Страница 24 из 31
– Ну что? – продолжал Борено, владелец фирмы „Борено, торговля лесом, распиловка" и прочее и прочее. В пасти у него сверкали золотые фиксы.– Ну что? Не узнаешь старых друзей. Когда старина Кудера позвонил мне и сказал, что какой-то чокнутый по имени Нестор Бюрма хочет повидаться со мной и поговорить о моем знакомом старьевщике, я ответил, что с удовольствием приму тебя, но ведь не мог же я все сказать этому милому доктору, верно? И что за спешка? – Он наконец отпустил мою руку, но в голове у меня при этом не прояснилось.– Смотри ты! Детектив! Тут хоть кто опешит. Да, когда мы были знакомы, я звался не Борено.
– Боже! – вскричал я. – Берни! Камиль Берни!
Он приложил палец к губам.
– Тс-с, не так громко. Камиль Берни умер и погребен. Не будем его воскрешать. В сущности, его никогда и не было.
– От вас от всех рехнуться можно,– проворчал я, ударив кулаком в грудь.– Меняете имена как перчатки. С чего бы это?
– Минуту! – ухмыльнулся он.– Берни никогда не было моей настоящей фамилией. А настоящее свое имя я ношу сейчас, и звучит оно вполне достойно: Шарль Борено. У анархов, где никто не проявлял особого любопытства и не спрашивал документов, я назвался Берни. Отчасти из-за семьи, отчасти по другой причине. А когда остепенился, вернул себе подлинное имя.
Весьма хитро,– кивнул я одобрительно.
– Еще бы.
Он вздохнул и, подойдя к окну, выглянул во двор. Внизу его рабочие проводили что-то вроде митинга.
– Хитро,– повторил он.– А какой хитростью нужно обладать, чтобы успешно спорить с этими типами.– Он обернулся и скроил кислую мину.– Я заделался капиталистом, старина. Получил в наследство вот это хозяйство, усовершенствовал его, довел до процветания. Не разгрызешь орешка…
– Не съешь и ядрышка,– закончил я.
Он стиснул зубы и агрессивно выпятил челюсть.
– А взгляды меняются. Тебе, наверное, не по душе то, что я тебе рассказал?
– Да я, знаешь ли…
Непринужденным и пренебрежительным мановением руки я послал подальше всяческие условности.
Он улыбнулся.
– А ты? Ты стал сыщиком.
– Частным. Тут есть известный нюанс.
– Наверное. Господи, давай же сядем. В нашем возрасте уже не вырастешь.
Он сел за письменный стол. Я пододвинул себе кресло и устроился поудобнее. Он закурил «Житан» и принялся поигрывать ножом для разрезания бумаги. В соседней комнате надрывался телефон.
– Я не раз встречал твое имя в газетах,– сказал он. В дверь постучали.
– Войдите! – крикнул он.
Отвергающая забастовку машинистка сунула свою мордочку в приотворенную дверь.
– Я насчет новых машин, которые мы ждем и которые должны прийти морским путем. Компания порта Аустерлиц…
– Я занят. Сами разбирайтесь.
– Там еще представитель…
– Приму позже.
– Слушаюсь, сударь.
Машинистка исчезла. Борено что-то буркнул себе под нос, потом продолжал:
– Порой я себя спрашивал: это тот Бюрма, которого я когда-то знал, или другой?
– А с Ленантэ ты это не обсуждал? У него насчет меня никаких сомнений не было.
– Ну, более или менее… Короче, я ни разу не пытался с тобой связаться. Ты ведь знаешь, каким я был уже тогда… и в этом отношении я не изменился. Не люблю никого доставать. И когда меня достают, тоже не люблю.
Это могла быть угроза. Но, по-видимому, адресованная не мне. Продолжая говорить, он все время прислушивался к тому, что происходило во дворе. Вся эта история с забастовкой была для него достаточно серьезной. Я отозвался:
– Когда тебя достают, хуже всего, что не всегда удается помешать этому.
Он покосился в мою сторону.
– Что ты имеешь в виду?
– Что на днях один тип нанесет тебе визит и попытается тебя достать. Нет-нет, не думай, речь не обо мне.
Он покачал головой.
– Не понимаю.
– Я тоже, хотя пытаюсь.– Я достал трубку, набил ее и закурил. Черт, я совсем позабыл эту свою старую подругу. Наверное, слишком много думаю.– Ленантэ, поговорить о котором я и пришел, убили вовсе не арабы, как сообщили газеты и в чем убеждены все, включая полицию. Его дважды пырнул ножом какой-то «гад, который затеял подлость»,– так он сам выразился. И этот гад…
Я рассказал Борено о записке Ленантэ.
– Он хотел,– добавил я,– через доктора Кудера сообщить о случившемся тебе. Но Кудера в Сальпетриер уже не работал. Тогда он вспомнил обо мне, поскольку предполагал, что мне можно довериться, и считал, что я лучше, чем кто другой, смогу расстроить планы упомянутого гада. Он специально не стал посвящать во все эти сложности молоденькую цыганку, которую трогательно опекал. Только поручил ей доставить мне записку. Я откликнулся, хотя понятия не имел, кто меня вызывает, поскольку не знал никакого Абеля Бенуа. Кстати, почему он сменил имя?
– Во время оккупации он боялся, что у него будут неприятности из-за его революционного прошлого. Тогда он не был еще старьевщиком. Не знаю, чем он занимался в те годы. Подвернулась возможность взять фамилию Бенуа, и он за нее ухватился. А потом так и осталось… Значит, когда ты пришел в больницу, он был уже мертв?
– Да.
Мы замолчали. Борено размышлял. В глазах у него забегали мрачные огоньки, какие я видел когда-то в «Клубе бунтарей» и ночлежке вегеталианцев. Со двора доносился шум митинга. Там вовсю решались социальные проблемы.
– Итак, подытожим,– заговорил он тоном директора предприятия, беседующего с делегацией стачечного комитета. Эта морока у него на носу, и он явно решил порепетировать.– Подытожим. Какой-то негодяй убивает Ленантэ. Этот негодяй затевает что-то против дружков, которых Ленантэ просил тебя выручить. Так? Прекрасно. И ты сразу подумал обо мне и решил, что убийца Ленантэ угрожает мне, да?
– Тебе или другим, не знаю. Я добрался до тебя по логической цепочке, которая тянется от доктора Кудера. Но вполне возможно, что речь идет о еще каких-то его дружках.
– Вот именно, о каких-то дружках. У меня же имеются только друзья.– Он глянул в сторону окна и поморщился.– И я не знаю никого, кто мог бы желать мне зла.
– Что же, тем лучше. Значит, нужно найти этих самых дружков и предупредить их. Ребята они, должно быть, занятные. Ленантэ был отличный парень.
Вот-вот. Отличный парень, но немного наивный,– заметил Борено с презрительной улыбкой.– Время от времени я с ним виделся. Бывали и случайные встречи. Забавный он был человек. У него в голове сохранилась куча идей с тех времен. Я с удовольствием помог бы ему, но он ни за что не соглашался. Спокойная, свободная и независимая жизнь, которую он вел, его вполне устраивала. Когда однажды я узнал, что он болен, и послал к нему Кудера, старик настоял на том, чтобы заплатить за визит. Он не был похож на старых дружков, которые утром сматывались, прихватив будильник или простыни у того, кто их приютил.
– Да, он был не из таких. А он виделся с кем-нибудь из старых приятелей, кроме тебя? С кем-нибудь из тех времен?
– Точно нет.
– А ты?
– Ну, я давно уже сжег все мосты. А почему ты спрашиваешь?
Потому что ты мог знать, даже встречаться с теми, кому что-то, не знаю только что, угрожает со стороны убийцы Ленантэ. Ленантэ мог ведь использовать тебя как посредника. Сообщить тебе через врача, что он находится в Сальпетриер, и поручить предупредить дружков об опасности.
– Нет,– бросил Борено.– Никакая опасность мне не угрожает, и я не знаю никого, кому угрожала бы. И потом, понимаешь…– Он выпятил нижнюю губу сантиметра на четыре.– Этот Ленантэ… Знаешь, что я тебе скажу? Мне кажется, Ленантэ был немного с приветом. Черт возьми! Разве это нормально – жить так, как он? Он был точно с приветом, отсюда и записка, и все прочее.
– Нет! – отрезал я.
– Что-что?
– Он не был чокнутым, в этом я уверен.
– Ну что ж, тогда…– Он пожал плечами.– Что ты еще хотел бы от меня услышать?
– Почему вы продолжали встречаться, например. По-моему, вас так много разделяло…
Борено, казалось, сник. Он опустил голову, потом снова поднял. Посмотрел мне в глаза. Взгляд его потускнел, в нем отражалась какая-то боль.