Герой-чудотворец

– Давай забудем об этом, – сказал Кибворс, улыбаясь.

– Нет, не будем забывать! Слушайте, Кибворс, я хочу заставить «Трибюн» напечатать, что я ничего не сделал, а что всё сделали вы.

– Вот как!

– Да.

– Но помимо желания надо иметь и возможность. А у тебя нет ее никакой.

– Посмотрим.

– Я тебе скажу, что меня ждет, – пара месяцев в Пентонвиле[21].

– Нет, если «Трибюн»…

Кибворс покачал головой:

– Я для них прокаженный. Большевистский агитатор, вот кто я для них. Нет, на этот раз мне всё-таки припишут пару месяцев. Ты не беспокойся: у меня хороший защитник, тоже из партии, но и он не в силах освободить меня, и знает об этом. Так что всё идет, как и должно идти, то есть, сделано всё, что можно было сделать в этом случае. Я знаю, что надо делать, товарищ. Мне надо познакомиться с Пентонвилем и, возможно, это пригодится.

– Если я сумею, я сделаю так, чтобы вам не пришлось знакомиться с Пентонвилем.

– Верю. Только ничего у тебя не получится.

– Да, а деньги! – Чарли рассказал о пятистах фунтах.

– И ты считаешь, что часть их принадлежит мне, так, товарищ?

– Да, часть ваша.

Худое лицо Кибворса стало сердитым.

– Они тебе дали деньги не за то, что ты сделал что-то полезное, и если бы на твоем месте был я, они бы мне не дали ни гроша, они тебе дали их ради одного из своих фокусов, товарищ. Они сделали из тебя куклу, вот и всё. Мне не надо их денег. Я ненавижу их, этих свиней. Я задушил бы Хэчланда его грязными газетами, заставил бы его проглотить целое мерзкое издание, вот чего я хотел бы, приятель.

– Понимаю, – неуверенно сказал Чарли. – Но часть этих денег ваша.

– Как я возьму их? Если в партии узнают, что я взял деньги Хэчланда, деньги его газеты…

– Но ведь вы возьмете их не у него, а у меня, а это большая разница. И не говорите, что не можете взять их у меня, вы или еще кто-нибудь из вашей семьи.

Кибворс задумался.

– Вот что, дружище, – начал он мягко. – Если они меня посадят, одному человеку придется нелегко. Она не жена мне, если смотреть с точки зрения законов хозяев, которые еще пока существует у нас, но для меня она – жена, и если меня не будет месяца два, ей и нашему ребенку будет трудно продержаться. Не говори ей, что это за деньги, скажи просто, что ты должен мне, понимаешь, друг? Если ты не против, фунта четыре в неделю, пока я буду в тюрьме, ей будет достаточно. Договорились? Вот и хорошо. Вот ее адрес, имя и фамилия. – Он дважды повторил, и Чарли записал на обороте конверта имя, фамилию и адрес. – Я увижу ее сегодня после обеда или завтра утром, – продолжал Кибворс, – и скажу ей, что ты, возможно, отдашь ей деньги.

– Но, запомните, – сказал серьезно Чарли, – это не всё. Всё, что писали обо мне, – неправда, и виноваты в этом мистер Кинни и «Дейли трибюн». Теперь они должны написать правду. Если я герой, так вы тоже герой. Я с ними еще поговорю.

– Верю, товарищ, – сказал Кибворс, лукаво улыбаясь, – конечно, поговоришь. Видел потом изобретателя? Как его фамилия, он тогда нам показывал свои модели? Отли, Финнинган Отли. Видел потом его?

– Нет, не видел. Можно сказать, что всё началось из-за него, потому что он угостил нас виски, а из-за виски в ту ночь мне так хотелось спать.

– Трудно сказать, кто начал или отчего началось всё, – подчеркивающе сказал Кибворс. – Виски Отли, скверные провода, я, Си-Ай-Ди, тот тип, который преследовал меня, Кинни, «Дейли трибюн» – всё принимало участие в этой истории.

– А теперь кто-то должен кончить ее.

– Ну, друг, мне пора. Спасибо, что навестил. Не потеряешь адрес? – И Кибворс улыбнулся в последний раз.

Чарли смотрел, как он отошел от сетки, как говорил со стражником, подождал, пока Кибворс и стражник пропали из виду. Чарли было горько от того, что Кибворс в тюрьме, но, покончив с делом, которое его привело сюда, Чарли почувствовал облегчение.

Теперь уже ему не будут досаждать мысли, которые прятались где-то в глубине сознания.

Сейчас он был чист так же, как когда-то. Всё становится на свои места. Осталось только заставить «Дейли трибюн» сделать то, что она должна сделать. Он вышел из тюрьмы. Брикстон сейчас показался ему чище и веселее, чем в тот час, когда он приехал. И Чарли уселся в автобус с видом человека, готового вступить в борьбу с целым городом и победить его.

В редакции он столкнулся с тем же самым фельдфебелем из той же застекленной клетки.

– Могу ли я видеть мистера Шаклворса?

– Вам назначена встреча с ним?

– Нет, – ответил Чарли.

Фельдфебель очень медленно покачал головой. Затем посмотрел на Чарли с видом глубочайшего сожаления.

– В таком случае вряд ли представится возможность видеть его. Мистер Шаклворс – редактор. Он очень занят.

– Я знаю, знаю это, – сказал Чарли. Он и не думал принимать всерьез чушь, которую нес этот старый военный мошенник. – Я знаком с ним. Моя фамилия Хэббл, Чарли Хэббл. Вы что, забыли, что ваша газета две недели назад столько писала обо мне?

– Тогда заполните эту анкету.

Опять надо было проставить свою фамилию, фамилию лица, которое вы хотите видеть и указать дело, которое привело вас в редакцию. Дело Чарли оказалось «срочное». Слово это было написано не очень уверенно, но крупными печатными буквами. Фельдфебель дал анкету мальчику-посыльному, который, прежде чем исчезнуть с ней на верхнем этаже, ударил ногой по голени другого мальчика-посыльного и издал по этому случаю торжествующий пронзительный свист.

Был ранний вечер, и «Дейли трибюн» только просыпалась. В редакцию входили и выходили десятки людей, и почти каждый из них что-либо или получал у фельдфебеля – письма и какие-то другие бумаги, – или оставлял их у него. На Чарли никто не обращал ни малейшего внимания, и он подумал, что для них он просто один из полутора миллионов читателей. Никто не остановился, не посмотрел на него, не воскликнул: «Да ведь это наш „Герой-чудотворец“!

Всего лишь две недели назад его фотографии больших размеров печатались в газете несколько дней подряд. Но никто как будто не узнавал его. Он пришел к заключению, что все эти люди были слишком заняты, слишком торопились. Каждый из них, конечно, был занят чем-то значительным. Но ведь всего две недели назад он сам был тоже очень значительным! Да, непонятно.

В сопровождении мальчика-посыльного он поднялся на лифте на четвертый этаж в пустую комнату для ожидания. Молодой человек, который затем появился в комнате, не был знаком Чарли. Он назвал себя секретарем мистера Шаклворса. У него были длинные зубы и высокомерный взгляд. Чарли он сразу же пришелся не по душе.

– Надеюсь, вы понимаете, что мистер Шаклворс очень занятый человек? Что вы хотите?

– Я пришел по очень важному делу, – сказал Чарли.

Секретарь сожалеюще улыбнулся.

– Возможно, но…

Чарли повысил голос:

– По очень важному делу!

– Но в редакцию днем и ночью приходят люди, полагая, что у всех их очень важные дела. Если бы мистеру Шаклворсу пришлось их всех принимать… Как вы думаете?..

– Ничего не думаю, – резко ответил Чарли. – Мне нет дела до того, сколько людей приходит сюда! Я пришел по делу, которое не похоже на их дела, и это, черт возьми, вам хорошо известно. Вы не привозите всех их в Лондон, не называете всех их героями и еще черт знает как! Так?

– Возможно так, но мистеру Шаклворсу неизвестно, какого рода срочное дело привело вас к нему.

– А как же ему может оно быть известным, когда он там, а я здесь? – отразил Чарли. – Ему станет оно известно, как только я увижу его. Понятно? Если бы это не было так срочно, я бы не пришел сюда. Так ему и скажите.

Секретарь, рожденный, чтобы повиноваться, а не командовать, с минуту колебался, затем ушел и через несколько минут вернулся, чтобы провести Чарли в кабинет редактора. Большое плоское лицо мистера Шаклворса было хмурым.

– Не понимаю, Хэббл, что за срочное дело у вас, – начал он. – Вы должны уяснить себе, что, во-первых, я слишком занятый человек, а, во-вторых, «Дейли трибюн» сделала для вас очень много и что на большее рассчитывать нельзя.

21

Название тюрьмы.