелегко, но я много думал… И понял, что не могу… Чего-чего? Собаку держать, вот чего! Каплина… А отдавать в чужие руки тоже не могу… Это понятно?
— И не надо! — гаркнул я на весь коридор. — Мы сами хотели тебе предложить то, о чем ты мямлишь… И скажу честно: он уже никакой не Каплин, а просто Кап. Ты понял?
— Понял, — ответил Алик окрепшим голосом. — Спасибо… И поэтому немного подожду приходить к вам, ладно? Пускай он еще больше привыкнет. И я тоже привыкну… К его отсутствию. А увидимся у твоей мамы на Бронной. Там я тебе его личные документы передам. И еще один мячик. Тот уже он изгрыз, наверное?
— Спасибо, — тоже сказал я, больше ничего добавлять не стал и повесил трубку, а войдя в комнату, объявил Капу: — Ты теперь наш! — И поцеловал в белую звездочку на лбу.
И Римма сделала то же самое.
В этот вечер мы купали его, нарушая все правила советского общежития: поставив в ванну и гремя при этом тазами — чтобы обмануть бдительность соседей.
Глава 7.
Совсем немного о зависти. Еще о друзьях-приятелях. Стихопереписка с Костей. Где достать тормозные колодки? Водитель из писательского гаража и его небезынтересные знакомые. Два близких мне существа — подробнее о каждом. Драка на трамвайных рельсах. Рудольф К. и мое троякое к нему отношение. Первомай в Жуковском. Наша с Юлием «Кабалкаро-Бардиния». Сергей — трагическая фигура. Начало самостоятельного сочинительства
1
Около двух десятых нашей достаточно продолжительной жизни мы прожили с моим братом Евгением бок о бок, в одной квартире, в одной комнате. И о многом спорили в разные периоды, во многом не соглашались. Однако в двух случаях разногласий не было: в отношении к советской власти и в том, что он, то есть Женя, менее завистлив, чем я. Впрочем, искренне считая свою особу более подверженной этому не слишком добродетельному чувству, я отнюдь не собираюсь бить себя в грудь и сопоставлять с хрестоматийными персонажами типа Яго, Сальери или той старушки, что жила «у самого синего моря». Но что правда, то правда — завидую, хотя никого еще по этой причине не оклеветал, не отравил, а также не пытался использовать бессловесную морскую живность в корыстных целях…
Позволяю себе так изящно «словоблудить» сейчас с единственной целью — перекинуть мостик к продолжению разговора о моих новых литературных друзьях и соратниках и честно заявить: да, большинству из них я завидовал. Но, ей-богу, то не была примитивная злобная зависть, легко выражаемая такими, примерно, словами: «сам дерьмодерьмом (варианты: бездарь, халтурщик, подхалим), а вот… везет же гаду…» Напротив, по большей части, у меня рождались фразы, начинающиеся со слова «почему»: почему его (ее) зовут, приглашают, о них помнят?.. Проще говоря: почему их печатают, издают, а меня нет? Или с диким трудом? С препятствиями? А?.. Ответы на эти вопросы я, по большей части, находил, и они не были оскорбительны для тех, о ком шла речь, но высвечивали мою собственную беспомощность, а то и гордыню, неумение общаться, просто невезение. А также и то, в чем уж совсем не хотелось себе признаваться: отсутствие литературных способностей, навыков, невежественность в поэзии — во всяком случае, в сравнении со многими из моих «конкурентов». Словом, все тот же дилетантизм… Но тогда, задавал я самому себе вопрос, зачем всем этим занимаюсь?.. А чем же еще? — отвечал я неохотно. Преподаванием? Уже было. Нравилось, да. Но безысходно и беспросветно и для себя, и для обучаемых — это я уже понял… Так что же остается? Все-таки литература. Только, быть может, не поэзия — какой из меня, в сущности, поэт? — но проза… Да, конечно, проза! Ведь в этом жанре я начал работать чуть не с пяти лет, и в списке моих выдающихся произведений числятся рассказы юмористические («…дайте мне масло и смитану… А прадавец бирет масло, наливает на него смитану, и…» Ну, сами понимаете, смеха полные, извините, штаны); или рассказы военные («…но красные не плакали в животе у рыси…»); а также пьесы — из жизни нашего шестого класса, и еще из жизни французов. Почему нет?..