Искусство стильной бедности

*Прославленная династия французских рестораторов.

** Знаменитый парижский ресторан.

*** Умница! (фр.)

Непреходящие ценности

Тому, кто хочет стать богатым, деньги не нужны.

Малколм Форбс

О том, что делает нас богатыми

Принц Чарльз любит попадать в скандальные истории. Один случай из его послужного списка можно назвать прямо-таки показательным. Некая юная особа, приня­тая во дворец Сент-Джеймс на место секретарши, в письменной форме поинтересовалась у старшего слуги, есть ли возможность занять во дворце более выгодную должность. Ее запрос в конечном счете попал к наслед­нику престола, который в гневе записал свои соображе­ния по этому поводу, а те каким-то образом стали досто­янием общественности и послужили причиной долгих дебатов на щекотливую тему: стоит ли мириться со сво­им общественным статусом или надо пытаться повысить его. Чарльз написал: «Что творится с людьми? Почему каждый считает себя призванным делать то, к чему не имеет ни малейших способностей? Люди сегодня так и лезут в поп-звезды, телеведущие и т. п. Наверное, вино­вата в этом изнеживающая система воспитания».

После обнародования личных записей принца обще­ственность, разумеется, вознегодовала. Министр образования выразился в том смысле, что у престолонаслед­ника слишком старомодные взгляды на современную жизнь. «Не все рождаются королями, — сказал министр в радиоинтервью, — зато у всех есть право желать луч­шей участи для себя и своих близких». В самом дворце скандал попытались замять. Королевский пресс-секре­тарь заявил, что принц Чарльз далек от мысли лишать людей права на мечту, он хотел лишь подчеркнуть необ­ходимость развивать индивидуальные способности каж­дого человека и т. д. Но слово уже вылетело, и поймать его не представлялось возможным. Когда у Тони Блэра спросили, что он думает о произошедшем, тот воздер­жался от комментариев.

Конечно, огласка записей принца не способствовала увеличению числа его поклонников. Зато ему удалось за­тронуть одну из ключевых проблем нашей обществен­ной жизни, проблему беспочвенных ожиданий. Социа­лизм внушил нам иллюзию того, что все люди равны и нет больше никаких наследуемых привилегий, а капи­тализм убаюкивает нас сказками о кухарках, которые становятся миллионершами. Скоро уже нельзя будет включить телевизор, не наткнувшись на программу, уча­стники которой хотят стать звездами или миллионерами. Повсюду нам обещают счастье и успех. Нет ни «верхов», ни «низов», во всяком случае, согласно бытующему ми­фу, любой выходец из «низов» может достичь «верха». Подобные убеждения, без сомнения, полезны, но есть в них и один большой недостаток: тот, кто не пробивает­ся «наверх», считается неудачником и бездарем.

Одним из первооткрывателей этой дилеммы был Алексис де Токвиль, который в тридцатых годах поза­прошлого столетия посетил Соединенные Штаты, «страну неограниченных возможностей», и написал по впечатлениям от поездки книгу «О демократии в Аме­рике» (1835—1840). Токвиль проанализировал слабые стороны нового демократического социального устрой­ства, а также упомянул чрезвычайно актуальную на се­годняшний день проблему: «Если все привилегии, кото­рые даются рождением и собственностью, отменены, если все должности доступны для каждого... то для че­ловеческого честолюбия открывается ровная, бесконеч­ная дорога, а сами люди легко воображают себе, что способны на многое. Однако тут они заблуждаются, в чем мы удостоверяемся каждый день... Когда неравен­ство является основным законом общества, то люди не обращают внимания на самые вопиющие контрасты, а когда все подстрижено под одну гребенку, то малейшие различия вызывают возмущение... В этом и кроется причина меланхолии, которую испытывают граждане демократических государств, живущие внешне благопо­лучно... В Америке я не встречал ни одного бедняка, ко­торый не смотрел бы на довольство богачей с надеждой и завистью».

Токвиль был отнюдь не реакционером, а либералом. Так что он не мечтал о возвращении в феодальную эпо­ху с четкими социальными границами. Но он назвал проблему, которая беспокоила людей в эпоху эгалита­ризма. Нам постоянно внушают, что мы можем поднять­ся на верхнюю ступеньку социальной лестницы. «Хотя вера в неограниченные возможности и придает, особен­но молодежи, силы, способствует успеху самых талант­ливых и удачливых, большинство людей со временем впадает в отчаяние и ожесточается».

С тех пор как сгладились границы между общественны­ми слоями, недовольство собственным социальным по­ложением стало повсеместным. Чем больше нас убежда­ют в том, что богатство — вполне доступно, тем сильнее наше разочарование, когда его нет. Впрочем, разбогатеть не так уж и трудно, если суметь придумать собственное определение богатства. Если под богатством я буду под­разумевать «феррари» и дом на Коста-Смеральда, то, скорее всего, так и останусь жалким бедняком. А вот ес­ли я определю богатство как наличие свободного време­ни, которое я потрачу не только на себя любимого, но и на общественно полезную работу, то смогу фантастиче­ски разбогатеть. Другими словами, если я установлю взаимосвязь между чувством собственного достоинства и тем, на что могу оказывать ощутимое влияние, то ста­ну богатым, а если мое счастье будет целиком и полностью зависеть от вещей мне недоступных, то я так и ос­танусь несчастным.

Половину своей жизни я провел возле людей намно­го богаче меня и был несчастен, поскольку мне казалось, будто я смогу быть счастливым, только если у меня по­явится столько же денег, сколько у «других». А когда я понял, что в моей жизни — такой, какая она есть, — много своих прелестей и что это моя жизнь, а не чья-ли­бо другая, я почувствовал себя свободным. Богатство — материя тонкая, и если осознать, что большинство на­ших воображаемых потребностей надуманны, а в неко­торых случаях даже противоположны нашим истинным потребностям, то неожиданно появляется хорошая воз­можность разбогатеть — хотя и не по правилам потреби­тельского рынка.

Когда первые европейцы высадились на американ­ский континент и попытались начать торговать с тамош­ними жителями, то столкнулись с серьезными затрудне­ниями. У европейцев не было ничего, что представляло бы интерес для индейца, а самим им очень хотелось за­получить медвежьи шкуры. Чтобы добраться до охотни­чьих трофеев, европейцы прельстили туземное населе­ние бисером и пристрастили к алкоголю. В XVII веке английский колониалист Джон Банистер писал, что ин­дейцев научили «стремиться к обладанию вещами, в ко­торых прежде не было никакой надобности, но которые с началом ведения торговли стали совершенно необхо­димыми».

Подобное стремление можно излечить, лишь поняв, каким бесстыдным способом создается искусственная потребность. Индейцев так долго убеждали, что бисер имеет высокую ценность, что они этому и в самом деле поверили. Затем на рынке появились алкоголь и оружие. Всем известно, к чему это привело.

Сегодня искусственные потребности создаются в ос­новном СМИ. В 1896 году Альфред Хармсворт основал английскую газету «Дейли мейл», цинично заявив, что ее идеальным читателем будет человек, зарабатывающий сто фунтов в год и мечтающий о тысяче. Ален де Боттон, анализирующий в своей книге, как людям навязывают­ся потребности, говорит, что у появившихся примерно в одно время журналов «Космополитен» и «Вог» была од­на общая цель: прельстить представителей среднего класса образом жизни высшего. Первый номер амери­канского «Вога» вышел в 1892 году, из него читатели уз­нали, кто плавал на яхте Джейкоба Астора «Нурмагал», что было модно в лучших школах для девочек, кто уст­раивал самые интересные вечеринки в Ньюпорте и Саутгемптоне, а также с чем надо подавать икру (с картош­кой и сметаной). «Подобная возможность заглянуть в мир высшего общества, — утверждает де Боттон, — со­здает у читателей иллюзию, что они сами к нему принад­лежат. Этот же эффект впоследствии станет вовсю ис­пользоваться радио, кино и телевидением».