Страница 51 из 54
За последнее десятилетие ситуация коренным образом изменилась, увидело свет множество научных публикаций, необычайно быстро обогащается мемуарная литература, один за другим выходят сборники дневниковых записей тех лет и воспоминаний.
После открытия бывших советских архивов в конце XX века стали доступны многие архивные материалы НКВД/МВД1 СССР, и только тогда появилась возможность всерьез заняться исследованием этой проблемы. В Российском государственном военном архиве, бывшем «Особом архиве», содержится огромный по объему документальный материал (около 3,8 миллиона единиц хранения2) ГУПВИ НКВД/МВД (Главное управление по делам военнопленных и интернированных3), осуществлявшего свою деятельность в 1939–1953 гг. Эти документы заключают в себе богатую, дотоле неизвестную информацию, необходимую для научного исследования проблемы военнопленных. Изучение этой информации с венгерской стороны началось в последние годы.
Кровопролитные шесть лет Второй мировой войны обошлись человечеству более чем в 50 миллионов жизней военных и гражданских лиц, в Европе в плену оказались 20–22 миллиона солдат и мирных граждан. Вплоть до наших дней географическое понятие «излучина Дона» в сознании венгров является символом величайшей трагедии современной истории.
К началу лета 1942 года (с апреля по июнь) на территории СССР была дислоцирована Вторая венгерская армия численностью в 207 тысяч человек, которая под немецким командованием с 12 января по 8 февраля 1943 года сражалась против советских частей на участке фронта протяженностью 200 километров на Дону, южнее Воронежа. По данным исследования потери, понесенные Второй венгерской армией, составили 120 тысяч человек (убитых, раненных, пропавших без вести, взятых в плен)4.
Венгрия была единственной страной, призвавшей в ходе Второй мировой войны евреев к несению фронтовой службы невооруженными. С 1 июля 1939 года в венгерской армии при каждом корпусе было сформировано по одному трудовому батальону общего назначения для тех лиц, которые из-за своего национального происхождения, в силу политических и моральных причин или по состоянию здоровья не допускались к оружию. Соответственно XIV закону от 1942 года в военно-трудовые батальоны зачислялись главным образом лица иных национальностей, во вспомогательные трудбаты — евреи, а в особые трудбаты — политически неблагонадежные. (Стало быть, евреям предназначалась лишь вспомогательная трудовая повинность, из них формировались отдельные роты.) В составе Второй венгерской армии было отправлено к излучине Дона около 40 000 трудбатовцев, которых часто заставляли выполнять задания, связанные с риском для жизни (например, разминирование). Из-за нечеловеческих условий и жестокости надзирателей («охранников») погибло множество трудбатовцев 5.
В соответствии с вышеупомянутым законом повестку «ШАШ»6 в мае 1943 года получил также Иштван Эркень, молодой писатель, едва вступивший на литературное поприще. Семья Эркеня была еврейского происхождения, однако, цитируя самого писателя: «…мы с этим не считались, темой разговоров этот факт не служил»7. Безразличие к этому вопросу Эркень подтвердил всей своей жизнью и деятельностью: всегда и при всех обстоятельствах он разделял участь венгров — в трудбате, в плену, во время революции 1956 года и впоследствии.
Семья давно перешла в католичество, Эркень окончил гимназию при монашеском ордене пиаристов, еще до войны отбыл воинскую повинность и был демобилизован в чине прапорщика медицинской службы.
Получив повестку, Эркень явился на призывной пункт в городок Надьката, как и положено, в летней офицерской форме, за что тотчас же и поплатился. Выяснилось, что в повестке отнюдь не по ошибке было опущено его воинское звание: он призван в трудбат по причине еврейского происхождения. Подполковник Липот Мураи (Мецл), печально прославившийся своими палаческими наклонностями, счел поступок Эркеня, облачившегося в парадную униформу, «наглой провокацией» и велел его подвесить8, после чего собственноручно срезал с мундира Эркеня знаки различия и надавал беззащитному человеку пощечин. Впоследствии писатель не раз упоминал в своих произведениях и интервью сборный пункт в Надькате, размешавшийся в здешней школе и действовавший под началом «изверга» Мураи. Отсюда было отправлено на Восточный фронт 10–12 трудбатов. Иштван Эркень был зачислен в 101/2 трудовой батальон 4-й дивизии венгерской армии.
На советско-германском фронте он находился с 5 июня 1942 года, где трудбатовцев использовали на работах в лесу и на земляных работах, на строительстве бункеров (лесоповал, разминирование, возведение проволочных заграждений, рытье окопов)9. В январе 1943 года, во время стратегического прорыва русских, Эркень находился в 12 километрах от фронта. Рота, в которой он числился, распалась, трудбатовцев смело первой же волной отступающих. Впоследствии писатель неоднократно вспоминал об этих кошмарных скитаниях, особо подчеркивая, что жизнью своей отступающие солдаты были обязаны русскому населению: сами лишенные пропитания, сельские жители делились с ними последним куском. Тяготы усугублялись и необычайными холодами — морозы доходили до 40 с лишним градусов. Путь отступления растянулся на 360 километров; раненный минными осколками Эркень попал в плен. До Белгорода, где сомкнулись советские клещи, он так и не добрался 10.
После окончания войны в лагерях ГУПВИ НКВД на территории Советского Союза оказалось около 4 миллионов военнопленных: немцев, японцев, венгров, австрийцев, румын, итальянцев, финнов и др. По данным 1946 года, пленные и интернированные иностранцы содержались в 267 основных лагерях и 2112 лагерных отделениях, а также в 392 специальных рабочих батальонах и 178 специальных госпиталях — разбросанные практически по всей территории СССР 11. Что касается количества, то после немцев и японцев третье место занимают пленные венгры численностью более полумиллиона 12.
В условиях советской бюрократии попавшие в плен неприятельские солдаты подвергались строгому учету. На каждого военнопленного было заведено учетное дело, куда заносились все биографические данные, и опросный лист, где подробно устанавливались обстоятельства взятия в плен. Кроме того, проводился и карточный учет в строгом алфавитном порядке. По данным опросных листов в лагере заполнялись учетные карточки в двух экземплярах: один экземпляр включался в картотеку учета по данному лагерю, другой направлялся во 2-й отдел ГУПВИ НКВД/МВД СССР. Как в опросном листе, так и в отдельной учетной карточке фиксировались и все перемещения пленного — например, перевод из лагеря в лагерь, помещение в лазарет, карцер, побег, освобождение, смерть и пр.13 Опросные листы заполнялись специальными сотрудниками лагеря с помощью переводчиков (военных или же работавших в органах), однако военнопленный при всех обстоятельствах должен был поставить собственную подпись.
Среди документов ГУПВИ нами были обнаружены личное дело военнопленного и учетная карточка Иштвана Эркеня 14, что позволяет впервые предпринять попытку восстановить историю его странствий в архипелаге ГУПВИ СССР.
В досье Иштвана Эркеня находятся также два опросных листа. День взятия его в плен уже не установить с точностью, даже в документах учетного дела фигурируют разные даты: 23 января 1943 года, 5 февраля 1943 года и просто февраль 1943 года. В последующих воспоминаниях писатель и сам затруднялся в датировке:
«Непросто — даже для меня — совместить в пространстве и времени эти тускнеющие воспоминания, но еще сложнее воспроизвести их так, чтобы стало понятно и тем, кто этого не пережил»15.
Первый опросный лист Иштвана Эркеня был составлен в госпитале для военнопленных № 2599 в Тамбове и датирован 2 февраля 1943 года. (В эвакогоспитале он находился по поводу авитаминоза и пиодермии голени.) Эта анкета была подписана Эркенем месяцы спустя, 9 мая 1943 года. Из госпиталя его выписали 20 августа и 1 сентября 1943 года зарегистрировали в лагере № 188, размещенном в густом лесу, близ станции Рада под Тамбовом. Здесь он провел два года, здесь же впервые в жизни столкнулся с «радостями» физического труда. Первые работы, в каких Эркень принял участие, оказались рубкой леса: пленные изготавливали шпалы. Именно в этом лагере Эркень и начал писать, делая свои первые заметки огрызком карандаша на клочках бумаги, выдаваемых для курева 16.