Теперь пусть уходит!

Сэр Эдмунд (изумленный). Но это ужасно!

Кендл (весело). Досадно, не правда ли?

Сэр Эдмунд (еще более изумленный). Досадно?

Кендл. Только не вздумай снова волновать меня.

Осторожный стук, затем дверь немного приоткрывается.

Фелисити (за дверью, настойчиво, но мягко). Папа, на минуточку.

Кендл (зовет, в то время как сэр Эдмунд выходит). Это ты, Фелисити?

Фелисити. Да, дед, я сейчас… (Сэру Эдмунду, который уже за дверью) Там внизу, в баре, тетя Гермиона напилась, ее окружили репортеры, бог знает что она им там говорит…

Сэр Эдмунд (пораженный, с ужасом). Это нужно немедленно прекратить… (Поспешно уходит.)

Фелисити (входит в комнату и присаживается на кровать деда, чтобы поговорить с ним). Родной мой, скажи мне правду – как ты себя чувствуешь?

Кендл. Не знаю. Я слишком стар.

Фелисити. Ты просто успокаиваешь меня.

Кендл. Нет, родная, в твои годы человек или вполне здоров, или болен. А в моем возрасте не поймешь, что за чертовщина с тобой происходит и как ты себя на самом деле чувствуешь. А теперь ты мне скажи: как у тебя дела с тем безмозглым парнем? Все еще влюблена в него?

Фелисити. Это ты об Энтони? Нет. Все кончено.

Кендл. Правильно! Не вводи к нам в семью безмозглого мужчину…

Фелисити. Хорошо, обещаю тебе, милый. Но у нас уже есть уроды. Первый – кузен Кеннет. Между прочим, он здесь, если ты захочешь взглянуть на него. Затем – тетя Гермиона, она уже напилась и буйствует там, внизу. Я послала отца, чтобы он спас ее от репортеров.

Кендл. Ага, они уже здесь?

Фелисити. Их там столько набилось, что шагу негде ступить. Должна тебе сказать, дед, милый, ты выбрал не особенно удачное место, а?

Кендл. Я ничего не выбирал, моя родная. Мне сказали, что я, вероятно по ошибке, сел не в тот поезд…

Фелисити. В поезд, который идет до этой станции, можно сесть только по ошибке. Но куда ты ехал? Ты действительно потерял память?

Кендл (уклончиво). Да, иногда случается…

Фелисити (с упреком смотрит на него, чуть не плачет). Дед, по-моему, это предательство…

Кендл. Предательство? Почему?

Фелисити. Ты прекрасно знаешь – если только все решительно не забыл, – мы всегда были друзьями. Мы всегда друг другу все рассказывали. А теперь ты так себя ведешь, будто мы не друзья, будто я заодно с отцом и всей его компанией, будто я не целиком на твоей стороне…

Кендл. Нет-нет, Фелисити. Это просто… (Умолкает.)

Фелисити. Просто – что?

Кендл. Да ничего. Ты вот что мне скажи: как ты думаешь, могла бы ты чем-нибудь помочь молодому человеку по имени Стэн?

Фелисити. Чем-нибудь – да. Только без панибратства. Что до меня, то ни о каких Стэнах не может быть и речи. Это «неприкасаемые».

Кендл (печально). Должно быть, он чувствует то же самое. Поэтому-то вы и погубите Англию…

Фелисити (с полушутливым-полусерьезным отчаянием). О ты, старое чудовище, я знаю, нельзя поднимать шум из-за пустяков, но что ты такое говоришь? Как мы можем погубить Англию? И кто этот Стэн? И почему я должна ему помогать?

Торопливо входит сиделка Петтон.

Сиделка Петтон (сурово). Мне все равно, о чем вы тут говорите, но я не могу разрешить вам оставаться здесь, мисс. Через несколько минут придут врачи, мы не можем допустить, чтобы больной был так взволнован. Я должна еще прибрать здесь…

Фелисити (вскакивая). Хорошо, я ухожу… (Поспешно прикасается губами ко лбу Кендла. Нежно) Спокойной ночи, родной. Я здесь, когда бы ты меня ни позвал.

Кендл (устало). Спокойной ночи, милая.

Фелисити уходит чуть не плача. Сиделка Петтон начинает оправлять постель.

Маленькая комната с надписью на двери «Приемная», о которой говорила миссис Бистон. Кеннет разговаривает с Пенелопой, у обоих в руках рюмки.

Пенелопа. Писатель, да? Что же вы пишете?

Кеннет (очень торжественно, почти мрачно). О, ничего серьезного, эпического. Легкая, остроумная вещица…

Пенелопа. Ну! А что вы уже сделали?

Кеннет. Я закончил первую половину балета об эскимосах, который называется «Жизнь в иглу». А также часть ревю, еще не завершенного, под названием «А нам наплевать».

Пенелопа. Рискованное заглавие.

Кеннет (многозначительно). Написано очень остро, прямо-таки беспощадно. О, хэлло, Фелисити!

Входит Фелисити.

Знакомьтесь: Пенелопа Бейн из «Дейли уайер» – моя кузина Фелисити Кендл.

Пенелопа. Вам удалось повидаться с дедушкой?

Фелисити. Да, но я ничего не узнала. Правда, врачи только что приехали. Так что вам придется подождать. Простите. (Кеннету) Где же наша комната?

Кеннет. Да я как раз туда шел. (Пенелопе.) Извините.

Уходят в гостиную.

Гостиная – маленькая, мрачная, запущенная комната. Сэр Эдмунд сидит за столом, перед ним – какие-то бумаги и большой чиновничий портфель. Он пытается работать, но Гермиона все время с ним заговаривает. Она полупьяна, вид у нее несчастный и жалкий.

Гермиона. Может быть, я ему и не нужна – это я и сама понимаю, – но у меня столько же прав на свидание с отцом, сколько и у тебя. На самом деле – даже больше. Он по-своему любит меня, а тебя терпеть не может, тебя вообще никто терпеть не может – я имею в виду разумных людей, а не политиков, чиновников и джентльменов из «Атенэума». (Замечает Фелисити и Кеннета.) Хэлло, и вы здесь. Вы когда-нибудь видели комнату хуже этой? Ну как, ты была у него, Фелисити?

Фелисити. Только одну минутку. Потом какая-то кошмарная сиделка вышвырнула меня оттуда.

Сэр Эдмунд (задумчиво смотрит на нее). Что он тебе сказал?

Фелисити. Он сказал, что не знает, как он себя чувствует.

Сэр Эдмунд. И это все?

Фелисити (явно не хочет рассказывать). Когда я у него спросила, что все это значит, он начал что-то сбивчиво рассказывать, но тут в комнату ворвалась сиделка.

Сэр Эдмунд (угрюмо). Я полагаю, мы будем вынуждены признать, что рассудок его не совсем в порядке…

Гермиона. Ты считаешь, что только твой рассудок в порядке…

Сэр Эдмунд (раздраженно). Ах, не говори глупостей, Гермиона!

Кеннет (который пытается что-то написать на конверте). Она не глупее тебя. С чем бы срифмовать «аборт»?

Гермиона (быстро). Может быть, «порт»? А это не глупо? Как ты думаешь, Эдмунд? Но, Кеннет, милый, не пиши здесь свои непристойные песенки. (Фелисити.) Он и все его друзья теперь только и делают, что сочиняют непристойные песенки. А потом распевают их до двух часов ночи…

Фелисити. Я проголодалась. Где и когда мы будем есть?

Сэр Эдмунд (торжественно). Я договорился, чтобы нам принесли что-нибудь сюда попозже, после того как мы услышим мнение врачей и поговорим с репортерами. И послушайте, Фелисити, Кеннет, я настаиваю, чтобы ими никто, кроме меня, не занимался. Я знаю, как себя вести с этой публикой, а вы – нет. Запомни это, Гермиона. (Пытается работать.)

Гермиона. Отец никогда не был напыщенным. Мать – тоже. В кого ты такой, Эдмунд? У тебя это еще в школе было.

Сэр Эдмунд (не отрываясь от бумаг). Вздор.

Фелисити. Кеннет, ты знаешь кого-нибудь по имени Стэн?

Кеннет. Знаю. Тенора-саксофона из джаза Джамбо Джексона.

Фелисити. Да нет, идиот! Какого-нибудь Стэна здесь.

Кухня выглядит более или менее так же, как в первой части. Миссис Бистон, разгоряченная и взволнованная, разговаривает со своим сыном Стэн о м. Стэн Бистон – молодой человек лет под тридцать, решительный, хорошего сложения, типичный выпускник технического колледжа; в его речи немного меньше, чем у его родителей, чувствуется местный выговор.

Миссис Бистон. Не беспокойся, Стэн. Сегодня нам нечего бояться. Отец сюда не зайдет до самого закрытия – они там все с ног сбились с этой толпой. А если хочешь мне помочь, сынок, нарежь холодного мяса – я обещала дать им на ужин. Ты знаешь, Стэн, здесь какой-то сумасшедший дом, с тех пор как сюда привезли этого бедного старого джентльмена…