Страница 47 из 50
— Вы… вы оставили меня без машины?
— Не волнуйтесь, у меня очень хороший «Лендровер», и он отлично увезет и вас, и меня, и сундуки. У меня, знаете, нет никаких оснований доверять вам, любезнейший Роджерс. Ключ от зажигания тоже у меня. Так что идите, поставьте сундук на заднее сиденье моей машины и быстренько возвращайтесь назад. Нам лучше всего остаться друзьями. И пошевеливайтесь.
Роджерс с трудом приподнял сундук… и опустил его на землю.
— Не могу, — сказал он, — устал. — И на лице у него появилась робкая улыбка. — Я в самом деле не могу, я не притворяюсь.
— Бедняжка! — сказал сочувственно отец Франциск.
Он подошел к мистеру Роджерсу, наклонился, обхватил толстыми, крепкими руками сундук, поднатужился и поднял его высоко в воздух.
— Подставляйте спину, — сказал он и, когда Роджерс согнулся, опустил сундук ему на спину.
Роджерс пошатнулся, но удержал равновесие и поплелся, еле переставляя ноги, к машинам.
— А теперь вы, детки, — сказал отец Франциск.
Он одной рукой обхватил Ко Ко, другой — Бригитту и без труда понес их к черному входу в развалины.
Пока его не было, Игорь обернулся к Джонни:
— Ты молодец! Сейчас придут наши и им покажут.
— Я боюсь за папу, — сказал он. — Папу могут убить или посадить в тюрьму.
Игорь ничего не ответил. Ему совсем не было жалко мистера Роджерса с его улыбочками и разными голосами.
— Он очень несчастный, — сказал Джонни, — и я плохо поступил, оставив его.
— Вы это про кого? — спросил вернувшийся отец Франциск. — Неужели вы пожалели своего отца? Зряшное занятие. Ваш отец недостоин жалости. Он слишком любит деньги, но совсем не приспособлен к тому, чтобы иметь их много. Он жадный и неумный человек.
Говоря так, отец Франциск перенес ребят в развалины и опустил их на плиты пола. Пол был грязный, заваленный листьями, трухой и свежей землей, выброшенной из провала в середине комнаты. В развалинах было полутемно, потому что дыру в крыше давным-давно затянули лианы и в трещинах стен выросли кусты, корни которых свисали сверху, как сталагмиты в пещере. Здесь было куда прохладнее, чем снаружи.
Отец Франциск свалил ребят на пол, будто это были не люди, а мешки с картошкой. Потом осмотрелся, привыкая к полутьме, и спросил Джонни:
— Где лопата?
— Не знаю, — ответил тот.
— Нет, ты знаешь, выродок! Или помочь тебе вспомнить?
— Она в углу.
— Правильно. Вот видишь, как хорошо постараться и вспомнить. Твой папочка копал прямо посередине. Мы же потратим еще две минуты на то, чтобы посмотреть, не осталось ли здесь другого сундука. Ведь мы и так рискуем, так почему бы не рискнуть основательнее, коли уж мы ввязались, к сожалению, в эту авантюру. Вот сейчас мы копнем здесь… Да, пожалуй, здесь…
Игорь думал, вот трепач, все говорит и говорит, будто зубы заговаривает. Как бы он не убил Ко Ко.
— Ко Ко! — позвал он.
Тот не откликнулся.
— Без разговорчиков, дети! — сказал отец Франциск. — Вы еще успеете наговориться за вашу долгую и счастливую жизнь. Причем на всякий случай я прошу учесть, что это я собственноручно отнес вас в это тихое, безопасное местечко и сберег вашу жизнь, которая могла так прискорбно оборваться в руках моего неразумного друга по имени Роджерс. Он такой неуравновешенный человек! Вы просто не представляете, до чего он неуравновешенный человек.
В проеме двери показалась тонкая фигура Роджерса.
— А, вот и вы! Как только помянешь черта, он уже тут как тут, — весело сказал отец Франциск. — В углу, как я успел заметить, стоит вторая лопата, берите ее и помогите мне копать. А тем временем расскажите, чем окончилось ваше долгое путешествие.
— Все в порядке, — сказал Роджерс, тяжело дыша. — Я бы хотел отдохнуть немного, меня ноги не держат.
— У вас будет еще масса возможностей отдохнуть. И в бирманской тюрьме в Инсейне, и на том свете. А сейчас я бы настойчиво рекомендовал вам все-таки взять лопату и чуть-чуть потрудиться.
— По дороге ездят машины, — сказал Роджерс, беря лопату.
— Нашли чем меня удивить! Копайте. На то и дорога, чтобы по ней ездили машины.
Отец Франциск копал быстро, сильно ударяя лопатой по слежавшейся земле, перемешанной с обломками кирпичей, упавших сверху, с сучьями и гравием. Он отбрасывал землю в сторону, и иногда комья ее больно ударяли Игоря и Бригитту, которые лежали ближе к яме.
— Берите левее, — командовал миссионер. — Если он тут, то должен лежать недалеко. А он где-то здесь. Если бы кто-нибудь побывал в развалинах раньше, то взял бы оба сундука. Не ленитесь. Сундук потащу я сам.
С минуту ничего не было слышно, кроме тяжелого дыхания мистера Роджерса и ударов лопат о камни. Вдруг издалека донесся резкий гудок. Еще один.
— Машина, — сказал Роджерс тихим-тихим, тоненьким голосом.
— Здесь много машин, — ответил Франциск, но тоже выпрямился и опустил лопату.
Гудки раздавались снова и снова.
— Это Миша! — крикнул Игорь, позабыв обо всем. — Это его машина. Это Миша гудит. Он здесь. Ми-и-ша!
— Молчать! — крикнул страшным голосом отец Франциск. — Пристрелю.
Но Игорь уже не слышал его, он кричал: «Ми-ии-ша!» И Бригитта закричала тоже. Она кричала: «Миша!» — тонким, высоким, пронзительным голосом. «Ми-и-и-ша!» — так громко, что, казалось, лопнут перепонки. И Джонни тоже закричал. Непонятно было, кричит ли он или плачет, но он тоже кричал: «Ми-и-и-ша!»
Первым не выдержал мистер Роджерс. Он пнул ногой Игоря, зажал руками уши, выскочил из развалин и исчез. Отец Франциск выругался и бросился к ребятам. Он бил их ногами, ругал, уговаривал, дергал за волосы, старался заткнуть рты, метался, будто сошел с ума, потом тоже бросился к двери, налетел с размаху на косяк, отшатнулся и забухал ботинками по оврагу.
А ребята все кричали и кричали. Они уже не могли остановиться, и, наверно, прошло несколько минут, прежде чем замолчала Бригитта, потом Джонни с Игорем. И тут они поняли, что остались одни.
— Папа! — всхлипнул Джонни. — Что будет? Что будет?
В овраге стояла тишина. Не доносились гудки, смолкли шаги, и только пчела, заблудившаяся в развалинах, мерно жужжала среди лиан.
— А вдруг это был не Миша, — спросил Игорь, — и они вернутся?
5
Конец путешествия
— Надо развязать руки, — сказала Бригитта.
— А как? Они крепко связаны.
— Найти бы какой-нибудь острый камень.
Игорь с трудом перевернулся на живот — никогда он не думал раньше, что так трудно перевернуться со связанными руками, — и постарался подползти к выходу. Он извивался, как змея, но дверь не приближалась. Только камни царапали живот…
— Ко Ко, — позвала Бригитта. — Ко Ко, ты жив?
Игорь замер. Как он мог забыть о товарище?
— Ко Ко, отзовись! — сказал он. И тут ему в самом деле стало страшно, страшнее, чем в лесу, страшнее, чем когда мистер Роджерс направил на него свой пистолет.
Но тут же Ко Ко, будто услышав их, тихо застонал и пробормотал что-то по-бирмански.
— Что он сказал? — спросил Игорь.
— Не знаю, — сказала Бригитта, — я не поняла.
— Он хочет пить, — сказал Джонни.
— Потерпи, сейчас наши придут, — сказал Игорь.
Но наши все не шли и не шли.
Трах! — послышалось от дороги. Трах!
— Стреляют, — сказал Джонни. — Стреляют!
Игорь еще отчаяннее пополз к дверям. Он отталкивался ногами от ускользающего пола, но им не за что было зацепиться. И рукам было очень больно.
— Слушайте! — прошептала Бригитта. — Шаги.
По оврагу кто-то бежал. И не один.
— Если это Роджерс с Франциском, притворимся мертвыми, — сказала Бригитта.
— Они догадаются.
— Игорь! — послышалось снаружи. — Игорь! Бригитта! Где вы?
— Евгений! — закричал Игорь. — Мы здесь! Мы не можем выйти!
— Бегу! — раздалось в ответ, и в тот же момент темная фигура заслонила белый четырехугольник входа.
Евгений остановился на секунду, приглядываясь к полутьме. Но тут же его оттеснили другие люди. Тут были и отец, и товарищ Данчев, и бирманские военные — в развалины набилось сразу человек десять.