Страница 42 из 81
Тут Скиндер срывающимся голосом закончил свою речь:
— А про Казань вы говорите, что это ваш юрт. Но мы этого не признаем. Нынешней весной Саип-Гирей прислал большое посольство, поклонился султану в ноги, прося покровительства надежного и защиты. И знайте, Казань — наш юрт! И пусть великий князь не шлет туда своих людей и рать.
Наступило молчание. Скиндер сел, встал Карпов.
— Скиндер, не с нынешней весны, как говоришь ты, — сказал он, — а уж много лет Казань — юрт нашего княжества. Так было и так будет.
Скиндер порывисто поднялся с места и, точно не слышал слов Карпова, заговорил:
— И сказали вы еще, будто грамоты свои государь мой, великий султан Сулейман, пишет не так, как подобает. А мы не знаем, как подобает.
Ему ответил Шигона, голос которого загремел, как боевая труба:
— Скиндер, пока жив был отец Сулеймана, великий султан Селим-шах, он писал государю нашему, как подобало, а ныне султанские грамоты составлены непригоже.
Скиндера не удовлетворил такой ответ. На туманные объяснения и он ответил туманно:
— Государь наш великий султан Сулейман-шах хочет и теперь быть в дружбе и братстве с вашим княжеством и в грамотах, что посылал, пишет об этом.
Он остался доволен своими словами и тем, как их произнес. И немного успокоился. Бояре услышали то, что должны были услышать. Они смертельно оскорбили его еще по приезде, не сочтя султановым послом, и сегодня даже не допустили к своему государю. Сейчас глаза Скиндера сверкали, и, хотя он был ниже всех ростом, он смотрел на дьяков свысока.
— А теперь, Скиндер, — поднялся Шигона, — наш великий государь отсылает тебя обратно к Сулейману-султану. И ты скажешь ему, что государь наш желает, чтобы два царства жили в мире и братстве; так и написано в грамотах, которые ты получишь. Но и ваш государь пусть впредь пишет нашему государю, как подобает. И когда Сулейман-султан решит отправить нашему государю большого посла, мы потолкуем с ним о государевых делах и о том, как поддерживать дружбу и мир между нашими царствами.
Все три боярина встали, и теперь Скиндеру оставалось только поклониться и уйти. Но последние слова Шигоны его возмутили. Он молча смотрел то на одного, то на другого дьяка, и помрачневший его взгляд остановился наконец на Шигоне.
— Я уже говорил тебе, боярин, о лекаре Марке, — сказал он. — Каков ответ насчет Марка вашего государя нашему государю? Где сейчас Марк? Я должен отвезти его в Константинополь.
— Насчет Марка, Скиндер, — отвечал Карпов, — человек нашего государя, который будет тебя сопровождать, получил наставления и даст ответ Сулейману-султану.
Взбешенный Скиндер стал проявлять еще большую настойчивость:
— У вас здесь живут греческие монахи. А греки — подданные Сулеймана-султана, он оказывает им покровительство и помощь.
— О Марке ты получишь грамоту нашего государя, — ответил Путятин. — Но монахов, христиан православных, присылает сюда не султан; единый у них с нами бог, не басурманы они, и присылают их сюда патриархия и Афон. Кто тебе сказал о греческих монахах? И о них есть у тебя грамота?
Посол не ответил Путятину. Он вспомнил вдруг о другом.
— Вы меня уже спрашивали, какой дорогой хочу я вернуться в свои края: по суше или по реке Дону. Так вот, я поплыву по Дону.
— Как прикажет, Скиндер, наш государь, так и будет, — сказал Путятин.
— Но я не получил у вас ответа! — вскричал Скиндер. — Вы говорите, будто государь мой писал вашему великому князю не так, как подобает. Но не сказали, как же подобает? Как, по разумению вашего государя, должен писать ему великий султан?
— Скиндер, поезжай теперь на свое подворье, — сказал Шигона, — а мы обо всем, что ты говорил, спросим мнение государя нашего, и как он порешит, так и будет.
Посол постоял минуту в раздумье. Что-то еще хотел сказать, но его опередил Путятин:
— А отчего, Скиндер, янычары жаловались нашим людям, что их морят голодом? Государь наш приказал отдельно для тебя и отдельно для твоей свиты давать еду обильную, одежду и обувь, чтобы никто не голодал и не мерз. И все, что он приказал, приставы наши передали тебе самому, о чем есть у нас грамота. Так почему же теперь янычары жалуются?
Скиндер позеленел. Дьяки еще раньше слышали от приставов, что даже половины полученного Скиндер не дает своим людям. Выделяет им ничтожную долю, а остальное два верных ему янычара продают на базаре; за мясо, одежду и кожи получают золотые монеты. И теперь, выслушав Путятина, Скиндер смутился.
— Неправду говорят янычары, — сказал он. — Я от них этого не слыхал и сейчас поеду к себе на подворье и все расследую. Да как нам жаловаться на великого князя? Прослышали, верно, что-то ваши люди, да неправильно поняли.
Он поспешно поклонился и пошел к двери. Дьяки проводили его до крыльца. Скиндер торопливо спустился по лестнице и сел в возок. Прибыв на свое подворье, он сказал приставам:
— Ваш князь не желает, чтобы я приезжал сюда как султанов посол; добивается, чтобы приехал другой. Но приеду только я и никто больше. И если великий князь не почтит меня по заслугам, пускай не рассчитывает на дружбу с султаном.
…Великий князь Василий слушал переговоры с султанским послом, сидя в соседних покоях. Он остался доволен своими дьяками. Но поведение Скиндера его возмутило.
— Предатель он и подлый вероотступник, — сказал Василий. — Отчего хочет он, чтобы отправили его по Дону и Азовскому морю?
— Государь, мы узнали от наших людей, что замышляет Скиндер, — сказал Шигона. — Он хочет спуститься по Дону и осмотреть тамошние места, чтобы посоветовать султану, где лучше построить крепость и отрезать нам путь к Азовскому морю.
— И я думаю то же, — кивнул великий князь. — Поэтому пусть он не плывет по Дону, отправьте его прямо в Кафу… — После некоторого раздумья он продолжал: — Скиндер — лиходей и поганец. Видел я, как потемнели от гнева его глаза. Такая же темная у него душа. И как прежде предал он свою веру и народ свой, так и теперь готов выдать нам султана и нас — султану. Ах, проклятый! Пусть Сулейман-султан больше не присылает его сюда. — Он внимательно посмотрел на своих дьяков. — Но сейчас я думаю, почему заговорил он о греческих монахах. Максиме и Савве? Кто его подучил? Сами они просили покровительства у султана или как-то иначе о них проведали?
Дьяки молчали. Они понимали, что Василий не случайно спросил о греческих монахах. И знали, что он желает услышать вполне определенный, угодный ему ответ. Набравшись наконец смелости, Карпов сказал:
— Думаю, государь, подлый Марк подучил его. Сами монахи тут ни при чем. Хитрец Скиндер прослышал о них от Марка и пользуется этим, чтобы сеять раздор.
Василий молча и равнодушно выслушал Карпова. Потом взгляд его остановился на Шигоне.
— Но нет у нас доверия и к самим монахам. Как знать?.. — сказал Шигона. — Мне говорили, что в келье у Саввы нашли посольские грамоты. Как они попали туда?
— Сударь, — обратился к Шигоне Карпов, — разве тебе неизвестно, зачем держим мы здесь архимандрита Савву? Мы даем ему грамоты, а он переводит их с нашего языка на греческий, сербский и турецкий. А иной раз с этих языков, кои знает он превосходно, делает перевод на наш язык. — И он посмотрел на Путятина.
— Да, именно так, — подтвердил тот.
Опять наступило молчание.
— Хорошо, коль монахи не вмешиваются во что не следует, — чуть погодя в задумчивости проговорил великий князь. — Но надобно узнать, те ли это грамоты, что Савва получает из Посольского приказа, или держит он у себя в келье иные. — И, подумав немного, спросил: — И у Максима нашли грамоты?
— Нет, государь, — ответили дьяки, а Иван Шигона прибавил:
— Впрочем, мы, государь, не искали.
— Пусть Скиндер сегодня же уезжает, — покачав головой, сказал под конец великий князь. — И пусть едет через Кафу. А на его вопрос, как подобает Сулейману-султану писать грамоты, вот мой ответ…
Сев на скамью, Карпов записал наказ великого князя:
«Государь твой Сулейман-султан писал нашему государю не так, как подобает, и не так, как писал нашему государю отец его султан Селим-шах. Прежде султан Селим-шах писал нашему государю и называл его «братом», а теперь Сулейман-султан в грамотах своих не называет его «братом». И это находит государь наш непригожим».