Страница 15 из 22
– Косынку! Дай мне свою косынку!
Сама не понимая как, Анжелика вдруг очутилась в карете, в запахе ирисовой пудры, рядом с расшитой золотой тесьмой великолепной юбкой. Сорвав с ее шеи платок, Каламбреден заткнул его даме в рот.
– Пошевеливайся, Трус! Срывай с нее побрякушки! Забирай деньги!
Дама яростно сопротивлялась. Трус выбивался из сил, расстегивая ее драгоценности: тонкую золотую цепочку и то, что тогда называлось «хомут», – то есть прекрасную пластину, тоже из золота, усеянную крупными бриллиантами.
– Подсоби-ка, Маркиза Ангелов! – захныкал он. – Совсем я запутался в этих безделушках!
– Шевелись, надо поторапливаться! – прорычал Каламбреден. – Она сейчас вырвется. Верткая, точно угорь!
Руки Анжелики нащупали застежку. Все оказалось очень просто. Она носила похожие украшения.
– Кучер, гони! – раздался издевательский голос Снегиря.
Карета с грохотом покатилась по улице Сен-Жерменского предместья. Вне себя от радости, что отделался легким испугом, кучер нахлестывал свою упряжку. Дама, которой удалось вытащить кляп, снова принялась вопить.
В руках Анжелики было полно золота.
– Принесите огня! – прокричал Каламбреден.
В главном зале Нельской башни все собрались вокруг стола и смотрели, как сверкают драгоценности, только что высыпанные из рук Анжелики.
– Отличная добыча!
– Сухарь получит свою долю. Начал-то он.
– Все же, – вздохнул Трус, – дело было рискованное. Средь бела дня…
– Таких возможностей не упускают, заруби себе на носу, болван, недотепа, олух! Надо сказать, ты не особенно скор на руку… Если бы Маркиза Ангелов не помогла тебе… – Со странной победной улыбкой Никола взглянул на Анжелику.
– Ты тоже получишь свою долю, – прошептал он и бросил ей золотую цепь.
Анжелика с ужасом оттолкнула ее.
– И все же, – твердил Трус, – дело было рискованное. Да к тому же в двух шагах от нас прогуливался полицейский, это совсем не смешно…
– Стоял густой туман. Он ничего не видел, а если и слышал, то, должно быть, все еще бежит. Что он мог сделать, а? Из всех них я опасаюсь только одного. Но его что-то давненько не видать. Будем надеяться, его укокошили где-нибудь в темном углу. Жаль. Мне бы хотелось собственными руками содрать шкуру с него и его чертовой собаки.
– Ох, собака! Собака! – От страшных воспоминаний у Труса округлились глаза. – Она меня так схватила… – И он поднес руку к своей шее.
– Человек с собакой, – полуприкрыв глаза, пробормотал Каламбреден. – Кажется, однажды я видел тебя с ним возле Малого моста? Ты его знаешь?
Подойдя к Анжелике, он задумчиво глянул на нее и снова как-то зловеще улыбнулся.
– Ты его знаешь! – повторил он. – Это хорошо. Поможешь нам взять его, а? Ты ведь теперь из наших…
– Он покинул Париж и больше не вернется, я знаю, – глухим голосом произнесла Анжелика.
– О нет, он вернется! – Каламбреден покачал головой, и все сделали то же самое.
Снегирь мрачно прорычал:
– Человек с собакой всегда возвращается!
– Так ты нам поможешь? – снова спросил Никола.
Он взял со стола золотую цепочку:
– Возьми, красавица моя. Ты ее заработала.
– Нет!
– Почему?
– Я не люблю золото, – внезапно содрогнувшись, сказала Анжелика. – Я его боюсь.
И она вышла, не в силах больше находиться в этом адском круге.
Полицейский исчез. Анжелика шла по берегу. В плотном сером тумане мерцали закрепленные на носах барж фонари. Она услышала, как лодочник тронул струны гитары и запел. Анжелика пошла дальше, в конец предместья, откуда веяло деревней. Остановившись, она услышала тишину: ночь и туман поглотили все звуки. Только где-то внизу плескалась вода о пришвартованные в камышах баржи.
Вполголоса, точно боящийся тишины ребенок, Анжелика позвала:
– Дегре!
Ей казалось, она слышит какой-то голос, шепчущий сквозь темноту ночи и плеск воды:
«Когда в Париже наступает вечер, мы отправляемся на охоту. Мы спускаемся к берегам Сены, рыщем под мостами и между сваями, бродим среди старых укреплений, заползаем в смрадные дыры, кишащие этим сбродом, нищими и бандитами…»
Человек с собакой вернется… Человек с собакой всегда возвращается…
«А теперь, господа, настало время услышать величественный голос – голос, который над человеческой подлостью и мерзостью всегда с осторожностью наставлял своих приверженцев…»
Человек с собакой всегда возвращается… Человек с собакой вернется…
Анжелика обеими руками обхватила себя за плечи, словно пытаясь сдержать зов, рвущийся из груди.
– Дегре! – повторила она.
Но лишь тишина была ей ответом – тишина столь же глубокая, как заснеженное молчание, в котором Дегре покинул ее.
Анжелика сделала несколько шагов, и ее ноги погрузились в тину. Вода коснулась щиколоток. Она почувствовала холод. Баркароль сказал бы: «Бедная Маркиза Ангелов! Наверное, ей не слишком нравилось умирать в холодной реке, ведь она так любила горячую воду!»
В камышах зашуршал какой-то зверь. Без сомнения, крыса. Комок мокрой шерсти скользнул по ее лодыжкам. У Анжелики вырвался крик отвращения, она поспешно выскочила на берег. Но когтистые лапки вцепились в юбку. Крыса карабкалась по ней. Анжелика отбивалась, размахивая руками во все стороны, чтобы избавиться от нее. Зверек стал испускать пронзительные крики. Внезапно Анжелика почувствовала, как холодные ручки обвили шею. Пораженная, она воскликнула:
– Что это? Это не крыса!
Мимо бечевой дорогой проходили два лодочника с фонарем. Анжелика окликнула их:
– Эй, перевозчики! Одолжите мне вашу коптилку.
Недоверчиво глядя на нее, мужчины остановились.
– Славная девка! – произнес один из них.
– Заткнись, – проворчал его спутник, – это маркиза Каламбредена. Веди себя смирно, если не хочешь, чтобы тебя зарезали как свинью. Он очень ревнив! Настоящий турок.
– Ой, обезьянка! – воскликнула Анжелика, которой наконец удалось разглядеть вцепившегося в нее зверька.
Обезьянка крепко держалась замерзшими ручками за шею Анжелики и смотрела на нее почти человеческими черными и испуганными глазами. Она страшно дрожала от холода, хотя была одета в короткие штанишки из красного шелка.
– Может, она ваша? Или кого-то из ваших товарищей?
Лодочники покачали головой:
– Точно нет. Должно быть, она принадлежит какому-нибудь скомороху с Сен-Жерменской ярмарки.
– Я нашла ее вон там. У реки.
Один из лодочников качнул фонарь в направлении, которое она указала.
– Там кто-то есть, – сказал он.
Мужчины подошли и увидели распростертое тело. Человек как будто спал.
– Эй, парень! Проснись, замерзнешь!
Спящий не шевельнулся, они перевернули его и в ужасе вскрикнули, потому что на лице его была красная бархатная маска. На грудь спускалась длинная седая борода. Его конусообразную шляпу украшали красные ленты. Расшитая котомка, велюровые башмаки с перехватывающими икру потрепанными грязными лентами выдавали в нем итальянского скомороха, одного из тех дрессировщиков или фокусников из Пьемонта, что бродили с ярмарки на ярмарку.
Он был мертв. Его открытый рот уже заполнила тина. Обезьянка, не разжимая объятий, жалобно скулила. Молодая женщина нагнулась и сняла с лица утопленника красную маску. Перед ней было лицо изможденного старика. Смерть исказила черты; на Анжелику смотрели остекленевшие глаза.
– Остается только спихнуть его в воду, – произнес один из лодочников.
Однако второй набожно перекрестился и сказал, что следует пойти за аббатом Сен-Жермен-де-Пре и похоронить несчастного незнакомца по-христиански.
Анжелика молча оставила их и направилась к Нельской башне.
Обезьянку она прижимала к груди. Неожиданно молодая женщина вспомнила сцену, которой сразу не придала значения. Впервые она увидела эту обезьянку в таверне «Три молотка». Зверюшка смешила посетителей, изображая, как они едят и пьют. Указав на старого итальянца сестре, Гонтран тогда сказал: «Смотри, какое чудо эта красная маска и искрящаяся борода!..»