Страница 19 из 30
– Что будете предпринимать?
– Будут ли ваши рекомендации, Василий Васильевич?
– Гм-м. Как его? Лейтенант Ковалев? Отправьте его на самый дальний блокпост, никаких внешних связей. Подписку о неразглашении. И последите за ним. Если даст хотя бы намек для подозрений, сразу изолировать. Приглядимся к нему, может в будущем этот лейтенант нам пригодится.
– Понятно, – Астафьев сделал себе пометку в папке, – что делать с майором?
– Корреспондент, значит... «Эхо Москвы», значит... Организуйте ему «несчастный случай при исполнении служебных обязанностей». Семье – денежная компенсация, квартира и так далее.
– Понятно, записал.
– Кто был ответственным за передачу документов?
– Полковник Климов. Он отвечает за ряд позиций Южного снабжения со стороны Ставропольского направления.
– Разжаловать в капитаны, отменить выслугу лет, снять персональную надбавку и отправить переводом в Мурманск!
– Понял, Василий Васильевич, записал.
– Хотя нет... Ему тоже несчастный случай...
– Понял.
– Что еще?
– У меня все, Василий Васильевич.
– Дело есть, Федор, у меня к тебе.
– Слушаю, Василий Васильевич.
– Вот фотография. Сними сейчас копию, оригинал верни. Выясни, ну, ты понял, все об этом человеке. Хорошо?
– Так точно, Василий Васильевич. Сделаем!
Спустя пару минут Астафьев вернулся, отдал фотографию Будину и снова откланялся. Василий Васильевич взял фотокарточку и отнес обратно в сейф. В тот момент, когда он клал на место папку с возвращенным снимком, вдруг из сейфа выпала и плавно опустилась на ковер какая-то фотография. Президент наклонился и поднял выпавший снимок.
Спустя мгновение настроение президента кардинально поменялось. Тонкие губы пришли в движение, натянутые щеки покраснели, а глаза запылали гневом. Он узнал эту фотографию. Почему-то, он думал, что избавился от нее. Хотя, нет, он вспомнил! Он не смог порвать ее в прошлый раз. И в позапрошлый не смог. И еще раньше...
На снимке важный, красивый, сильный президент Российской Федерации стоял на подиуме рядом с другими влиятельными лидерами сильнейших государств мира. Он был наравне с ними – такой же влиятельный, такой же мировой лидер. Таким считал он себя. И до этой встречи он был уверен, что и другие так считают. Но это встреча была последняя для президента России с сильными мира сего. Саммит «большой двадцатки «G20» в Австралии Будин запомнил на всю жизнь. Такого публичного позора как тогда, он не испытывал никогда. Его опустили, как последнюю «шестерку». Казалось, каждый имел за честь подойти и выказать презрение к его особе. Его, великого Будина, президента могучей ядерной державы заплевали как подзаборного бомжа. Сгорая от стыда и ненависти, униженный Будин тогда досрочно покинул саммит, мотивируя каким-то бредом про неотложные дела. Даже четыре военных корабля, которых Будин притащил за собой на саммит, не помогли избежать позора.
На фотографии президент России выглядел красивым, сильным, еще достаточно молодым, но бесконечно печальным и совершенно одиноким среди равных ему улыбающихся президентов. Как прокаженный, он стоял сам, с краю. Даже те несколько метров, которые отделяли его от остальной группы людей, казались непреодолимой пропастью. Тогда на обеде, он помнил, тоже никто не составил ему компанию. Еще он помнил, как перед россиянами этот позор пыталось «замазать» российское телевидение, но от этого стало только хуже. Один недоучка-ведущий додумался заявить, что «особы царских кровей принимают пищу отдельно от челяди, поэтому наш президент завтракал принципиально в одиночестве». Будин готов был тогда самолично придушить этого лизоблюда! Эту фразу народ поднял на смех, перефразируя, мол, с «петухами» на зоне никто не ест за одним столом. Но это было давно. В прошлом. И это прошлое хранится в одной из позолоченных папок, в секретном стальном сейфе, и только у одного человека есть ключ к этому прошлому. Кстати, потом этот ведущий куда-то исчез… Как же его звали?
Василий Васильевич немного успокоился, разгладил помятую фотографию и опять положил в сейф. Прошлое, каким бы оно не было, снова было под замком.
Василий Васильевич Будин подошел к окну. За разрисованным морозом пуленепробиваемым стеклом кружились на ветру снежинки. Внизу под окном человек лопатой усердно расчищал дорожки. Будин наблюдал за работой дворника и думал о великом. «Особы царских кровей принимают пищу отдельно от челяди...», – а ведь тот ведущий новостей, как впоследствии оказалось, дело говорил! Ай да сукин сын! Может быть, зря он тогда намекнул Астафьеву, что ему не нравится телеведущий? Да ладно, не зря, вон их сколько развелось, дикторов...
«Особы царских кровей»... Будин развернулся от окна и подошел к коммутатору.
– Семен, вызови мне Казимирова!
Казимиров Иван Арнольдович был главным кремлевским политтехнологом. Все, что вещается с экранов телевизоров, печатается в прессе, распространяется в виде слухов и так далее, все рождается в светлой извращенной голове господина Казимирова и в головах его безумных сотрудников. Само собой разумеется, все это делалось под руководством президента Будина. Он приветствовал идеи Казимирова, даже приходилось порой придерживать его сверхнапористый молодой запал. Но ничего, какой бы не была крупной ложь, это делалось во благо. И россияне, это главное, все проглатывали не разжевывая. От детских книжечек с современными патриотическими сказками и от школьных предметов «Новейшая история Российской империи» до широкоформатной затянувшейся эпопеи с «бандеровцами-фашистами», «Киевской хунтой» и «злыми тупыми американцами».
– Василий Васильевич, здесь Казимиров.
– Пусть войдет. Да, Семен, коньяка еще принеси.
Иван Арнольдович был высоким, худым сорокалетним мужчиной с седеющими висками, которые он успешно подкрашивал. Мягкие манеры и мелодичный голос, элегантный чуб и бородка, острый нос и чуть растопыренные ушки. А еще Казимиров очень любил золото, это было заметно по дорогим золотым перстням, браслету и тяжелой золотой цепочке на шее. На запястье красовались золотые часы. Запонки модной полосатой рубашки тоже были золотыми. Была еще недавно серьга в ухе. Но Василий Васильевич это не приветствовал и постоянно делал замечание своему главному политтехнологу. Тот спокойно их игнорировал, пока Будин как-то в гневе не выдрал сережку из уха Казимирова. Больше он ее не носил. Кстати, была еще одна серьга на теле Казимирова, но об этом Василий Васильевич даже не мог догадываться.
– Добрый день, Василий Васильевич, – пропел мелодичным голосом Иван Арнольдович.
Будин предполагал, что Казимиров мог быть иной сексуальной ориентации, что в России жестко преследовалось уголовным кодексом. Но он ценил этого человека как специалиста, как лучшего в своем деле, поэтому не замечал его странности. Но это пока, а там будет видно.
– Приветствую, Ваня, приветствую. Коньяк будешь?
Семен как раз занес бутылку коньяка.
– Спасибо, не откажусь.
– Ты извини, пьем грузинский. Семен, скотина, не может организовать нормального коньяка, приходится пить это...
Личный помощник сглотнул и опустил взгляд.
– Сараджишвили, – промямлил Семен.
– Что?
– Коньяк так называется, Василий Васильевич.
– Гм-м... Ты видишь, Ваня, с кем мне приходится работать? Пошел вон!
Семен забрал поднос и выбежал из кабинета.
– Присаживайся, Ваня, не стой.
Казимиров был, чуть ли не единственным человеком, который стоял перед президентом России, не сутулясь, в полный рост. Но, как известно, Василий Васильевич этого не любил. Поэтому Казимиров был, чуть ли не единственным человеком, которому президент России предлагал присесть.
Иван Арнольдович элегантно выгнул спинку, присел на краешек стула и грациозно закинул ногу за ногу. Будина всегда бесило, как он это делал. Чтобы не смотреть на это безобразие, он отвернулся, достал пару бокалов и налил коньяка. Один бокал взял себе, другой предложил Казимирову.