Не измени себе

И оба заспешили — путь предстоял неблизкий. Нача­ли расспрашивать, как пройти побыстрей и поудобней. Объясняла все та же курносенькая:

—  Вот тропа, видите? Держитесь ее, чуток потеряет­ся— вертайтесь назад, ищите сразу же. По ней раз в год на сенокос ходят, потому и плохо видится. Так помалень­ку до деревни нашей дойдете, а тамотко и дорога на Демьянск.

—  Смотрите тропу не потеряйте, не то пропадете,— настойчиво вторила другая.

Курносая вдруг рассмеялась:

—  Парней наших встретите, о нас ни гугу… Слышите?

—  Это почему же? — удивился Борис.

—  Ноги вам обоим переломают.

—  Будто мы такие уж квелые?..

—  Э-э, не скажите. У нас тут бугаи, а не парни…

Посмеявшись, пустились в обратный путь.

—  Почему это они нас не испугались? — удивился Пашка.

—   А чего тебя бояться-то? Курносая, та на плечо тебя одним махом поднимет да с тех вот скал — и поминай как звали.

Пашка, насупившись, промолчал. Сделал вид, что ска­занное не к нему относится.

—   А девицы и в самом деле что кобылицы. Им, поди, сам медведь не страшен,— нашелся наконец он.

—   Ну вот, видишь… А ты — почему не испугались?..

Вдруг сзади затрещали ветки, парни обернулись и уви­дели девушек: видно, бежали — обе едва переводили дух.

—   Мы все-таки проводим вас. Упаси бог, с «хозяином» встретитесь…

Они переглянулись, и вдруг обоих разобрал смех. Де­вушки, удивленные, остановились. Пришлось рассказать

о встрече с медведем.

—   И не тронул вас? — ахнули обе.

—   Как видите.

Борис насмешливо поинтересовался:

—   Чем же вы нас решили защищать?

—   Так вот же… рогатины…— показала курносая.— Они и вилы, и рогатины, если б с «хозяином» довелось по­встречаться.

—   А приходилось хоть раз? — недоверчиво спросил Бо­рис.

—   Почти каждому из нашей деревни.

—   Да-а… суровые тут у вас люди. Прямо герои все…

Девушки им обоим приглянулись, и, расставаясь, уго­ворились, что обязательно увидятся. Может быть, так бы оно и случилось, если б не события, которые круто из­менили их планы.

2

Все им нравилось в Демьянске — леса, охота, вот и де­вушки хорошие повстречались, и механический завод, на котором они работали, пришелся по душе. Но случилось так, что Потапыч тяжело и надолго заболел, в цехе по­явился новый мастер.

—   Ох ребятки, не вовремя вас покидаю. Хрипун придет, будь он трижды неладен. Уж потерпите, Христа ради…

Не все тогда поняли Борис и Пашка из этого невнятно­го бормотания. Но вскоре дошло.

—   Есть собака на сене,— говорил о нем Пашка,— а этот — барбос на слесарных секретах.

—   Вам молодым да ранним сразу все подавай,— с из­девкой говорил мастер, когда к нему обращались за по­– мощью или советом.— Вот я — сколько собрал подзатыль­ников. А? То-то. Вам же выпь да положь немедля всю под­ноготную, а ими, секретами-то этими, я всю жизнь овла­девал.

И ругались они с мастером, и пытались миром пола­дить. Бесполезно. А тут, на их несчастье, Потапычу, ког­да он вышел после болезни, дали другую группу.

В это время дошел до них слух о Магнитке. Решили: едем на Магнитку, лучшего и не придумаешь. Пусть Хри­пун остается со своими секретами.

Они подали заявления об уходе, но мастер разорвал за­явления у них на глазах и обрывки растоптал.

—  Вот вам моя резолюция,— и плюнул себе под ноги.— Не захочу — вы и шагу без меня не ступите.

Этот разговор и решил все дело.

—  Через две недели уйдем. На нашей стороне закон.

—  Плюю на ваш закон! Нигде вы не найдете работы. Приползете ко мне, в ногах будете валяться.

Поступили Борис и Пашка строго по закону: уволились через две недели. В пору безработицы это было, конечно, опрометчиво, но… коса, как говорится, нашла на камень.

Потом оба они часто вспоминали Урал, свой первый за­вод, но, как ни странно, не Хрипуна, а мастера Потапыча, приучившего их к делу.

А дома Борис и Пашка вдруг узнали, что на Волге на­чинается строительство тракторного гиганта. Интересно, черт подери!

Новый план представлялся обоим очень заманчивым. Они вдвоем приезжают в город на Волге, их, как предста­вителей рабочего класса, достойно встречают и немедленно устраивают слесарями на самые ответственные участки строительства. Их труд, их старание, их высокую созна­тельность в деле строительства социализма, назло гидре мировой буржуазии, замечают и по заслугам оценивают.

Сказка, а не план…

Пашка, слушая Бориса, нехотя поддакивал, иногда мор­щился. Словом, Борис не встретил серьезных возражений со стороны товарища, когда решалось, куда направить путь: на Магнитку или на Волгу.

Выбрали твердо: на Волгу, на строительство тракторного завода. И спустятся они на «каравелле», так называлась лодка Сашки, старшего брата Бориса.

Но Сашка, каким-то образом все разузнавший, и слы­шать не хотел об этой «дурацкой затее», потому что в прош­лом году нашлись вот такие же смельчаки — и сгинули.

Борис возражал: что ж они — слабаки, что ли? Не вверх же плыть, а по течению.

— Скажи на милость, какой храбрец нашелся,— рас­сердился Сашка.— А ты хоть раз измерил свои силы? Мно­го ли ты можешь? Многому ли научился?

Разговор с братом задел за живое. Задел именно по­тому, что Сашка был в какой-то степени прав.

…В то раннее утро синеву речного разлива не различить было в кисейной просини утреннего тумана. Вот-вот выплы­вет из-за горизонта солнце.

Борис встал рано, когда рассвет еще только угадывался. Быстро собрался и вскоре уже стоял на высоком берегу Камы. Дышалось легко. Воздух был напоен запахом влаж­ных трав, разопревшей земли, подгнивающих водорослей, выброшенных из сетей рыбаками. Прищурив глаза, Борис примерялся, куда направить сегодня свою «каравеллу», от­лично сколоченную, глубокую, четырехвесельную, с плав­ным изгибом от носа к корме, как мастерили рыбаки в ста­рину. Даже мачта имелась. Правда, паруса нет, пришлось взять тайком от матери старое одеяло, за которое еще при­дется держать ответ.

Да что поделаешь. Поворчит малость, может, конечно, и всыпать, как бывало, но сейчас матери не очень-то удобно браться за ремень, когда сын почти на голову выше ее вы­тянулся. Однокашники за рост и солидность звали Бориса «старик».

Густые, будто насупленные брови и глубокие, без блеска, казавшиеся задумчивыми — от прямых длинных ресниц — глаза делали Бориса старше своих лет. Шириной плеч он похвалиться не мог — напротив, был сухощав, подборист, однако сразу чувствовалась натренированность мышц.