Риэго

Недостаток продовольствия и эпидемия довели жителей до самого отчаянного положения. Уже три недели на город сыпались тяжелые бомбы. Тиф губил каждый день сотни людей. Сотнями гибли они от вражеского оружия. Все дома превращены были в лазареты. Больные валялись без пищи и лекарств на полусгнившей соломе. Перед церквами и повсюду на улицах рыли глубокие рвы, куда сбрасывали трупы.

Французы, наученные прежними неудачами, не предпринимали больше штурма. Медленно, расчищая себе путь взрывами, завладевали они домами и со всех сторон подвигались к центру города.

Но на каждом шагу храбрость жителей Сарагосы воздвигала непреодолимые преграды. «Война домов» дошла до величайшей степени ожесточения. Сарагосцы гибли в борьбе за пустые развалины. Они зарывались глубоко в землю и вместе с собой взрывали на воздух своих врагов. Фугасы и мины сотрясали все вокруг, дома горели.

Погребальный звон и тревожный набат вторили грому орудий. Вопли торжества или отчаяния попеременно раздавались в рядах испанцев и французов.

Однако силы сарагосцев были на исходе. В хунте обороны начались разногласия. Одни склонялись к необходимости сдать город, другие же, хотя и сознавали безнадежность дальнейшей борьбы, отвергали всякую возможность сдачи: они сжились с мыслью о смерти и предпочитали гибель иноплеменному игу.

Тем временем неприятель готовился решить дело крайними средствами — взорвать весь город на воздух. На центральной улице Косо французские саперы вырыли шесть подземных галерей и намеревались заложить в каждую из них по полторы тонны пороху. Взрыв был назначен на 21 февраля.

И вот на рассвете этого дня передовые французские посты получили приказ прекратить огонь: хунта выслала к Ланну парламентеров. Город готов был пойти на капитуляцию, если только она не будет унизительной для испанского оружия. Ланн принял условия хунты: гарнизон выступит из города с военными почестями, после чего будет отправлен во Францию, в плен.

Грохот борьбы сменила могильная тишина. Из Сарагосы вышли и сложили оружие перед французами, 12 тысяч изнуренных, больных солдат.

Вступившим в город войскам представилась страшная картина. Развалины домов были усеяны трупами. По улицам, как привидения, брели полуживые люди, словно не видя угасшими глазами своих победителей.

В продолжение 52 дней осады погибло 54 тысячи защитников города. В самый день капитуляции на улицах лежало 6 тысяч непогребенных трупов.

Наполеон стал получать донесения об интригах против него в Париже. Усиленно вооружалась Австрия, готовясь к новому столкновению с французами. Императору надо было спешить навстречу надвигающимся событиям.

Успехи наполеоновских дивизий позволяли оккупантам рассчитывать, что они скоро станут безраздельными хозяевами Испании. В Каталонии войска Сен-Сира взяли крепость Росас, вошли в Барселону, овладели Таррагонской провинцией. После победы над Муром дивизии маршала Сульта вступили в марте 1809 года в Португалию и заняли весь север этого государства. В марте же колонны маршала Виктора нанесли испанским войскам, сражавшимся под началом главнокомандующего, старого Куэсты, тяжелое поражение при Медельине, в Эстремадуре. А войска генерала Себастьяни, разгромив при Сьюдад-Реале крупные соединения герильеров, преграждавших им путь в Андалузию, перевалили через горы и вступили в долину Гвадалквивира.

Но ни взятие Сарагосы, ни тяжелые поражения англо-испанских войск не прекращали народного сопротивления.

По мере того как таяли регулярные части, росли отряды партизан. По всей стране гремела слава отважного Хуана Мартина, прозванного Эмпесинадо (Дегтярь), истреблявшего вторженцев в Кастилии, отчаянного Мины, громившего тылы оккупационной армии в Наварре, и Порльера — Маленького маркиза, который неутомимо партизанил на путях из Бургоса в Мадрид.

Урон, наносимый герильей французам, мог казаться незначительным. Батальон недосчитывался фуражира, другой— фельдъегеря. То не возвращался высланный разведчик, то подстреливали из-за утеса отставшего в походе пехотинца. Но эти мелкие укусы болезненно ощущались в тысяче мест, мучили денно и нощно. Армия изнемогала, истекала кровью.

Жернова «малой войны» мало-помалу размалывали военную организацию победителя. Душевное состояние французских солдат, живших среди лютой злобы, в вечном страхе, не могло не быть подавленным. Они жаждали заглушить в себе сознание, что испанская земля станет для них бесславной могилой. Люди все чаще нарушали дисциплину, пьянствовали, грабили, насильничали.

А в это время между французскими военачальниками, оказавшимися вдали от хозяйского глаза Бонапарта, начались интриги. Маршалы и генералы норовили урвать друг у друга лакомый кусок, старались направлять свои походы в богатые области, где можно еще пограбить, выжать большую контрибуцию.

Военная система Наполеона немало способствовала этому разгулу аппетитов. Первейшее требование Бонапарта — «война должна сама себя оплачивать» — осуществлялось в Испании в полной мере. В то время как созданная французами в стране гражданская администрация, сидя на пустых денежных сундуках, не могла оплатить своих чиновников, генералы выколачивали из захваченных ими провинций огромную дань.

Жозеф, принимавший всерьез свою роль короля Испании, пытался было бороться с разграблением страны, но генералы смеялись над его «проповедями» — этот тихий, мягкий человек был белой вороной в их среде и не пользовался никаким влиянием.

Разительный пример генеральского своекорыстия показал маршал Сульт. Заняв север Португалии, он неожиданно почил на лаврах. Вопреки прямому приказу Наполеона идти дальше, к Лиссабону, чтобы прикрыть все побережье от возможного английского десанта, маршал не хотел покинуть богатый Опорто: он тайно заигрывал с именитым купечеством этого города в расчете, что португальцы возложат на его голову лузитанскую корону.

Воспользовавшись медлительностью своего соперника, Уэлеслей высадил на португальском побережье большой десант, перешел в. наступление и отбросил Сульта в Галисию.

Теперь английские войска снова прорвались на испанскую территорию. Уэлеслей старался избегать больших сражений, в которых французы всегда оказывались сильнее. Он бродил по стране, непрерывно меняя позиции, завлекая противника в гористые, далекие от его тыловых баз места. Здесь за французов принимались герильеры.

Когда же Уэлеслей, желая ускорить ход событий, отступил от своей тактики и попытался захватить Мадрид, он потерпел неудачу.

В конце июля у Талаверы-де-ла-Рейна произошло двухдневное генеральное сражение. Армия Уэлеслея, поддержанная войсками Куэсты, столкнулась здесь с 50-тысячной армией Виктора и Себастьяни. Исход сражения был неясным, хотя английское правительство и дало за него Уэлеслею титул герцога Веллингтона. На помощь французам подошли корпуса Сульта и Мортье и стали угрожать тылу англичан. Веллингтону еще раз пришлось уйти в Португалию.

Военное счастье теперь прочно перешло на сторону французов. В начале августа Мортье еще раз разбил у Тахо злополучного Куэсту, а через несколько дней Себастьяни потрепал другого испанского генерала, Венегаса, отняв у него всю артиллерию. Столь же решительны были победы Нея над Вильсоном и Сульта над герцогом дель Парке.

Поражение Австрии при Ваграме и последовавший за ним Венский мир позволили Бонапарту перебросить часть освободившихся войск в Испанию. Со свежими силами принимаются оккупанты за подавление тлеющих еще очагов организованного военного сопротивления.

Последним героическим усилием регулярной испанской армии была битва при Оканье зимой 1809 года. Отряды храброго, но неопытного генерала Арреисага, выступившие навстречу французам из Андалузии, потерпели близ Мадрида сокрушительное поражение: 5 тысяч убитых, 15 тысяч пленных. Вся артиллерия, обозы, знамена попали в руки неприятеля.

В январе 1810 года французская армия снова переходит за горную гряду Сьерры-Морены. Хаэн, Кордова, Гранада, Севилья, Малага сдаются победителю. Только крайний пункт Андалузии — Кадис, несмотря на все усилия французов, смог отстоять свою свободу.