Страница 90 из 91
– Я бы не отказался съесть тебя, – сказал он. Один ее вид, темнеющие от голода глаза, ее сексуальный вид, медленная пытка ее губ и рук убивали его. Викирнофф обладал ею буквально пару часов назад и все равно горел изнутри, настолько сильно, что стал опасаться, как бы пламя не вырвалось и не превратила его самого в пепел. Наталья была такой мягкой, такой хрупкой, но внутри притаилась сталь, и это возбуждало его так же, как ее двигающиеся в разговоре губы.
– А это интересная идея, – она выпрямилась, преднамеренно нетерпеливо двигая бедрами так, что ее естество терлось о его пах. Пальцы девушки расстегнули первую пуговицу, и его дыхание застряло в горле.
Ее блузка медленно распахнулась, как открывающийся подарок. На губах пересохло, и Викирнофф провел языком, увлажняя их. Наталья просто сводила его с ума. Его тело пульсировало, трепетало, его сердце со скоростью гоняло кровь по венам, собирая все чувства в одной точке на его теле.
Блузка упала, открывая ее грудь, поднимающуюся и опускающуюся с каждым вздохом, который она делала.
– Я хочу тебя до боли, – Наталья погрузила свои пальцы в его волосы и притянула его голову к своей груди, откидываясь назад, когда Викирнофф прильнул к ней с возгласом удовольствия, сильно посасывая, а его губы и зубы дразнили ее.
Мужчина открыл глаза, чтобы посмотреть в глаза своей Спутницы. Голод в его взгляде лишил ее дыхания и прошел огнем через все ее тело.
– Избавься от брюк по-карпатски, – приказал он.
В его голосе слышалось такое сильное желание, что все женское в Наталье воспрянуло в ответ. Девушка закрыла глаза и пожелала выбраться из узких границ своих джинсов. Она не хотела, чтобы между ними было что-то еще, кроме голого тела. Его рот был таким горячим, что Наталья подумала, что не переживет этого удовольствия.
– У меня пока получается не очень хорошо, – сказала она со вздохом, когда ничего не произошло, – Как быстро другие смогли с этим справиться?
– У тебя все отлично получается. Просто совершенно. Я тебя отвлек, – в голосе Викирноффа почему-то слышалось некое довольство.
– Наверное, это так… Обычно, я очень быстро учусь.
Карпатец закинул голову назад и засмеялся. Его любимая стала внезапно раздраженной буквально посреди их занятием любовью, и мужчина просто не мог удержаться.
– Ты так любишь соревноваться!
– Неправда. Я просто должна быть в состоянии это сделать, вот и все, – ее глаза сверкнули на него зелено-голубым светом, – Это не так уж трудно. Я должна это представить, правильно? Это все что мне нужно сделать….
– Представить что-то, не одно и то же, что и подумать об этом. Если ты думаешь, «Пусть это уйдет» – это не сработает. Ты должна представить, что они исчезли, – Викирнофф массировал мягкими движениями ее тело, – Я могу их убрать за тебя.
Ее взгляд сузился, и раздражение проскользнуло по ее лицу.
– Даже и не думай. Я сама это сделаю. Я немного набрала в весе, а эти глупые вещи слишком узкие.
Его брови подскочили.
– Так проблема в этом? Набранный вес? – его руки обхватили мягкие округлости, – Скорее всего. Может быть, несколько килограмм.
Наталья толкнула его в грудь.
– Ты сейчас нарываешься на неприятности.
Его ладонь скользнула к ее животу.
– Мне нравится это небольшое колечко, но когда ты будешь носить в себе ребенка, и ты действительно наберешь вес, ты оставишь его, чтобы я мог с ним играть?
Наталья тут же протрезвела при мысли о детях. Она тяжело сглотнула и старалась не встречаться взглядом со своим возлюбленным.
– Ты знаешь, что Ксавьер всегда будет тенью в наших жизнях. До тех пор, пока он жив, он всегда будет угрозой для нас и для детей, которые у нас будут.
– Я не сомневаюсь, что так и будет, – его рука скользнула сквозь ее волосы, больше с утешением, чем сексуально.
– Тебя это, похоже, не очень волнует.
– Ксавьер больше враг себе, чем кому бы то ни было. Он пытался стереть наш вид веками, и, тем не менее, именно он живет в изоляции и в страхе. Я не вижу смысла жить таким образом. Мы свободны, чтобы проживать жизнь как предначертано. У нас есть возможность быть счастливыми, а у него нет. Я не боюсь Ксавьера. Он боится нас.
Ее зубы прикусили нижнюю губу. Викирнофф нахмурился.
– Что такое, ainaak sívamet jutta? Скажи мне. Я не буду читать это в твоих мыслях, если ты не хочешь со мной делиться.
Нежность в его голосе практически стала ее концом. Она проглотила ком, сдавливающий ей горло, и протерла горевшие глаза.
– Рэзван…. Ты думаешь, он действительно умер? Я всегда была такой меткой, но когда я проигрываю сражение в своей голове, я уже не так в этом уверена. Ты видел Максима, и даже Грегори восстановил свою руку, или Михаил сделал это для него, но суть в том, что происходили такие невероятные вещи. Что, если я не убила Рэзвана? Что, если он все еще жив? Угроза нашей жизни будет намного больше. Он никогда не простит мне того, что я сделала.
Викирнофф придвинул ее ближе к себе, гладя ее по волосам, его сердце билось в унисон с ее сердцем.
– Если Рэзван мертв, Наталья, он не только простит тебя, но и поблагодарит. Если он все еще жив, это уже не Рэзван. Его душа давно ушла и только оболочка его тела осталась.
– Я думала об этом уже миллион раз, – Беспокойство, смешанное с печалью наполнили ее глаза, – Я клянусь, что всеми силами старалась убить его. Я увидела, что он делал в тот момент, когда взглянула в твои глаза, и я не собиралась позволить ему причинить тебе вред.
– Мне очень жаль, что именно тебе пришлось это сделать.
– Нет, это и должна была сделать я. Я бы не хотела, чтобы кто-то еще отнял у него жизнь, я люблю его. Я всегда буду любить его, и буду оплакивать брата, которого потеряла навсегда. Это была моя обязанность. Если бы я стала тем, кто повернул против любящих меня людей, стала бы ужасным монстром, я бы надеялась, что мой брат любит меня достаточно сильно, чтобы уничтожить.
Викирнофф обхватил ее лицо своими руками и поцеловал ее нежно и мягко.
– Именно так будет думать настоящий Драгонсикер. Рианнон тобой бы очень гордилась. Я знаю, что Доминик гордится тобой.
– Ты не слышал, как там Доминик и Манолито?
– Они оба в земле. Лечатся. У Доминика уйдет много времени, прежде чем он исцелится. Раны Манолито тоже серьезные, но Доминик оставался на барьере, и его тело горело, давая тебе время разобрать плетения. Ожоги были очень серьезные. Грегори боится, что у него останутся шрамы, а Карпатцы очень редко покрываются шрамами.
– Как ужасно. Я иногда чувствовала его боль, но он закрывался от меня большую часть времени. Я совершенно не могла ему помочь, хотя и знала, как он страдает.
– Мужчины Карпатцы защищают своих женщин, Наталья. Это то, кем мы являемся.
Она стала водить пальчиками вверх и вниз по его руке.
– Я знаю, что со мной трудно.
– Мы решим все трудности. Они бывают во всех отношениях.
Молодая женщина отодвинулась достаточно, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Мы ничего не будем решать, если ты думаешь, что сможешь задвинуть меня в угол во время опасности.
– Я могу об этом только мечтать, – Викирнофф поцеловал ее в нос, – Я гордился тобой во время обращения Габриэллы. Ты действительно помогла ей пройти через это. Надеюсь, что к приезду ее сестры она проснется и будет счастлива.
– Я думаю, что она будет счастлива. Ее больше волновал Гарри, и что мужчины Карпатцы теперь от неё ждут решения. Если она любит Гарри, я не думаю, что кто-то будет возражать, чтобы она была с ним.
Викирнофф продолжал молчать, его руки скользили вверх и вниз по ее обнаженной коже, просто желая почувствовать, какая она мягкая. Наталья задрожала под его руками, придвигаясь ближе к нему так, что ее груди касались его груди.
– Ты думаешь, твой Михаил сможет найти возможность уничтожить книгу?
– Даже если не сможет, она будет с ним в безопасности. У него нет желания ее открывать, тем более, использовать ее, поэтому, я думаю, пока он не найдет способ ее уничтожить, нам не о чем беспокоиться.