Неспокойные воды Жавель

Мы сели в машину и спустились к Сене. Это было сильнее меня; мне хотелось во что бы то ни стало заглянуть на улицу Паен. Там было по обыкновению тихо. Бистро-гостиница североафриканцев стояла на месте, и никакого волнения там не замечалось. Я потрогал в кармане ключ от комнаты, где уснул вечным сном Демесси. Что сталось с его трупом, томился ли он все еще там или же?… Ничто мне не мешало отправиться туда на днях и удостовериться в этом… или в чем-то совсем другом. До чего же соблазнительная вещь – этот ключ. Соблазнительная и полезная. Хотя, если вспомнить, жене Синей Бороды не очень-то повезло с одним ключиком. Во всяком случае, отложим это дело на потом – ну не сегодня же. Когда, замедлив ход, я поравнялся с трактирчиком, оттуда вышел клошар-европеец. С трудом волоча ноги, он направился к берегу – неизменному пристанищу всех бродяг.

Чуть позже и мы тоже пошли побродить в порт Жавель. Грешно было бы упустить хоть один луч этого доброго солнца, еще высоко стоявшего в небе. Оставив мою «дюга» в конце улицы Паен, почти на том же месте, что и в тот вечер, мы спустились на берег по наклонной поверхности моста Мирабо. По зеркальной глади вод шла баржа, ее тащил буксир с красно-черной пригнутой трубой – это давало ему возможность пройти под арками моста. Расходившиеся от него во все стороны волны замирали у берега, с плеском ударяясь о борта стоявшей на якоре баржи, на пузатом корпусе которой было написано что-то вроде… честное слово, примерно то, что вы говорите. Что-то похожее на голландское, если только не датское, а может, норвежское с приместью шведского. Я всегда это немного путаю. Впрочем, не я один. И мне было не совсем понятно, на каком языке лаяла собака, ходившая взад-вперед по верхней палубе все той же баржи, но она без всякой надписи или переводчика яснее ясного давала понять, что относится к разряду злых собак. А может, виной тому был всего лишь акцент. Чуть поодаль высилась груда железного лома. Вооружившись газовым резаком, рабочий резал металлические листы. Выгрузив старую рухлядь, грузовики отъезжали пустые. Еще дальше, на приподнятой платформе, где крутилась дробилка, арабы, широко размахивая вилами, загружали машину металлической стружкой, блестящей или проржавелой, но, как правило, беспорядочно спутавшейся, зато с другого конца воронки она выходила маленькими, послушными кусочками, которые тут же укладывались пирамидой.

Когда мы спустя какое-то время возвращались назад, Жанна вдруг с восторгом сказала:

– Некоторые не теряются, а? Поглядите-ка на это авто. Вряд ли оно принадлежит какому-то рыболову.

То был автомобиль американской марки или что-то похожее; великолепная машина – ее хромированные украшения так и сверкали на солнце,– немножко смахивающая на крем-брюле из-за своей двухцветной окраски и все-таки великолепная. Она стояла в нескольких метрах от баржи со злой собакой, с той самой злющей собакой, которую теперь было не видно и не слышно. Из каюты вышли двое мужчин. Один с виду мореплаватель, другой – коренастый, весь из себя такой важный и одет во все самое лучшее. Лица его я не разглядел. Мужчины расстались, не пожав друг другу руки. Водник исчез внутри своего плавучего дома, и почти сразу же на палубе вновь появилась собака и стала лаять. Другой тип сел в машину.

– Какой у вас странный вид,– сказала Жанна.

– У меня? Гм… да, возможно…

А все из-за этой чертовой двухцветной тачки, которую, мне казалось, я уже где-то видел. И вдруг, как раз в тот момент, когда владелец ее включил сцепление, я вспомнил. Я снова увидел ее в окружении той обстановки, на фоне которой заметил ее в первый раз. Именно за ней я приткнулся в тот вечер, перед тем как направиться в логово Демесси. А когда я вернулся со своей рискованной прогулки, ее уже не было.

Роскошная тачка…

Женщина, которая пользуется дорогими духами в роскошном футлярчике…

Тачка, которая стоит на месте, пока женщина находится у Демесси…

Тачка, которой нет, когда женщина в свою очередь дала деру…

Пресловутая тачка вместе со своим шикарно одетым водителем тронулась с места, мгновенно преодолев наклонную поверхность моста Мирабо, и затерялась в потоке машин.

Но я инстинктивно успел запомнить ее номер.

Возможно, я напал на след.

Глава XI

На другой день, когда зазвенел будильник (я поставил его на девять часов), я уже был на ногах. Я знал одного человека, который работал в полицейской префектуре и занимался техпаспортами,– славный, неболтливый парень, всегда готовый оказать услугу. Накануне, как только мне пришла в голову мысль о возможной взаимосвязи между американской, ну, или выглядевшей таковой машиной и женщиной, убившей Демесси, я сразу же позвонил ему из телефонной будки одного бистро на перекрестке у моста Мирабо, но вот невезенье – в тот день он ушел с работы раньше обычного. Не могли бы вы позвонить завтра, после девяти часов… И вот во всех уголках Парижа пробило девять часов, уж не знаю, радостное это было событие или нет, да меня это и не интересовало. Я схватился за телефон. Второй тур невезения. Оказывается, мой чиновник сообщил, что плохо себя чувствует. Не могли бы вы… да, конечно, мадам. Я позвонил Элен домой. Она собиралась уходить. Как дела?

– Черт побери, дайте мне время обернуться,– запротестовала она.– Вы думаете, это будет так легко?

– Нет, я этого не думаю.

Весь день я провел в одиночестве за рулем «дюга», израсходовав уйму бензина и исколесив вдоль и поперек улицы 15-го округа в поисках двухцветной тачки. Это было глупо, но помогало избавиться от ощущения бездействия. Часа два я провел в окрестностях моста Мирабо, на тот случай, если тачка опять завернет на набережную, и тогда я поеду за ней и так далее, и так далее. Мне не пришлось наполнять конкретным содержанием эти «и так далее». Двухцветной машины нигде не было видно.

Я лег спать, ни капельки не продвинувшись в своих делах с момента пробуждения.

Наступил следующий день. Холодный и неприятный. День, когда следовало побывать на улице Сайда и дать отчет Ортанс Демесси в том, что отчитываться пока не в чем. Не мог же я все-таки бросать ее надолго. В конце концов, она вообразит, что ей от рождения уготована участь быть всеми покинутой. Прежде чем выполнить эту тягостную обязанность, я решил позвонить тому парню из полицейской префектуры. Он уже оклемался и сидел при исполнении на своем рабочем месте.

– Говорит Нестор Бюрма,– сказал я.– Хочу попросить о маленьком новогоднем одолжении, please[15].

– Да.

Я назвал номер двухцветной машины.

– Да.

– Имя и адрес.

– Да.

– Как можно скорее.

– Да.

Этот парень не умел говорить «нет».

Я взял свою «дюга» и отправился к Ортанс выслушивать ее жалобы и горестные сетования. После встречи с ней я вышел порядком удрученный. Представляете себе, что меня ожидает в тот день, когда придется сообщить ей о ее вдовстве! Правда, в тот день я, возможно, принесу ей немного денег в виде компенсации на воспитание ее младенца. По моему разумению, Демесси ввязался в сомнительные делишки, и будет странно, если, разобравшись во всей этой мешанине, я не сумею извлечь какую-то пользу, облегчив тем самым участь его ребенка. Впрочем, только по этой причине и с этой единственной целью я продолжал из кожи вон лезть. Если такое выражение применимо к тому, что мне приходилось делать,– ждать, все время ждать. Ибо и в этот день я опять ничего другого не делал.

Дом находился на площади Бретёй (из названия которой отнюдь не ясно, что она названа так в честь некоего Ле Тоннелье, министра королевского дома не то при Людовике XV, не то при Людовике XVI[16], дом богатый, как почти все дома этого пограничного района, весьма чувствительного к близкому соседству с 17-м округом (это как раз напротив), итак, стало быть, дом богатый и почтенный, где наверняка не полагалось шуметь после десяти часов и даже ранее того.

15

Пожалуйста (англ.).

16

Барон де Бретёй, Луи-Огюст Ле Тоннелье (1730–1807), французский дипломат, министр при Людовике XVI. Прим. ред.