Без права на покой (сборник рассказов о милиции)

Все ли в порядке?

Белоголовый мальчонка с испуганными и мокрыми от слез глазами забился в угол и, горько всхлипывая, повторял: «Мама, мамочка!».

Как объяснить крохотному Сереже, что нельзя больше оставаться ему с мамой, что его мама — опустившаяся женщина, пьяница и тунеядка?

И еще щемящая сердце сцена:

—  ...Не забирайте у меня Юрочку. Поверьте, в по­следний раз.

Перед членами комиссии райисполкома по делам несовершеннолетних — стояла молодая женщина. Светло­волосая, аккуратно подстриженная, в модном платьице и в босоножках на танкетке, она скорее напоминала старшую» сестру Юры, но никак не мать, которую вызвали на комиссию, чтобы рассмотреть вопрос о лишении ее материнских прав.

Лишение родительских прав, лишение материнства — для инспекторов это как тяжелая болезнь, огромное душевное потрясение. Однако в интересах ребенка прихо­дится прибегать и к подобной мере, если все другие меры воздействия исчерпаны. Так оказались в детском доме четырехлетний Сереженька и его двенадцатилетняя сестра. Дети стали сиротами при живых родителях! Юрочкиной матери дали «последнюю возможность», надеясь, что одумается, образумится наконец, исправит свое поведение и перестанет бросать малютку по ночам ради поисков будущей счастливой жизни.

—  Сыночек — твое будущее, твой росточек любви, — говорила ей Валентина Васильевна и, возможно, вспоми­нала свою мать, родившую и воспитавшую одиннадцать детей. Слова песни: «Милая моя, добрая моя, нежная моя мама» — это про Прасковью Филипповну, которая была хранительницей домашнего очага, хозяйкой дома, его добрым духом. И пока была жива, слетались в родное гнездо взрослые дети, ее сыновья и дочери.

Великий дар быть Матерью дан женщине самой, Природой. Женщина носит под своим сердцем мальчика, воспитывает сына, будущего мужчину. И, наверное, права народная мудрость, утверждающая, что надо прежде всего хорошо воспитать женщину, потому что мужчина — уже производное.

Вы не задумывались, почему первые слова, которые произносят наши дети, — «дай-дай!» и «ма-ма»? Мне кажется, если в малышкином «дай-дай!» выражается инстинкт борьбы за существование — дескать, я живу, хочу есть, играть, то в его «ма-ма»! — потребность в ласке, тепле, защите. И недавно я вдруг нашла подтверждение этой своей мысли у Сергея Образцова. Приведу его слова дословно (он пишет о посещении детского дома в По­льше) :

«Там были разные дети — и большие, и маленькие. Сперва они стеснялись людей, говорящих на похожем и совсем непонятном языке, потом развеселились и один мальчик залез ко мне на колени. Лет, наверное, трех, может, меньше. Был он в одной рубашонке, веселый, толстенький. Опрокинулся навзничь, и я хлопал его по маленькому круглому животу. Тогда он обнял меня, поцеловал в щеку и сказал: «Мама». Он был сиротой. У него не было ни папы, ни мамы, и значит, слово «мама» вмещало для него такие понятия, как дорогой, любимый, родной».

...И еще одна короткая история, которая возвращает нас в инспекцию по делам несовершеннолетних.

—  Как тебя мама ласково зовет?

—  Никак...

—  Может быть, сейчас она сердита на тебя, расстроена твоим поведением, а раньше?

—  Ну как... Витька.

Витька сидел неспокойно, то и дело озирался по сторонам и тревожно спрашивал:

—  Валентина Васильевна, а мама придет?

—  Придет, обязательно придет, — говорила Брагина, хотя сама не очень-то была в этом уверена.

Накануне отправки Вити К. в спецшколу она позвони­ла его матери:

—  Придите, пожалуйста, завтра к сынишке.

—  А зачем? — раздраженно прозвучало в телефонной трубке.

—  Как зачем? Это же ваш сын! Поговорите с ним, скажите хорошие, добрые слова, напут­ствие.

Она все-таки пришла, но даже не села рядом с сыном. »

Чувствовалось, что ее тяготят оставшиеся до прощания полчаса.

Валентина Васильевна пожалела, что, понадеясь на Витину мать, не забежала-по пути в магазин и не купила пряников...

Сейчас Виктор К. в спецшколе. Как сложится его дальнейшая жизнь, пока сказать трудно. Но недавно Валентина Васильевна Брагина получила от него письмо. Кончалось оно словами: «Все в порядке».

Наташенька еще совсем маленькая. «Хочу папе- маме», — говорит она и пытается удержать в своих маленьких ладошках папину и мамину руки. Она счастли­ва. Так пусть же будут счастливы и другие дети!

НИКОЛАЙ КАШТАНОВ. БЕЗ ПРАВА НА ПОКОЙ

Далеко за полночь в квартире начальника отдела уголовного розыска Садкина раздался требова­тельный, продолжительный звонок. Не успев разомкнуть сладко слипающиеся веки, Иван Михайлович нащупал телефонный аппарат, который стоял рядом, в изголовье кровати.

—  Слушаю.

—  Товарищ подполковник, докладывает дежурный...

—  Да, да, слушаю.

Говорить он старался как можно тише, чтобы не разбудить жену с детишками, но, как всегда, усилия его ни к чему не привели. Анна Александровна, накинув халатик, уже спустила ноги на пол, неслышно ступая, прошла к выключателю. Тем временем Иван Михайлович, при­держивая возле уха трубку одной рукой, другой подтяги­вал к себе одежду, аккуратно повешенную на спинку стула.

Сколько раз поднимали такие вот звонки Садкиных среди ночи? Не сосчитать! Анна Александровна вроде бы к ним привыкла, на то, что после них Иван Михайлович частенько довольно надолго уходил из дома, не обижа­лась, не жаловалась: знала, за кого выходила замуж. Тогда, много лет назад, он, выпускник Елабужской специальной средней школы милиции

MBД

Она подумала, затем спокойно, не рисуясь, ответила:

—  Будем, Ваня, вместе.

Возможно, впоследствии все-таки каялась? Нет, ни разу! И лишь сейчас вот, впервые за долгие годы со­вместной жизни, у нее непроизвольно вырвалось:

—  Господи, хотя бы один выходной!

Иван Михайлович вскинул на жену глаза и тут же виновато их опустил. Ведь вечером он твердо-претвердо пообещал:

—Завтра воскресенье, махнем за Волгу. Покупаемся, позагораем, на песке поблаженствуем.

—  Ура! — закричал Слава. — Ур-ра!

Подражая старшему братишке, который уже в седьмой класс перешел, захлопала в ладошки и двухлетняя Таня: «Уля, уля!».

Это была давняя мечта Садкиных — всей семьей отправиться на тот берег Волги. Да только никак она не получалась: едва Иван Михайлович заканчивал одно, по обыкновению важное и неотложное, дело, как тотчас начинал другое, тоже важное, тоже неотложное. Какие тут выходные, какой отдых?! Но вот, наконец-то, образова­лось свободное окно, и Иван Михайлович поспешил обрадовать домочадцев: махнем за Волгу. Ан нет, снова не вышло, снова сорвалось...

Он легонько притянул к себе жену, прикоснулся губами к ее еще теплой после сна щеке.

—  Что поделаешь, Аня, служба такая... — и, уже прикрывая за собою дверь, закончил словами любимого поэта: — Покой нам только снится!

Рысь распрямляет когти

В

Зная прижимистый характер мужа, Лизавета покача­ла головой, подумала: «Видно, блажь накатила». Вслух же поинтересовалась:

—  Калым хороший подвернулся?

—  Бери, женушка, выше.

—  Кошелек на дороге подобрал?

—  Еще выше!

Лизавета развела пухлые руки в стороны.

—  Ну тогда уж я и не знаю...

—  То-то, — засмеялся Курасов, — то-то!

Он аккуратно поставил на стол водку, неторопливо выложил из авоськи малосольные огурцы в целлофановом мешочке, банку килек в томатном соусе, венгерское сало- шпиг, круто посыпанное красным перцем... Окинул все это хозяйским взором, остался доволен.