Страница 45 из 57
– Не забивай себе этим голову, – взволнованно сказал муж. – Правда, Джонни, она не должна думать об этом?
– Конечно, не должна. Просто забудь обо всем – и всё. Просто не думай… Об этом как раз говорил доктор. Правда, Чарли?
Чарли подтвердил, что это было так.
– И вы не беспокойтесь. – Тетушка засмеялась. – Когда я приеду, я буду такой толстой и ленивой, что вам всю жизнь придется возиться со мной.
– Пришла машина, – объявил Джонни.
Она обернулась и посмотрела на мужа.
– Ведь мы правильно решили, Том, дорогой!
– Конечно правильно, Нелли. Ты должна поправиться – вот и всё.
– Вы будете без меня скучать, правда?
– Мы? Нет.
– Ах, так? Ах ты большой и глупый бездельник! Как можно говорить такие вещи женщине!
С этим они расстались. Что думал доктор Инверюр, когда трогал машину? Думал ли он о том, что через несколько недель к тетушке вернется здоровье, думал ли он, что для такого слабого сердца, которое могло остановиться каждую секунду, поездка эта может оказаться слишком поспешным и ненужным предприятием и что тетушка Нелли, возможно, видит Фишнет-стрит в последний раз, или, быть может, он думал не о ней, а о Министерстве здравоохранения и комиссии по проверке нуждаемости, или о банкирах и экономической системе? Чарли не знал этого.
Когда через час пришла с работы Мэдж и узнала, что произошло, она пылко расцеловала Чарли, измазав его губной помадой. Далее она заявила, что намерена начать приготовления к отъезду.
– Не говори глупостей, – сказал отец.
– Это не глупости. Мама благодаря Чарли устроена, и я уезжаю. Если хотите знать, так только мама и удерживала меня. Я не могла ее бросить, такую больную. Теперь я могу уехать и уезжаю.
– Куда?
– Мм… Для начала – из Слейкби. Это – главное. Отец, здесь больше мертвого, чем живого. Правда, Чарли? Что мне здесь делать? Восемнадцать шиллингов в неделю в кондитерской – вот всё, что мне здесь можно заработать. Ты сам не можешь найти работу. Большинство мужчин без работы. А что будет с нами, если остаться? Выйдешь замуж, родишь ребенка и будешь жить в задней комнатке у свекрови. Будешь существовать на пособие по безработице. Чего же бояться? Кроме того Слейкби надоел мне. Если он наполовину умер, так умирать с ним я не хочу. Нет, спасибо.
– Всё понятно, – сказал отец сухо.
– Очень хорошо, что понятно.
Отец вспыхнул.
– Нет, не понятно! Как ты смеешь так разговаривать со мной. Кого ты из себя строишь? Только вчера исполнилось двадцать лет и уже начинаешь…
– Да, я достаточно взрослая, чтобы знать, что я хочу! – крикнула Мэдж.
– Нет, не знаешь! Ты… ты еще глупая мартышка! Не знаешь, ничего не знаешь! Ишь ты, какая взрослая! Твое место здесь, со мной и матерью!
– Мое место там, где мне будет лучше, – возразила она. – Я много об этом думала. Если хочешь знать, сейчас такая жизнь, что каждый должен думать о себе. Не подумаешь о себе, никто о тебе не подумает. Теперь я позабочусь о себе сама, довольно. Я знаю, что делаю.
– Знаешь, что делаешь? Ты ребенок! Выпороть тебя надо, вот что.
– Только тронь. Попробуй только тронь.
Для Тома Аддерсона это было слишком, и он отвесил ей звучную пощечину.
Секунду Мэдж была недвижима. Потом сказала:
– Всё, больше говорить не о чем, – и выскочила из-за стола. Разразившись целым потоком слез, она убежала наверх.
Отец, побледнев и задрожав, превратился в несчастного старика. Он сел и забормотал:
– Не надо было делать этого. Не надо было бы это делать.
Чарли молчал. Он не знал, что говорить, минуту он даже не знал, куда смотреть. Дядя Том заговорил первым.
– Если человек решил уехать, его не остановишь, – медленно сказал он. – Теперь она уедет, теперь она, конечно, уедет. Как примет это мать, не знаю.
– Не надо ругать ее, дядя, за то, что она хочет уехать, – сказал Чарли. – Она права. Что ей здесь делать?
– Это ее дом.
– Да, но всё сейчас не так, как было раньше.
– Ты хочешь сказать, что теперь мы годимся только на свалку? Что если ты не можешь заработать на жизнь, значит, ты уже бездомный? – горько спросил дядя Том. – Так, что ли? Может быть, ты прав, может быть, и прав.
– Я этого не говорил, – запротестовал Чарли.
– Э, нет. Ты как раз сказал это, дружище.
– Она сама позаботится о себе. А здесь это невозможно. Для девушки сейчас есть только два пути: или найти работу, или выйти замуж. Она думает, что найдет работу получше, если уедет. Я тоже так думаю. А если она собирается замуж, так для нее будет лучше, если она сделает это где-нибудь, а не здесь. Вы ведь не хотели бы видеть, что она выходит замуж за какого-нибудь приятеля Джонни.
– Не хотел бы. Но мать и я боимся, что если она уедет, то попадет в беду.
– Может быть, а может быть, и нет, – ответил Чарли, который знал Мэдж сейчас намного больше, чем неделю назад. – Она и здесь, даже скорее, чем где-нибудь, может попасть в беду, в какую хочешь беду. За эти дни, дядя, я кое-что повидал здесь.
Мэдж сошла вниз в шляпке. На ее лице пудры было больше, чем обычно. Не говоря ни слова, она направилась к двери.
– Послушай, Мэдж, – смущенно окликнул ее отец. – Я жалею, что ударил тебя.
– Я тоже об этом жалею, – ответила она и ушла.
Дядя Том смотрел в одну точку и вздрагивал. Наступило молчание.
– Как ты думаешь, сегодня она не уедет? – спросил дядя у Чарли, глядя на него с надеждой.
– Нет, не уедет, – заявил Чарли. – Сейчас она просто пошла рассказать всё своему парню. Она никуда не тронется, пока не будет уверена, что получит работу. Так что успокойтесь, дядя.
Некоторое время они молча курили, Чарли раздумывал над тем, что ему делать дальше. Собственно, всё, что он должен был сделать здесь – отправить в лечебницу тетушку, – было сделано. Теперь следовало подумать и о себе. Ответа от Хьюсона он не получил. Ждала ли «Дейли трибюн» его вторичного приезда в Лондон?
Всё решил Джонни. Джонни ушел из дому сразу же после отъезда матери. Он вернулся за сигаретами.
– Говорят о России, – начал Джонни, найдя сигареты, – а чем здесь лучше? Называется свобода!
– Ну, чем опять недоволен? – проворчал отец.
– Приятель сказал мне – об этом есть в вечерних газетах, – что полиция сцапала парня, который недавно был здесь и толковал с нами. Они поймали его в Лондоне – в твоих краях, Чарли, – и просто ни за что ни про что, потому лишь, что он красный. А всего месяц назад он толковал с нами. Теперь они его засадят.
И Джонни направился к двери.
– Как его фамилия? – без особого интереса спросил Чарли.
– Кибворс, – бросил Джонни и ушел, не заметив, что это имя произвело такое же впечатление на Чарли, как если бы в комнате разорвалась бомба.
– Кибворс, – повторил Чарли, уставившись на дядю и не видя его.
– В чем дело, паренек? Ты знаешь его?
– Да, немного знаю.
– Ну и что? Во всяком случае печалиться об этом особенно нечего. Не обращай внимания на Джонни. Я думаю, что этот человек что-то сделал, чего делать не следовало бы.
Чарли не ответил. Он был чем-то озабочен, и дядя решил переменить тему.
– Послушай-ка, паренек, – начал он, – ты уверен, что можешь заплатить за тетку! Я хочу сказать тебе, что лечение не так-то дешево стоит.
– Всё в порядке, дядя. Я могу заплатить.
– Что ж, с твоей стороны, паренек, это очень хорошо. Ты получил в Лондоне деньги? Да?
– Да, – не скрывая, ответил Чарли. – Мне дали пятьсот фунтов.
– Пятьсот фунтов! Ого! Кто дал?
– Газета «Дейли трибюн».
– Понятно. Что же, пятьсот фунтов для них комариный укус, я так считаю. Но так или иначе, пятьсот фунтов – очень большие деньги. Многие люди совершили удивительные дела, спасая жизни людей, ценности и тому подобное, и не видели и пяти фунтов, не говоря уже и пятистах. Пойми, Чарли, я не говорю, что ты не заслужил этих денег. Я уверен, ты заслужил их.
– Но, знаете, дядя, я не заслужил этого, – с отчаянием сказал Чарли.