Мир и война

После недолгих поисков он остановил взгляд на невысоком пожилом торговце подержанной одеждой, кому и передал гимнастерку, вытащив ее из-под шинели. Покупатели не слишком торопились ее приобрести, хотя вещь была малоношенная и приятная на ощупь. Продавец медленно продвигался в толпе, держа гимнастерку на весу, Юрий неотступно следовал за ним.

Как вдруг — Юрий не понял, как получилось: ведь только что их не было — вдруг рядом с продавцом оказалось два красноармейца и с ними лейтенант, все с красными повязками. Патруль! Направленный сюда самим полковником Цкитишвили, грозою города Тбилиси, комендантом гарнизона.

— Почему продаете военное имущество? — гаркнул лейтенант.

— Я… нет… — залепетал торговец.

— Откуда взяли? Ваше?

Юрию бы повернуться и скрыться в толпе, но не сразу сообразил, что здесь он не просто наблюдатель, а когда осознал, было поздно.

— Вон… он мне дал, — сказал торговец, показывая на Юрия. — Продать просил. Нельзя, что ли?

— Пройдемте, товарищ старший лейтенант, — сказал лейтенант с красной повязкой.

— Куда? Зачем? — растерянно спросил Юрий.

— В комендатуру. Согласно приказу. Там разберутся… И вы тоже. — Это относилось к пожилому сообщнику.

Их повели через весь рынок — вот позор-то! Юрий старался изо всех сил делать вид, что идет по собственной воле — и погрузили (слава Богу, его не подталкивали!) в крытую брезентом машину, где уже находилось несколько нарушителей, военных и гражданских. Но в звании старшего лейтенанта и совершенно трезвый был один Юрий.

На Казначейской, дом 3 (адрес запомнился!) Юрия сразу препроводили в комнату, где сидел тоже старший лейтенант. Хорошо, что не выше по званию, а то начал бы выкобениваться… Это было первое, что подумал Юрий, а второе, что пришло в голову: надо отпираться! Не моя — и всё! Да разве я стал бы торговать? Да посмотрите на мое честное интеллигентное лицо! Да зачем мне? Я же в штабе работал. В Иране недавно был… В Академии учился… Нет, про Академию не надо… Да что я совсем, что ли, чтобы вещи с себя продавать?.. Ну, сам подумай, старшуй!..

Так он, примерно, и начал говорить.

Мелькнула мысль (мелькнула все-таки): что же я делаю? Гроблю того человека! А если его посадят?.. Но так же мгновенно успокоил себя: кажется, говорили… да, определенно говорили, что гражданским за это ничего не бывает — это ведь только по военной линии. А у гражданских просто отбирают — и наше вам с кисточкой…

Юрий продолжал убеждать старшего лейтенанта, что не имеет к гимнастерке никакого отношения, а на рынок пошел от нечего делать… Ну, и так — купить чего. (Очередная отъявленная ложь: денег в карманах у Юрия почти не было.) Но старший лейтенант смотрел на своего собрата без всякого подозрения и, как тому казалось, с пониманием, даже сочувствием. Он что-то писал на листе бумаги (ордер на арест?), а потом хитровато поглядел и сказал:

— Ладно. Иди по-добру по-здорову, старшой. Кончим на этом.

Юрий небрежно кивнул, как бы давая понять, что не сомневался в подобно исходе, и уже от двери невзначай спросил:

— А грузину чего будет? Которого со мной?

— Отберут вещь, а самого пошлют куда подальше. Будь здрав…

Об этой истории Юрий никому не рассказывал: как-то не хотелось.

Денег, однако, не прибавилось и надо было что-то придумывать. Но в резерв все равно не собирался.

Что ж, раз в автомобильных войсках уже никому не нужен, попробует-ка он переменить специальность… Хорошо бы стать, например, разведчиком, ловить таких, как Аркадий Тюрин, если тот действительно… Или… Юрий перечислил в уме еще несколько родов войск — артиллерия, саперы, летчики — и понял, что никуда его не возьмут, необученного. Даже в пехоту. Рядовым не подходит, а командиром… Какой из него командир для всех этих войск?.. И что же тогда остается? Куда?.. Наверное, правда, в разведчики… А кто ими занимается, интересно? Кто их… как бы это правильней сказать… назначает?..

В Штабе фронта, куда Юрий по старой памяти и от нечего делать продолжал заходить, кто-то сказал ему, что делами разведки и контрразведки занимается Особый отдел. Туда он и зашел в один из дождливых унылых дней. Дальше приемной не пустили, а в одном из окошек, узнав о желании служить родине на ниве разведки, протянули толстую пачку бумаг, сказав, что это анкета, которую нужно заполнить, не выходя из помещения. Юрий протрудился над ней не менее часа — да и торопиться было некуда — и в результате родил произведение, где, откровенно признавшись, что «в белой армии не служил», «под судом и следствием не был», все же скрыл от любознательных авторов анкеты ряд немаловажных вещей, как-то: арест отца, табачную лавку бабушки, белогвардейца-дядю… Анкета исчезла за захлопнувшимся окошком, и Юрию оставалось ждать: призовут его пожинать лавры Шерлока Холмса и старшины Карацупы (больше никого, сколько ни тщился, вспомнить не мог) или разоблачат как лжеца и обманщика и примерно накажут.

Не случилось ни того, ни другого. Внезапно через свой Штаб он получил назначение в Баку, в управление ВАД.

Конечно, так и тянет обыграть это сокращение и с присущим автору юмором заметить, что попал Юрий не в ад, а скорее в рай — тоскливый, спокойный рай, где опять (да, да, опять!) делать было совершенно нечего.

Если сами не догадались, поясняю: ВАД означает Военно-Автомобильная Дорога и отнести к ней можно любую дорогу, дорожку или тропинку. Дорожное регулирование, ремонт дорог и мостов, установка указателей — вот чем занималась военно-дорожная служба, и в прифронтовой полосе бывала весьма нужна. Но здесь, в Баку, где у дорог, помимо военных, были гражданские хозяева и радетели, а само управление — как все управления, штабы, конторы и тресты на свете было раздуто до невозможности — здесь, поверьте, и при огромном желании трудно было найти себе хоть какое-нибудь занятие.

Юрий начал дорожную деятельность с поступка весьма неблаговидного. Перед тем, как сдать вещевой аттестат, в котором указывалось, какое обмундирование ему выдано, он стер единицу в графе «гимнастерка х/б»! (Х/б означает хлопчатобумажная.) Таким образом хотел возместить утерю гимнастерки на тбилисской барахолке, а также обеспечить себя одеждой на предстоящую зиму. Однако не тут-то было: бдительный заместитель начальника подполковник Сизов одним пыхом разоблачил Юрия и упорно принуждал признаться в подлоге. Тот, конечно, все нахально отрицал. Начальник управления махнул рукой на дело о гимнастерке, хотя подделка в документе видна была невооруженным глазом, но подполковник не смирился: он горою стоял за правду. И потому совсем не удивительно, что в феврале следующего года, вскоре после того, как наши войска освободили Краснодар, в этот город, в штаб Северной группы войск Закавказского фронта (в автодорожном управлении которого уже служил в ту пору Юрий) пришло донесение о совершенном старшим лейтенантом Хазановым Ю.С. служебном преступлении. Как раз в это время старшего лейтенанта представляли к очередному повышению в звании: не за особые заслуги, а просто срок подошел.

Юрий узнал — и о том, и о другом — от хорошего парня из отдела кадров штаба, к которому попало письмо подполковника. «Я сжег его, Юра», — сказал ему этот парень. И стал Юрий капитаном, стал носить погоны с четырьмя звездочками и одной полоской посередине.

Но это все через несколько месяцев, а пока он сидел в комнатке на окраине Баку, где находилось управление ВАД, лениво отбрехивался от наседавшего подполковника и мучительно думал, чем бы заняться — от тоски и для ускорения победы над врагом. Но придумать ровно ничего не мог.

(А вот нижеследующее уже из области мистики или престранных совпадений — что, возможно, почти одно и то же. Через несколько лет, когда Юрий вернулся уже в Москву, был демобилизован и поступил в институт, стоит он как-то перед щитом с театральными афишами на своей родной Малой Бронной — в штатском пальто, в кепочке, — и кого же видит, идущего прямо на него?!.. Правильно, подполковника Сизова… Ну, всё, мелькнуло у Юрия в голове, сейчас устроит публичный скандал, потянет в суд, в милицию, в «СМЕРШ», если эта организация еще существует… Надо бы отвернуться, уткнуться в афишу, но Юрий не мог: смотрел на приближающуюся судьбу, как на удава кролик. Судьба приблизилась, сузила глаза, в них появилось раздумье… вопрос… злорадство… сомнение… И прошла мимо… Больше она не появлялась, дурная судьба, — во всяком случае в форме подполковника.)