Страница 9 из 15
– Что вы, как вы могли подумать, что я буду вас утруждать, – запротестовала Таня и улыбнулась благодарно и светло. И от этой улыбки сердце Грубина застучало, как барабан в цирке в опасный момент воздушного полета. Грубин стоял перед Таней, приглаживал в смущении мокрые всклокоченные волосы и мечтал о том, чтобы она все-таки позволила ему побежать сейчас под дождем домой, занять у соседей масла и хлеба, принести сюда эти сосиски и другие скромные яства. – Нет, – сказала Таня решительно. – В следующий раз. В городе должен быть ресторан. В каждом маленьком городе есть ресторан. И зовется он по имени местной реки или озера.
– А у нас он называется «Золотой гусь», – сказал Грубин. – Сейчас уже почти десять, а он в двадцать три тридцать закрывается.
– А далеко идти?
– Шесть минут.
– Тогда подождите минутку, я деньги возьму. Вам не холодно?
– Не холодно. А про деньги не думайте. У меня есть.
Но Таня Карантонис не слушала. Она убежала в темноту, и слышно было, как она звенит ключами у невидимой двери.
Грубин стоял, подставив лицо ветру, чтобы не так пылало. В ветре смешивался цирковой запах конюшни и запах мокрых грибов, что росли в лесу за рекой. Он представил себе на мгновение, что Таня Карантонис пришла к нему в гости и пьет чай. Но тут же Грубин отогнал эту мысль, потому что, во-первых, в комнате у него было тесно и не прибрано, а во-вторых, о таких вещах нельзя даже мечтать.
– Я недолго? – спросила Таня.
– Нет, что вы.
– Вы не сердитесь, что я к вам не пошла. Я жутко самостоятельная.
Они вышли из-за загородки и направились через темную площадь. В окнах горели теплые желтые огни, а где-то далеко, в парке, играла гитара.
– Как я могу! – сказал Грубин. Он шел, повернув голову набок, чтобы лучше видеть Таню, и профиль ее навечно отпечатался в мозгу Грубина.
– Возьмите меня под руку, пожалуйста, – сказала Таня, и Грубин как во сне сунул руку вбок. Под мышкой у гимнастки пальцам было тепло, и Грубин отвел вниз мизинец, чтобы он находился точно под локтем Тани и мог поддержать его, если Таня поскользнется. – Я такая трусиха, вы не представляете, – сказала Таня. – А когда первый раз в незнакомом городе, то все улицы кажутся страшными. Мне просто повезло, что я вас встретила. Спасибо Сидорову.
– Да-да, – согласился Грубин, делая усилие, чтобы вспомнить, кто такой Сидоров.
– Вы были очень любезны, – сказала Таня, когда они остановились под вывеской «Ресторан «Золотой гусь».
– А как же вы обратно пойдете? – испугался Грубин.
– Теперь я знаю, что это близко. Ведь отсюда цирк видно.
– Нет, – сказал Грубин. – Если хотите, я вас здесь подожду.
– Сумасшедший, – сказала Таня и засмеялась. В глазах ее горели зайчики от уличных фонарей, а зубы казались ровными и белыми. – Если вы так обо мне беспокоитесь, то пойдемте со мной в ресторан. Вы не голодны?
– Я голоден, – сказал Грубин смиренно, хотя никакого голода не чувствовал. Он был счастлив пойти в ресторан с Таней, но, по правде говоря, несколько разочарован, потому что ему хотелось пострадать ради Тани. А для страдания больше подходило ожидание под дождем.
– Вот и отлично, – сказала Таня. – Пошли. А потом проводите меня обратно. Договорились?
В гардеробе Таня сняла куртку, и Грубин отметил, что она успела переодеться. На ней уже было платье. Грубин поглядел в зеркало и себе не понравился. Нос был слишком велик, глаза слишком выпучены, сам он, несмотря на недавнюю стрижку, слишком худ и лохмат. «Сейчас она посмотрит на меня, – думал он, – и скривится. И тогда я уйду на улицу, под дождь».
– Причешитесь, – сказала Таня Карантонис. – Расческу дать?
Грубин давно не был в ресторане, не приходилось как-то. Зал был не полон, но дымен. Его начали переоборудовать на современный лад, но ограничились только столами, шторами и буфетом в углу. Остальное – лепной потолок и стены с позолоченным трафаретом – осталось от старых времен.
Грубин, в неустойчивости чувств, возрадовался, что надел костюм с галстуком. Играл эстрадный оркестр из четырех человек. Грубину очень захотелось, чтобы хоть кто-нибудь из знакомых увидел его здесь с прекрасной циркачкой. Но знакомых, конечно, не было.
– А вот и Сидоров, – увидела Таня. – Какое приятное совпадение!
Дрессировщик сидел за столом в одиночестве. Перед ним стояли бутылка портвейна и тарелка с супом-харчо.
– Сидоров, – позвала Таня, подходя к столику. – Добрый вечер. Вы сегодня хорошо работали.
«Ну зачем я сказал ей, что ищу Сидорова!» – проклинал себя Грубин.
Вблизи Сидоров был не так привлекателен, как на манеже. У него было длинное сухое лицо в глубоких морщинах, волосы так плотно прилегали к голове, что все шишки черепа были наружу. У Сидорова были очень длинные сильные пальцы и на одном из них большой перстень. Дрессировщик лениво поднялся из-за стола, поцеловал Тане руку, и, когда выпрямился, во взгляде его Грубин уловил нечто хищное, словно дрессировщику передались качества его подопечных.
– А это кто? – спросил Сидоров, обращаясь к Грубину. – Почему не знаю?
– А это вовсе не мой, а ваш поклонник, Сидоров, – сказала Таня. – Он вас искал, а я его мобилизовала, чтобы он меня поесть проводил.
– Здравствуйте, – сказал Грубин. – Грубин.
– Очень приятно, – сказал Сидоров в пустоту. – А я скучаю. Садитесь. В этой дыре есть нечего. Вот, видишь, суп ем.
– Здесь очень котлеты хорошие. По-киевски, – сказал Грубин. – Их в кулинарии продают, каждый день очередь.
– Наверное, на ружейном масле, – сказал Сидоров. – У меня желудок не в порядке.
– Правильно, давайте закажем по киевской котлете, – сказала Таня Грубину. – Я вам верю. Сидорову – никогда. Он хочет меня съесть.
– Шутка, – сказал Сидоров. – Хотел бы съесть только в переносном смысле.
– И еще возьмем вина. Сухого. За встречу и премьеру. Вы будете пить? Да, кстати, я не знаю, как вас зовут.
– Александром, – сказал Грубин.
– Значит, Сашей. А меня Таней.
– Я знаю, – сказал Грубин. – Мне очень понравилось, как вы выступали. В первый раз.
– А во второй?
– С фокусником?
– Ну да, с Аббасом.
– Но ведь в первом номере вы сами выступали, а во втором только помогали.
– Вот всегда так. Послушайте его, Сидоров. Голос народа. Придется мне уйти от Аббаса Семеновича. Хоть и жалко. Все думают, что это фокус.
– Это не фокус, – сказал Сидоров, маня пальцем официанта. – Это не фокус. Две котлеты по-киевски, бутылку сухого, бутылку коньяку и всякой закуски.
– У нас мясное ассорти есть, – сказал официант.
– Давайте. Все давайте. Это не фокус. Таня обладает феноменальными способностями к математике.
– Саша, – сказала Таня, – задайте мне любое число перемножить. Или корень извлечь.
– Ну зачем же, – сказал Грубин. – Я верю, конечно, я верю.
– А все-таки задайте.
– Ну хорошо. Сто тридцать на сто сорок.
– Восемнадцать тысяч двести, но вы мне задайте что-нибудь потруднее. Пожалуйста, я прошу вас, Саша.
Пришел официант, сказал, что мясного ассорти нет, осталось только рыбное.
– Ладно, – сказал Сидоров, – несите рыбное.
Грубин смотрел на Таню, и она покачала головой, ободряя его.
– 125 646 умножить на 6 733 687, – сказал Грубин.
Таня задумалась на мгновение, выпалила очередь цифр, и Сидоров сказал снисходительно:
– Вы не кивайте головой, товарищ. Вы возьмите карандаш, запишите и на досуге перемножьте сами. Но я со своей стороны гарантирую, что ошибки здесь нет. Таня – живая электронная машина.
– Я верю, – сказал Грубин, послушно записывая в книжку длинный ряд цифр. Потом Таня напомнила ему, что на что она множила, и тут принесли рыбное ассорти и кету семужного посола.
– Я страшно голодная, – сказала она и тут же принялась за еду.
– А мы по маленькой по случаю знакомства, – сказал Сидоров. – Ты присоединишься?
– Только сухое вино, – сказала Таня. – Завтра вставать рано. Аббас Семенович новый номер задумал. С таблицей логарифмов.