Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 40 из 57

– Но почему? Что случилось? Они тоже были, как вы говорите, излишни?

С минуту дядя молчал. Потом медленно заговорил:

– Когда я начал здесь работать, хозяином был сам старый Стерк. Тяжелый был человек, дьявол настоящий. Он выжимал из нас за каждый пенс всё, что мог, и после этого мог наплевать тебе в глаза. Но, честное слово, при нем заводы никогда бы не закрылись. Но так или иначе, он умер, воюя с нами. У него осталось два сына. Они сделали из его заводов акционерное общество. Завели управляющего. Потом, насколько я разбираюсь в этих вещах, один из лондонских дельцов купил заводы, скупил со всеми потрохами, и стал поднимать и поднимать акции, пока акция «Стерков» в пять фунтов не стала стоить тридцать пять. А тут кризис, и раз – всё лопнуло. Но, говорят, сыночки Стерка не пострадали. Продали акции хорошо и гладко, поместили деньги в военный заем и еще куда-то и живут себе с семьями в Лондоне. Один заседает в парламенте, конечно, консерватор, чего еще надо? Ручаюсь, они теперь забыли, что есть какой-то Слейкби. Жаль, что мы не сумели продать то, что было у нас, правда, дружок? А вот старик-хозяин не сделал бы такого. Заводы его бы работали, пока бы он сам не вылетел в трубу. Вот что такое теперь «Стерки». Вечная память. Да покоятся они в мире.

Они опять стали смотреть на хмурую реку, у которой насильно отняли ее ремесло, но оставили ей, как и городу, грязь и мусор – он и теперь выглядел таким же, как и тогда, когда каждая фабричная труба выбрасывала в небо тучи черного дыма. Слейкби не был особенно грязным городом, как обычно бывают грязны промышленные города. Чарли, наглядевшись на маленькие закопченные промышленные города Средней Англии, всегда считал Слейкби сравнительно чистым городом, но после лондонского Вест-Энда Слейкби показался ему грязным. Пожалуй, он сейчас был грязен от запустенья, а не от промышленных отходов. У некоторых прохожих, бесцельно слоняющихся по улицам, был тот же вид – грязные полосы, серая немытая кожа, словно о них некому было позаботиться. Город выглядел как после долгой забастовки. И в Бендворсе и в Аттертоне хватало безработных, но в Слейкби их было больше, чем тех, у кого была работа. Очень немногие из них получили земельные участки – Том Аддерсон подал заявление на него, – некоторые занимались учебой, но большинство было занято тем, что ходило на биржу труда, к дому уполномоченного и в тому подобные учреждения.

Они наполняли улицы, слонялись без дела; у них не было ни денег в карманах, ни пищи в желудках, ни крови в венах, ни самой маленькой надежды.

Когда они пришли на Черч-гейт, главную в городе улицу, дядя сказал:

– Понимаешь, Чарли, всегда так – пошел город вниз, и с ним идут все, кто живет в нем. Не только те, кто строят машины и корабли, – закрываются дюжины магазинов, а те, что работают, тоже еле-еле сводят концы с концами. Кассиры, клерки, другие служащие – все остаются без работы. Это у нас самая богатая улица и на вид она вроде ничего, но если вглядеться повнимательней, то увидишь, что она тоже покатилась под гору. Как все мы. Торгуют хорошо только магазины Вулворта. Остальные не особенно процветают, согласен?

Чарли согласился. Потом он увидел на перекрестке два очень внушительных новых здания, занимающих углы улиц. Оба здания резко отличались от всех, что были рядом с ними. Чарли спросил, что это за дома.

Дядя негромко засмеялся.

– Пойдем посмотрим, – предложил он. Они перешли улицу.

– Банк, – прочел Чарли.

– Ага, оба – банки. Зайдем-ка в этот. Там есть на что посмотреть. Конечно, для того, кто приехал из Лондона, это не новость, но для Слейкби они новинки. Пошли.

Внутри здание оказалось еще величественнее – мрамор, нержавеющая сталь, красное дерево, хрусталь.

– Влетело это им в копеечку, – отметил Чарли.

– Да. Говорят, что внутри, в кабинете управляющего и других таких комнатах, голова кругом идет от роскоши. Второй банк тоже такой же. Один построен в прошлом году, другой в позапрошлом.

Они вышли из банка и когда отошли шагов на двадцать от него, дядя остановился и пристально и долго смотрел Чарли в лицо.

– Вот что, дружок – начал он, – согласен, что оба эти банка просто шикарные?

– Да, шикарные.

– Шикарные, но я хочу знать – почему! Сам город – излишен, можно сказать, мертв. Верфи демонтированы, заводы закрыты, торговли нет, и всё – кто без работы, а кто едва-едва сводит концы с концами. Ведь так? Всюду одно и то же, а если где лучше, так не намного. Во всей стране ни торговли, ни работы, так, дружок?

– Так, дядя. Везде, где я был, – одинаково.

– Так как же, черт побери, банки строят такие дома? Если банки существуют для нас, если они разделяют с нами всё, тогда для них тоже должен быть кризис, тогда и для них должно быть задачей, где найти денег, чтобы подкрасить их, тогда их служащие тоже должны носить рубашку поверх штанов. Но вместо этого банки строят для себя мраморные дворцы. Они гребут денег больше, чем могут истратить, иначе они бы не тратили их на такое.

– Пожалуй, так и есть. Зачем бы им тогда строить такие вот дома здесь?

– А если так, то они не разделяют с нами всё, – зло продолжал дядя. – Тогда это называется «Было бы мне хорошо, а на тебя наплевать». Кажется, мне, паренек, что чем хуже приходится нам, тем больше зарабатывают они. Когда мы, чтобы не протянуть ноги, перейдем на редьку, банкиры начнут думать, а не отделать ли им банки золотом? И кончится тем, что Слейкби превратится в кладбище длиной в пять миль, в нем останется два работных дома для тех, кто еще кое-как тянет, и дюжина банков, каждый в двадцать этажей, усыпанных бриллиантами.

– Когда видишь, до чего вы тут дожили, начинаешь думать, что эти банки просто издевательство, – согласился Чарли.

– Да, паренек, голое издевательство. Я не принадлежу к красным и не строю из себя человека, который разбирается что к чему. Каждый раз, когда я пытаюсь разобраться в жизни, я вижу, что голова у меня не очень соображает. Но те, кто говорят, что на нас наживаются банки, кажется мне, знают, что говорят. Пожалуйста, доказательства прямо на улице. Заводы закрываются, а банки открываются. А если сделать по справедливости? А если сделать наоборот? Чтобы работали заводы, а банки закрывались? А если построить мраморные машиностроительные заводы и отделать золотом судоверфи? Мы тогда выделим милостыньку и банкам и посмотрим, больше мы им дадим, чем они дают нам сейчас, или нет.

– В Лондоне я встретил одного чудака, очень богатого, – начал Чарли и рассказал дяде о встрече с сэром Эдуардом Каттербердом, который считал, что над теми, кто занимается финансовыми делами, висит проклятие. – Наверное, свихнулся маленько.

Дядя Том жадно слушал его, и Чарли был рад, что дядя сейчас похож на себя прежнего больше, чем утром, когда казался растерянным, потерявшим всякую надежду человеком. Скоро он узнает, что сделает Чарли для тетки Нелли. Когда он узнает это, он почувствует себя немного тверже на ногах.

Часов около пяти они пришли к доктору. В комнате ожидания было довольно много больных. Чарли отделался от дяди под предлогом, что дяде у доктора делать нечего, и будет лучше, если дядя пойдет домой Чарли пришлось ждать три четверти часа, на протяжении которых ему не давал скучать человек в ярко-зеленом кашне. Этот пациент очень подробно и с явным удовольствием рассказывал о том, что ему пришлось перенести две серьезных операции, вызванных длительным обострением гастрита. Некоторые симптомы этой болезни Чарли подозрительно отметил и у себя, вспомнив о случившихся с ним раз или два коликах, чему человек в кашне почти что обрадовался.

Доктор Инверюр был похож на ушедшего на покой грузного пожилого боксера тяжеловеса. У него было медно-красное, удивительно злое лицо. Глаза его, влажные, налитые кровью, так и пылали яростью. Но когда Чарли вошел, он кинул на него быстрый и хитрый взгляд.

– Кажется, я вас не знаю, – прорычал он. – Что с вами? На мой взгляд, вы здоровы.

– Точно, здоров, – спокойно ответил Чарли.